Лайки вместо цветов

– Ну, помнишь, ты предлагала мне поработать у вас на время декрета…

– Я? Нет. Ты просила, – Настя выплёвывала слова, как вишнёвые косточки.

Конечно, теперь будет злорадствовать. Из-за того что с утра Лера была честной. Мстить за правду – как это по-соломатински!

– О’кей, допустим. Я подумала, что не такая уж плохая идея… Можно попробовать что-то новое…

– Ну нет, Лера, – Настя усмехнулась. – Говори прямо: никуда больше не взяли?

– Да, а с чего ты?..

– Месяц назад закрылся «Мегаполис», полгода назад – «Hot». Безработных журналистов пруд пруди. Везде надо либо писать под заказ, либо платят копейки. И только у нас американский владелец, которому на курс рубля как-то плевать.

– То есть ты знала, что меня никуда не возьмут?..

– Ни секунды не сомневалась, – безжалостно отрезала Тихонова. – Дело уже не в квалификации, Лер. На место, которое освободилось в нашем журнале, стоит очередь из тридцати соискателей. Я могу замолвить за тебя словечко, попросить главреда тебя глянуть вне очереди… Но с твоим отношением… Вряд ли тебе что-то светит.

Вот тебе и тихоня Тихонова! Белокурый ангелочек с мурлыкающим голоском Мэрилин Монро! Значит, журфак даром не прошёл?..

– Тогда, может, замолвишь? – Лера сдержала сарказм.

– Я бы замолвила. Если бы утром ты повела себя как нормальный человек. А ты… Ты даже не можешь вежливо попросить, когда трезвая.

Лера медленно втянула носом воздух. Сосчитала до десяти. Потом до пятнадцати.

– Пожалуйста. – Одно-единственное слово пришлось выдавливать, как пасту из тюбика. – Ты не договоришься с главредом насчёт меня?

– Посмотрю, что можно сделать. Жди звонка. Всё, мне пора.

И Тихонова, не дав Лере опомниться, отключилась.

Полтора часа тянулись дольше, чем вся трилогия «Властелин колец» с перерывами на рекламу. И даже после этого вопиющего садизма Лера не удостоилась звонка. Телефон жалобно пискнул сообщением: «Собеседование сегодня в 17:16». Не в четырнадцать, не в пятнадцать – именно в шестнадцать минут. Видимо, проверка на вшивость. Что ж, пунктуальности Леру учили с детства.

Парадный пиджак слегка утратил первозданную красоту, поэтому пришлось его как следует встряхнуть и даже пробежать утюгом. Вытащить из сушилки новую футболку. Белую. Почти офисный планктон! Армейские штаны сменились чёрными джинсами, берцы – кедами. Эдак недолго и обабиться! А… Была не была. Красота требует жертв.

Для галочки потягавшись с кудрями расчёской, Лера тряхнула гривой, глянула в зеркало, поморщилась от сходства с Шер и, перекинув через плечо рюкзак, отправилась в святилище женской публицистики.

Редакция журнала «Gloss» поражала расходами на дизайнеров. Пожалуй, на деньги, которые содрал с руководства какой-то выпендрёжник за чёрно-белые стены и светильники, похожие на стекающие ртутные сопли, можно было бы накормить детей Ботсваны.

Лера всегда считала внешность вторичной, а одежду – не чем иным, как способом прикрыть наготу. Не больше. Но всё равно окружающая обстановка давила и выталкивала. Лера чувствовала себя пенопластовым поплавком, который безуспешно пытается погрузиться на дно. Девицы на ресепшен сидели с таким выражением лица, будто это они собственноручно сшили платье на последний концерт Мадонны. Снобизм можно было потрогать пальцами, а от флёра дорогих духов чесались ноздри.

Леру всё-таки пропустили внутрь, хотя в какой-то момент ей показалось, что помимо паспорта попросят показать ещё и лейблы на одежде. И Лера уже видела: вот она выворачивает пиджак, показывает иероглифы на этикетке, и большеглазую малышку в чёрном увозит «Скорая». Видимо, девушка тоже предчувствовала подобный исход, поэтому рисковать здоровьем не стала.

Лера пришла даже заранее, без пяти пять, но, чтобы уесть Тихонову своей математической пунктуальностью, ещё послонялась по фойе, прежде чем подойти к лифту. Отовсюду смотрели с фотографий модели от-кутюр. Как они это называют? «Напряжённый взгляд». Ещё бы! Будет он напряжённым, если стоять в позе человека с острой невралгией. Как ни старалась, Лера не смогла объяснить себе, зачем так выворачивать колени, делать плечи вперёд, локти назад, при этом страшно вытягивая шею. Высокая мода, куда деваться.

Ровно в семнадцать пятнадцать, захлёбываясь сарказмом, Лера поднялась на третий этаж, туда, где каждый день впахивала, как маленькая гламурная пчёлка, Настя Тихонова. Однако и здесь Леру ожидал сюрприз. Вместо того чтобы обрадоваться и выпалить нечто вроде «Ого! Вот это точность!» – Настя оцепенела с приоткрытым ртом.

– Ну что? – развела руками Лера, так и не дождавшись заслуженной похвалы. – Кто тебя не подвёл?

– Не подвёл?.. – Настя подавилась невысказанными словами. – Издеваешься?! Ты вообще слушала, что я тебе говорила? Тридцать человек на место!

– Так я ж не опоздала!

– При чём тут это?! Ты специально вырядилась, как… Господи, я даже не знаю, как это описать… Короче, как обычно?

– Ключевое слово «обычно». Я всегда так хожу, чего ты удивляешься?

– Я думала, ты догадаешься, что идёшь на собеседование в «Gloss»! Ладно, ты явилась в таком виде на встречу выпускников, я думала, ты сразу после… Не знаю… Интервью с танкистом. Но это… Вчерашний пиджак… Ну всё!

– Что?

– Всё! – Настя в отчаянии потёрла виски. – Теперь и тебя не возьмут, и меня уволят. Аделина взбесится.

– Что за Аделина? Главред?

– Боже, что я наделала… – простонала Тихонова. – Ведь чувствовала же: не надо… И зачем надо было пить и горланить Gaudeamus igitur[2 - Возрадуемся… (лат.) – студенческий гимн.]… Аделина убьёт меня…

– И за что, интересно? – Поставленный голос за спиной заставил Леру вздрогнуть и обернуться.

Женщина и говорила, и выглядела, как королева. Не старушка с букетом фиалок в шляпе, а та королева, которых высекают из мрамора, чьим именем называют фрегаты и лайнеры. Лера поняла сразу: перед ней та самая главред Аделина, и Настя боится её неспроста. Короткое чёрное каре, очки в роговой оправе, воротник-стойка. Ничего лишнего, а как красиво! И даже… Даже как-то мужественно, чёрт подери!

Пал Палыч был начальником Валеры много лет, иногда ругался, брызжа слюной. Вчера вот даже уволил. И всё равно она его не боялась. Шеф, с которым можно поспорить, ругнуться, даже вызвериться. Аделина вызывала необъяснимый паралич во всех конечностях и желание присесть в нелепом реверансе. Как завуч в католической школе для девочек или мадам в борделе.

Невысокий рост никак не сказывался на внешнем величии. Как вообще можно бояться человека, который дышит тебе в плечо? Маленькой хрупкой дамочки? Понять этого Лера не могла, но и справиться с собой – тоже. Впервые в жизни она стояла, проглотив язык, и не знала, что сказать.

– Аделина Викторовна… – Настя зачем-то вскочила и пригладила волосы. – Помните, я говорила вам… Ну, по поводу собеседования. Валерия Гинзбург, моя однокурсница…

– С Первого канала? Ну как же. Помню, помню. И уже навела справки. – Ухоженная бровь изогнулась, холодные голубые глаза хищно сузились. – Пройдёмте, Валерия. Посмотрим, что может предложить нашему изданию опальная журналистка.

Глава 5

Политика кнута и лайка

– Ты что, рамсы попутал?! Кинуть меня решил? – Ритусик срывалась на истошный визг. Её голос и без того нельзя было назвать приятным. Но теперь…

Матвей молчал и не шевелился. Боялся спугнуть остатки терпения. Хотел закончить всё по-английски. Тихо, цивилизованно. Он получил несколько приятных вечеров, – и, боже упаси, никаких ночей и уж тем более завтраков. Она – «мимишку» от «Картье». Казалось бы: носи, радуйся. А она швыряет в него уже третью подушку и орёт, как рождественский гусь накануне фаршировки. «Рамсы попутал»… Может, пора завести очки? Иначе как можно было не заметить куполов на этом тюнингованном теле?

– Кто она? – Ритусик вскочила с кровати, не потрудившись прикрыться.

Это был вызов. Мол, скажи мне, Матвей Соломатин, где ты нашёл женщину красивее меня? Предполагалось, видимо, что он посмотрит на сокровище, которое уходит у него из рук, раскается и сбегает за кольцом. Ага.

– Нет никого, – нехотя выдал он и тут же пожалел о сказанном.

– Мэ-э-т… – Ритусик резко сменила тактику, качнулась в его сторону, царапнула ногтем шею. – Ну зачем ты тогда меня дразнишь?

– Я никого не дразню. – Матвей отшатнулся и сунул руки в карманы – так оно надёжнее. – Просто прошу по-человечески: давай, ты сейчас оденешься и выйдешь…

– Что, не можешь сдержаться, когда я рядом? – Она плотоядно прищурилась.