– Да начнётся шоу! – орёт Сом. Ему, в отличие от нас, не просто можно привлекать внимание, а даже нужно.
Выглядываю, чтобы увидеть, как друг поджигает фитиль.
– Ш-ш-ш-ш, – искры фонтаном вырываются из коробки.
Затем слышится характерный свист – заряды подлетают в воздух один за другим.
– Ба-бах! Ба-бах! – Тишина взрывается от оглушительных звуков. Небо озаряется разноцветными вспышками.
– Как красиво, – говорит Лена, выглядывая из-за моей спины.
Из музея никто не выходит.
Мало.
Подаю знак Сому.
– Да, чёрт возьми! – Друг не на шутку разыгрался. Думаю, продавать салют не так весело, как подрывать его в центре города. – Атомная бомба, твоё время пришло!
В ход пошла самая крупная чёрная коробка, на которой нарисованы череп и кости. Никита поджигает фитиль. Отбегает на расстояние. Не знаю, к чему готовиться.
Но к такому и не подготовишься. Близнецы Уизли точно бы одобрили.
Звук от этой штуковины в несколько раз громче, чем от предыдущей. Лена закрывается уши, когда свист режет, но уже в следующую секунду моя челюсть отваливается, а барабанные перепонки взрываются.
Девушка вскрикивает. Я прижимаю её к себе, обвив талию рукой.
Запрокидываем головы, чтобы увидеть, как по небу расползается огромный оранжево-красный шар, а с центра спускается ножка. Задыхаюсь от ужаса. Над нашими головами разрастается гриб, как при взрыве атомной бомбы.
Восхищает, завораживает, но и пугает до чёртиков.
Конечно, такое шоу уж точно не осталось без внимания. Мимо проходящие люди замерли, с шоком на лицах. Дверь музея щёлкнула, и из здания выскочил разъярённый медведь-охранник. Он, не закрыв дверь, бросился к Никите, глядя на небо и выкрикивая нецензурные ругательства.
Атомный гриб постепенно развеивается, но леденящее чувство не покидает тело. Никита же отбегает в сторону, поджигая следующую игрушку. Меньших масштабов.
– Пошли! Быстро! – командую я, видя, что охранник полностью зациклен на Соме, а на музей даже не смотрит.
Хватаю её за руку и почти втаскиваю в здание. На входе не темно. Закуток охранника ярко освещён. Телевизор шумит, передаёт новогодний парад звёзд. На столе пластиковые контейнеры с салатами, бутылка водки и прозрачный стаканчик.
– А он тут веселится по полной, – шучу я, но Лена не отвечает. Её глаза прыгают, словно зайчики.
Достаю телефон, включаю фонарик. Проходим вглубь. Выставку долго искать не пришлось. Она сразу за коридором, в первом зале.
Освещаю картины. Их много.
– Какая нам нужна? – Приспускаю маску, оборачиваясь к Лене.
– Не знаю.
Нужно пробежать по залу, освещая все картины подряд. Лена тоже включает фонарик. Разделяемся.
– Может, должно быть нарисовано зеркало? – предлагаю я.
– Может, и так.
– Есть что-нибудь знакомое?
Мы обошли весь зал, но взгляд не зацепился ни за одну картину. Ничего особенного. Много природы и какой-то антиквариат.
– Может, мы ошиблись? – Лена нервничает. Время щекочет натянутые струной нервы.
Мой телефон пиликает. Чертыхаюсь, хватаясь за голову.
– Сом говорит, что охранник выдохся.
Стоит мне это сказать, как дверь заскрипела, и в музей ввалился запыхавшийся охранник. Его дыхание соперничает по громкости с салютом. Меньше нужно жрать салаты, а больше двигаться. Он кашляет, хрипит и матерится так, что уши вянут. Если перевести кратко, то все мы уроды.
Убираю фонарик, смотрю на Лену. Её можно принять за музейный экспонат. Но фонарик светит прямо в проход. Как только это чудище подберёт свои лёгкие с пола, он может заметить.
Медленно и бесшумно передвигаю ногами, чтобы добраться до красивой статуи. Оказываюсь возле неё. Она поднимает на меня глаза, явно задаваясь вопросом, что нам теперь делать. Я тянусь к её телефону, чтобы выключить освещение, которое может нас выдать.
Опускаю голову, приподнимаю её шапочку, чтобы коснуться губами ушей и выдохнуть:
– Не паникуй.
Нам нужно где-то затаиться, чтобы написать Никите. Только он может нас вытащить.
Свет проникает с арки, выходящей в холл, прямиком к охраннику.
Позади нас есть небольшой закуток, до которого мы не добрались. Идеальное убежище. Показываю на него пальцем. Глаза немного привыкают к темноте. Я начинают различать силуэты.
Мягко подталкиваю Лену в угол. Но она задевает носком сапога ножку раритетной тумбы. Морщусь.
Шум тут же заинтересовал доблестную охрану. Он уже дышал ровнее. Рывком сажаю девушку на пол, плюхаюсь сам, поджимаю ноги к груди и вжимаюсь в стенку. Остаётся только молиться, чтобы тумба укрыла нас.
Охранник входит в зал. Как заворожённый слежу за светом его фонарика. Внутренности встречаются в желудке. Боюсь представить, что чувствует Лена. Её рука – обжигающий лёд.
Отдадим должное лени пузана. Он не удосуживается ступить дальше порога. Мельком оглядывает комнату, убеждаясь, что никто не проник в здание. Издаёт булькающий звук и возвращается в родные края.
Выдыхаю. Тяну Лену в закуток. В любой другой ситуации я бы здорово возбудился. Здесь темно, а любимая девушка так близко, в моих руках. Но мы вломились в музей, а её трясёт мелкая дрожь. Это кому хочешь испортит малину.
Здесь тоже есть картина. Правда, не видно, что нарисовано. Я решаюсь снова включить фонарик.
На полотне изображён красивый пруд, окружённый цветастой зеленью. Подойдя ближе, понимаю, почему картина здесь, а рядом с остальными.
Какие-то вандалы поиздевались над произведением искусства. Баллончиком с краской накалялкали непонятные символы посреди пруда.
До сегодняшнего дня я был скептиком. Но то, что я делаю сегодня, полностью противоречит здравому смыслу.