Мандаринка на Новый год

– Ты отлично сказал о доверии, Марк! – Ей все-таки удаётся высвободиться из его рук. – Скажи мне, как я могу доверять человеку, который обманул меня?

– Зая, но это же ради нас…

– А меня спросить?

– Неужели ты совсем меня не хочешь, солнышко?

Такой прямой вопрос в лоб, что не отвертишься.

– Я хочу, чтобы мой друг не обманывал меня! – наконец нашлась она. – А ты мне заведомо солгал! Это нечестно, Марк!

– Заинька…

– Я ухожу!

– Любочка, ну куда ты пойдёшь? – Он попытался ее перехватить, но она ловко увернулась. – Без пяти одиннадцать, ты понимаешь? Останешься без звона курантов.

– Перебьюсь как-нибудь! – бросила она, торопливо натягивая короткую тёмно-коричневую норковую шубку.

– Люба, не дури! До Нового года – час!

– Мои проблемы. – Она застегнула молнию на сапожках.

– Будешь встречать Новый год на улице?

– Захвачу с собой главный символ праздника! – Она выпрямилась и посмотрела Марку в глаза.

– Ёлку?

– Мандарин! – Она взяла из вазы мандаринку, показала ее Марку и быстро сунула в карман. – Пока! Увидимся, когда ты подумаешь над своим поведением и осознаешь, что обманывать дорогую тебе девушку, даже из лучших побуждений, – нехорошо!

– Люба!..

Но входная дверь прощально хлопнула, и он остался один. Марк разозлился. Вот же стерва! Он привалился к стене. Динамит его который месяц. Но как же хороша! Личико, фигурка, но характер… Темперамент в постели, наверное, бешеный, только ломается долго. Надо придумать что-нибудь другое, чтобы ее в постель затащить. Честно говоря, устал уже ждать, но она определенно стоила потраченных усилий. Марк отталкивается от стены. Надо пойти открыть шампанское. Проводить старый год и заодно пораскинуть мозгами, как же ему все-таки затащить в кроватку неуступчивую красотку Любашу.

* * *

Всё в жизни когда-то случается в первый раз. Например, ты в первый раз оказываешься в последний час уходящего года на улице, в малознакомом районе, без малейших идей, куда идти. А и в самом деле – куда? Дома никого, родители отмечают праздник с друзьями в ресторане. Сестра встречает Новый год у себя дома, с мужем и маленьким сынишкой, да и в любом случае к Наде с Виком Люба до двенадцати не успеет – это на другой конец города. Домой, в пустую квартиру, торопиться и вовсе не хочется. И что делать? Встретить Новый год на улице, как предсказал ей Марк? А всё он виноват! Интриган чёртов! Если бы предупредил хотя бы…

Если рассуждать хладнокровно, то Марк прав. Их отношения давно пора переводить в горизонтальную плоскость. Хорошо воспитанный, в меру интеллигентный молодой человек из хорошей семьи, симпатичный, умеет красиво ухаживать. Собственно, стоит уже осчастливить парня тем, чего он так хочет. Заслужил, как минимум, своим долготерпением. И она себя настраивала на это. Просто вот так, с бухты-барахты, – нет, так она не может. Для этого нужно же собраться с духом и признаться Марку, что она… она… она в свои двадцать пять лет девственница! Идиотка, другими словами.

Люба шла по улицам, мерцающим всевозможными новогодними огоньками. Светло как днём, празднично. Удивительно многолюдно. Она даже не представляла, что за несколько минут до Нового года на улицах столько людей. Почему они не дома, не сидят за праздничным столом? Вот почему она оказалась в это время на улице, Люба совершенно точно знала. Из-за Марка! Шагая по незнакомой улице в совершенно неизвестном, случайно выбранном направлении, она размышляла. Как, пропади всё пропадом, она попала в это нелепое положение? Которое, между прочим, с каждым годом всё усугублялось. Если сейчас, в двадцать пять, ей неловко признаться парню, что у нее отсутствует сексуальный опыт, то что будет в тридцать? Нет, мысль странная, так далеко загадывать не стоит. И вообще, будет день – будет и пища. Надо жить настоящим.

А может быть, решить эту проблему радикально? Люба как-то в приступе ничем не обоснованного мазохизма произвела поиск в Интернете. Угу, нет ничего невозможного в наше время. Но… «искусственная дефлорация» – это звучало ужасно! Еще ужаснее, чем признаться в том, что ты совсем новичок в делах постельных. Нет уж, лучше все-таки как-то… как-то собраться с духом и решиться. Пока не поздно.

Самое обидное, что виновата в этой абсурдной ситуации оказалась Люба сама. Не было никакой возможности обвинить во всем чрезмерно строгих родителей, пуританское воспитание или психологическую травму детства и юности, как это было модно. Фиг вам, что называется. Нет, и родители у нее вполне нормальные, не ханжи, и на тему сексуального воспитания с ней и сёстрами мама говорила. И не только мама, к слову сказать, но и друг их семьи, хороший женский доктор тётя Даша Тихомирова. Уж после ее лекций вопросов точно не оставалось. Только вот теория у Любы кардинально разошлась с практикой. Причём из трех сестёр – только у нее одной. Собственно, если уж говорить совсем откровенно, именно тот факт, что их трое, и лежал, наверное, в основе ее теперешнего дурацкого положения.

Люба хмурится, прячет лицо в широкий ворот пушистой шубки. Попа и бедра начинают подмерзать в узких кожаных штанишках со щегольским золотистым напылением, но она упрямо продолжает идти, сама не зная куда, думая о своём.

Она обожала сестёр. Представить не могла, что можно жить как-то иначе – когда твоё правое и левое плечо не прикрывает по личному ангелу-хранителю. Ну, или по бесу-пакостнику – это по версии папы. В любом случае, то, что их трое – это было одной из основ ее личной вселенной. Это с одной стороны. А с другой… Ужасно хотелось быть единственной. Хоть для кого-то. Не было ни малейших сомнений в том, что она бесконечно любима родителями. Но она одна из трёх обожаемых дочурок. Одна из трёх.

Она для всех была одной из трёх сестёр-близняшек Соловьёвых.

Сестрёнок Надю и Соню это, похоже, совсем не беспокоило. А вот у самой Любы вызывало неконтролируемое желание чем-то отличаться от сестричек. Быть непохожей. Другой, не такой. Хоть в чем-то, а лучше – во всём. В том числе и… В общем, сейчас она пожинала плоды этого детского желания быть оригинальной, ни на кого не похожей.

Пока Надя и Софья постигали премудрости науки любви плотской, Люба гордо задирала нос и утверждала, что достойных кандидатур нет. Потом вошла в роль. А потом стало просто стыдно признаваться. По современным вольным меркам она была уже старой девой, иначе не скажешь. Когда она представляла себе диалог с потенциальным… избранником, то даже не могла вообразить, как она это ему объяснит, какими словами. Зато отчётливо представляла, что увидит на лице того, кому выпадет «честь». Жалость, недоумение. Смех, может быть.

Люба поморщилась, представив это воочию.

Именно из-за страха увидеть всё это, в первую очередь – насмешку над собой, она изображала пресыщенность и отсутствие интереса. А на самом деле она просто лузер. Секс-лохушка. Смешно, если кому рассказать. Но она с кем попало этим секретом делиться не собирается, а вот ей самой на эту тему смеяться давно уже не хочется. Ведь не рассосётся само собой. Надо что-то с этим делать. Надо… Но сегодня она в очередной раз струсила.

Нетрезвый голос вывел ее из задумчивости:

– Девушка, а пойдёмте с нами Новый год встречать!

Люба усмехнулась. Отшивать на раз, не теряя собственного достоинства и не оскорбляя, – этим навыком все сёстры Соловьёвы владели в совершенстве.

– Простите, спешу к любимому. – Она улыбнулась и действительно прибавила шаг.

– Эх, повезло кому-то! – крикнули ей вслед.

Угу, повезло. Знать бы еще кому.

Налетел порыв ветра, и она зябко поёжилась. Взгляд на часы – половина двенадцатого. Улицы опустели, все разбежались по домам, в тепло, к ёлкам, салату и шампанскому. А она тут, на промёрзшей улице. Внезапно защипало в глазах и носу. Жалко себя стало просто до слёз. Тут же всплыла в памяти андерсеновская «Девочка со спичками». Как так вышло, что она, Люба, дочь любящих родителей, обладательница двух сестёр, души в ней не чаявших, и кучи друзей и знакомых самых разных мастей, умница-красавица и прочее, оказалась в самый канун Нового года на улице, черт знает где? А где она, кстати? Люба оглянулась по сторонам. Странно знакомый перекрёсток… Напрягла память и зрение, выискивая еще детали в окружающих домах. Точно! Где-то здесь недалеко живут Самойловы!

Милая и интеллигентная тётя Юля, уютный и невозмутимый дядя Глеб, «рыжий орк» Варька, с которой всегда можно посмеяться, и «звероящер» Колька, с которым просто спокойно и надёжно. И тут же ей смертельно захотелось в тепло и уют квартиры Самойловых. Вспомнить бы еще, куда идти!

Еще двадцать минут стремительно уходящего года были потрачены на поиски нужного дома. Попытки дозвониться до Вари или Ника и уточнить адрес не увенчались успехом. Сеть занята, новогодняя ночь вступила в свои права. В конце концов, она нашла нужный дом. Но у подъезда ее поставил в тупик домофон. Помнит этаж. Помнит расположение квартиры, но какой номер? Тут, видимо, судьба решила ее пожалеть, и дверь сама распахнулась перед уже порядком подмёрзшей Любой. Из подъезда вывалился гражданин, явно успевший давно начать празднование.

– Ой, какая снегурка-а-а…

– И вас с наступающим! – пискнула Люба и проскользнула в подъезд. Лифт ждать не стала, что там, четвёртый этаж, делов-то. И по лестнице дробно застучали ее каблуки.

У двери квартиры Самойловых она перевела дух, посмотрела на часы. Без десяти. Отлично, она укладывается. Давя на кнопку звонка, Люба ощущала практически спортивный азарт. Она успела. Успела!

Спустя полминуты от этой уверенности не осталось и следа. Никто не торопился открывать ей дверь. А с чего она, собственно, решила, что Самойловы встречают Новый год дома? Вот в квартире Соловьёвых, например, сейчас темно и пусто. И у Самойловых, похоже, та же самая ситуация.

Люба устало привалилась к стене рядом с дверью. Перспективу встретить Новый год на улице сменил вполне реальный шанс сделать то же самое в подъезде. Здесь, конечно, теплее, но в целом… И вдруг загремел замок, Люба обернулась к двери. Та распахнулась. В дверях стоял звероящер Колька собственной персоной. Звероящер хмуро и недоуменно разглядывал ее, потирая ладонью грудь. На нём были изрядно помятые пижамные штаны в красно-белую клетку. На лице рыжая щетина и тёмно-розовое пятно на плече.

Люба улыбнулась.

– Привет.

– Привет, – невнятно промычал Ник, маскируя своей здоровенной лапищей богатырский зевок.

– Войти можно?

– Угу. – Еще один зевок на грани риска вывиха челюсти. Он отступил на шаг. Пригласил: – Заходи, Люб.