Море. Любовь

Примерно через час стандартной болтовни, направленной на узнавание друг друга, Джемиль сказал, что ему нужно на пять минут отлучиться, чтобы сбегать на свое рабочее место и узнать, все ли там в порядке. Мне такой расклад жутко не понравился, и моё категорическое «нет» сложно было сломить его умоляющими доводами. Только сейчас я понимаю, что, возможно, бедняге элементарно могло понадобится посетить уборную, но тогда для меня было делом чести отстоять свое решение. Джемиль не унимался, и это начало довольно сильно меня раздражать. Когда в третий раз он попросил разрешения сбегать к себе, в голове я для себя уже составила коварный план дальнейших действий. «Раз уж это местный плейбой настолько избалован женским вниманием, что совершенно ни во что не ставит время девушки, с которой находится на свидании, думаю, ему не помешает принять от меня пару уроков этикета…». Я сказала Джемилю, что согласна подождать его пару минут, и он счастливый помчался в сторону своего фотостенда. Конечно же, у меня не было никакого желания поздним вечером коротать время в одиночестве, и я сразу же поспешила к себе в номер, переживая, что не успею до него дойти прежде, чем этот Пегас прибежит обратно. Так и закончилось наше первое свидание. И я ликовала, что сумела сделать так, что оно не завершилось по стандартному турецкому сценарию.

Кемер

Кемер утопал в соснах, море и солнце. Многочисленные, построенные за последние 60 лет, отели не нарушали прекрасного единения города с природой. Ей он принадлежал всецело. Монументальная гряда Таврских гор нависала над морем, подобно страстному танцору, который в неистовом танго склоняется над своей партнершей. Горы на этом участке Средиземноморского побережья играют доминирующую роль. В апреле их заснеженными вершинами можно любоваться прямо во время купания в уже достаточно теплом море, которое в Турции называют «акдениз», то есть «белое море» (Ak – белый, deniz – море). Именно так его назвал султан Сулейман Великолепный, когда впервые увидел берега Анатолии.

Если встать рано утром и отправиться на пляж, вся поверхность морской глади кажется белоснежной, жемчужной – как будто бы покрытой тонким нежным слоем пудры или снега. В зависимости от времени суток море в заливе Антальи меняет свой цвет: на рассвете оно белесое, словно бутон только что распустившейся белой лилии, днем приобретает яркий и насыщенный синий оттенок, а вечером, в лучах закатного солнца – розовеет и медленно превращается в прохладную спокойную серебряную лаву.

В древности местность, в которой сейчас находится Кемер, располагалось античное государство Ликия. На его территории проживали выходцы с Крита и потомки лувийцев, мигрировавшие с Балканского полуострова. Ликия процветала и была хорошо развита, у её жителей даже была своя письменность и приличная архитектура. С середины XVI в. до н. э. Ликия последовательно завоевывалась персами, Александром Македонским, Римской и Османской империями.

На месте нынешнего Кемера во времена существования государства Ликия располагался город Идирос. После завоевания турками он стал именоваться Эскикёй (Eskik?y – в переводе с турецкого «старая деревня»). На протяжении веков люди, проживавшие в непосредственной близости от гор, страдали от постоянно сходивших здесь селевых потоков. Чтобы обезопасить местных жителей, с 1910 по 1917 год государство построило специальное поддерживающее сооружение, стену, которая протянулась вдоль гор на 23 км. Именно благодаря ей Кемер и получил свое нынешнее название. Кемер в переводе с турецкого означает «пояс, ремень».

До 1960 года попасть в Кемер можно было только на лодке со стороны моря. Чтобы создать здесь курорт, пришлось построить дорогу с горными туннелями, которая в некоторых местах буквально прорывается сквозь скалы.

* * *

На следующий день на пляже, едва успев удобно устроиться в своем уютном шезлонге, я опять увидела перед собой знакомое лицо. «Is it 5 russian minutes?» – с улыбкой спросил оно. Я начала извиняться, что так внезапно ушла со свидания, и на будущее посоветовала впредь никогда больше не заставлять женщину ждать. Как оказалось, Джемиль совершенно не ожидал, что я могу вот так уйти. «Не привыкший получать уроки от женщин» – заключила я. Как потом оказалось, он очень переживал, что со мной что-то случилось, бегал и искал меня, а потом долго сидел на пирсе один. После этих слов мне стало немного стыдно за свое поведение, и мы договорились, что вечером, после того, как я уложу сына спать, мы встретимся снова, и я предоставлю ему шанс реабилитироваться.

* * *

На втором свидании Джемиль поразил меня знанием русской классической литературы и древнегреческой мифологии. Не скрою, что была приятно удивлена этими открытиями. Мы разговаривали на английском и забывали, что ведём беседу на чужом языке – настолько легким и непринужденным было наше общение. Он мог долго рассказывать о греческих богах и их приключениях, а я с раскрытым ртом слушала, не показывая вида, что понимаю только процентов тридцать из всех сказанных им слов. Джемиль сразу определил, что я Гера. Я мало что знала о мифах Древней Греции, поэтому не сразу поняла, что значит это сравнение. Об особенностях характера этой богини я узнала чуть позже.

Любовь и море

Мне всегда казалось, что любовь и море – самая красивая пара в мире. Цельные, наполненные, живые и щедрые, объединяясь в союз, они неизменно превращаются в мегаконцентрированный эликсир счастья. Когда эти двое вместе, жизненные цвета приобретают настолько яркие и насыщенные оттенки, что память просто не в состоянии их забыть. Она хранит эти воспоминания об умении жить во всей полноте и красоте каждого мгновения подобно драгоценности. Наполняя шкатулку редкими сокровищами, которые в старости люди извлекают, чтоб вспомнить, что и в их жизни когда-то было острое, незабываемое счастье.

Море всегда было моим учителем: рядом с ним я начинала иначе смотреть на окружающие меня вещи и глубже чувствовать красоту каждой составляющей сущего. Будь то жестокое, но притягательное солнце, или терпкий пьянящий аромат витиеватых сосен. Море всегда было для меня тем гуру, которым я безоглядно и по-детски восхищалась. Оставаясь собой, оно никогда не было одинаковым. Оно озаряло своим присутствием все вокруг, наделяя каждую мелочь, будь то маленькая ракушка на берегу или размеренный послеполуденный сон, смыслом. Оно всегда оставалось в моем сердце и было тем счастьем, о котором невозможно забыть. И каждый раз я стремилась к нему с такой неподдельной радостью, с какой дети стремятся начать новое приключение.

* * *

Мне часто не хватает моря.
Его отсутствие – соль на моих губах
И привкус ожидания во рту
Как после поцелуя.
Мне часто не хватает моря.
Я его ревную.

Мне часто не хватает моря,
Его прикосновений чутко-равнодушных,
Волос от его рук – игриво-непослушных.
Я так люблю смотреть в его глаза,
В которых так бездонно-бесконечна бирюза.
И запах ощущать на коже,
Оставленный свиданием лишь с ним.
Мы с ним порою так похожи.
Мне кажется оно родным.

Мне часто не хватает моря.
И этот затянувшийся роман
Нет смысла завершать:
Я столько раз с вещами уходила…
Я столько раз сама себе твердила…
Но оба знали: я вернусь опять.

Мне нестерпимо не хватает моря.
Оно свободно, и не может быть моим.
Любить его – мое благословенье, а не горе.
Мой крест – не быть любимой им.

В отличие от моря, про любовь в свои 26 я знала намного меньше. Она всегда была для меня неуловима и трудноопределяема, но по силе своей энергетики, как ничто другое созвучна морю. Любовь полирует человека, как море обтачивает скалы, создавая из его первоначального несовершенства нечто правильное и достойное.

Любовь и море всегда казались мне прекрасными партнерами, похожими и непохожими друг на друга. В каждом из них была и буря, и безмятежность, мощная безудержная сила, сменяющаяся податливой, обволакивающей слабостью.

Любовь вмегда оставляет людей в недоумении. Она оглушает, озаряет, ослепляет, делает тебя беспомощным и при этом необыкновенно сильным. Она соединяет противоположности, разбивая все твои наработанные в течение жизни правила и установки. Заставляет идти против себя, расширяет границы, делает тебя больше, масштабнее, шире и выше. Она взращивает тебя, как строгая, но заботливая мать, отлучающая трехлетнего ребенка от груди ради его же блага, свободы и независимости. Делает тебя собой и впервые открывает тебе твою истинную сущность.

Когда-то люди обожествляли море. Точно так же я всегда обожествляла любовь. Я знала, что она, как и море, накатывает полноводными, всепоглощающими приливами и остужает пыл мучительными, обнажающими раны, отливами. И когда тебе наивно кажется, что ты познала ее целиком и больше не зависишь от частой смены её настроений, жестоко и без снисхождения снова ставит тебя на место и дает понять, что если и есть на этой Земле что-то могущественнее и сильнее человека, так это она.

Любви неведомо сострадание. Она не щадит, не сочувствует, бьёт больно и безжалостно. Ведь нет ничего слаще горечи любви, и нет ничего прекраснее её надменного, величественного и молчаливого распятия. Каждый, кто хотя бы раз вкусил её незабываемый сладковато-горький вкус, никогда не пожелал бы избежать этого смертоносного и губительного яда.

* * *

…А потом был поцелуй. То, что я хочу поцеловать Джемиля, я почувствовала еще на первом свидании на пирсе. Но это было бы слишком просто. Поэтому я решила до последнего не сдаваться, хоть и понимала, что сама продержусь недолго. Всячески уклоняясь и оттягивая момент, я все-таки не смогла этого избежать. Это было странно и непривычно. Настолько, что я с трудом прервала этот энергетический поток магических ощущений и сказала, что мне пора идти…

Чуть позже я заметила, что Джемиль немного сконфуженно чувствует себя на наших встречах. Он как шпион постоянно озирался по сторонам и старался лишний раз не мелькать со мной около рецепшн. Объяснял он это тем, что начальству лучше не знать про его отношения с постоялицей отеля. Даже специально брал фотоаппарат, чтобы наше совместное шествие выглядело не как свидание, а как рабочая встреча, то есть фотосессия. А я-то думала, что работникам гостиниц их боссы даже приплачивают за романы с туристками, и это отличный способ привлечения дополнительной клиентуры на курорт. Когда мой кавалер услышал об этом, он долго не мог поверить, что среди русских действительно ходят такие ужаснейшие и нелепейшие слухи. Да нет, почему именно среди русских… Об этом я узнала из американского фильма «Грязные танцы».

* * *

На следующий день я, как ленивый морской котик, вальяжно лежала на пирсе с закрытыми глазами и впитывала влажной солоноватой кожей безжалостные лучи южного солнца. Мне всегда нравилось это опасное удовольствие. И я совсем не хотела видеть перед собой того, кому вчера дарила ускользающий трепет губ. Но интуиция у мужчин развита хуже, поэтому материализуются они обычно в самый неподходящий для женщин момент.

Джемиль возник передо мной такой довольный и воодушевленный, как будто накануне вечером получил с меня клятву быть его на веки веков. Неудивительно, что он был так счастлив: мужчина, одаренный поцелуем, неминуемо охвачен мыслью о вторжении и на другие неизведанные территории. Ему сложно понять, что женщине не всегда интересно продолжать игру. Особенно тем, кто привык к тому, что в конце пути ее неизбежно ждет разочарование.

Именно поэтому я была с ним жестока и немилосердна. Сказала, что мне нужен отдых, и я вовсе не хочу проводить с ним все дни напролет. Цинично и правдиво. А тогда я боготворила правду во всех ее, даже самых глупых, проявлениях.

Мой новый друг страшно разозлился на мои слова и как ошпаренный унесся со скоростью света, сказав, что, «тогда ему тоже нужен от меня отдых».

Я осталась довольна. Мне понравился его неуместный запал и бурная вспыльчивость, которой я не ожидала, но которую так часто замечала и в себе. Наверное, именно она, ближе к вечеру заставила меня проникнуться к изгнанному из рая нежностью, пропитанной приятной примесью чувства вины, и с повинной головой прийти к его рабочему месту. И ему ничего не оставалось, как простить меня.

* * *

Четвертое свидание отдавало душистым ароматом черешневого вина и определенной степенью доверия друг к другу. Зная о том, какие мы в поцелуе, мы не знали о том, что таится за чертой, которую нам ничего не мешало переступить. И мы переступили. Забыв в пылу страсти о том, что знали о разочаровании, когда между двумя людьми нет самого главного – любви. И поплатились за это безликостью полета, который больше походил на жалкие попытки бескрылых взлететь в небо с помощью искусственно созданных конструкций. Мы не полетели. Мы рухнули вниз, и в этом не было ничего прекрасного. Все было огромной несуразной глупостью. «So far…No matter how close» («так далеко – несмотря на то, что так близко») – равнодушно сказала я, понимая, что нам не стоило переступать черты, не обладая такой роскошью, как настоящее чувство. Мы оказались вдвоем на этих простынях случайно. И хуже этого ничего нельзя было придумать.

И чтобы хоть как-то заткнуть тишину, возникшую между двумя малознакомыми людьми, я начала говорить. Рассказывать о своем пути к этой постели, чтобы хоть как-то оправдать себя. Не перед ним, перед самой собой. Я рассказала о муже. О боли, которая не оставляла мой мозг в покое ни на секунду. О непонимании, как жить с этой правдой дальше и о яростном желании ее преодолеть и убить любыми путями.

«Ты все еще любишь его, а я всего лишь средство, чтобы забыться и отомстить. Ведь так? Любишь?»

«Видимо, уже нет. Раз я здесь, с тобой.» – ответила я.

Мы проговорили до утра, и к моменту, когда вечный разоблачитель – рассвет, начал торопить нас своими, как рентген просвечивающими насквозь, лучами, мы поняли, что стали друг другу ближе. Что то неизмеримое многокилометровое расстояние, на которое нас отбросил друг от друга контакт наших тел, сократилось благодаря спонтанно-возникшей и неожиданной стыковке наших душ. Благодаря состраданию, в котором я так нуждалась в тот момент. Меня наконец-то поняли. Мне поверили. Меня приняли.

* * *