– Два миллиарда долларов.
– Сколько?! – Динна даже не представляла такие числа.
Все деньги как будто растворились в воздухе, – продолжал Филипп. – Средь бела дня в районе Центробанка не смогли поймать никого.
– Не представляю, как это возможно без одарённых. Гору наличных скрыть просто нереально.
– Полиция перекрыла все дороги, проверила все грузовики, все фуры, даже бетономешалки. Мы пошли проверять внутри, допрашивать персонал. Ничего. Ни следа.
– Вышли на кого-нибудь?
– Нет, абсолютно. Единственное совпадение – наш с тобой коллега Марк, который выключает технику силой мысли, но во время преступления он был с нами. Ты его сегодня увидишь, он остался на вашу смену.
– Вы подали запрос в ВОЭ? Что там говорят?
– Сейчас опрашиваем всех эспесов в округе, которые могли бы это сделать. Пока у всех есть алиби.
– Тебе надо поспать, – сказала Динна, уставившись на затёкшие веки своего дяди.
Тот вздохнул.
– Разве что на часок. Потом поеду к Корнелии, посмотрю, как она учится, – он встал, громко отодвигая стул, и направился в спальню. Динна вскочила, на мгновение забыв про Центробанк.
– Филипп, подожди!
– Да? – он развернулся вполоборота в дверном проёме.
– Зачем тебе сейчас ехать в школу, тем более ночью? Ты был там два дня назад.
– Я хочу проверить её успеваемость.
– Она нормально учится.
– Что-то я в это не верю, – отмахнулся он и проследовал в свою комнату, на ходу расстёгивая бомбер.
– В этом и проблема, Фил! – Динна двинулась за ним. – Ей шестнадцать лет, а ты не можешь доверить ей такую незначительную вещь, как успеваемость по предметам!
– Она должна учиться хорошо, – несмотря на сильную усталость и нежелание спорить, дядя оставался непоколебим.
– Кому должна?
– Себе.
– Так если себе, почему ты едешь это контролировать? – не понимала девушка.
– В таком возрасте за детьми стоит приглядывать.
– Про что ты говоришь? – насторожилась Динна.
– Про всё.
– Это не смешно. У Корнелии есть голова на плечах.
– Динна, я не понимаю твой тон, – сурово заметил мужчина. – Корнелия несовершеннолетняя, я её официальный опекун и имею права следить за всеми сферами её жизни.
Но племянницу уже было не остановить.
– Ты устраиваешь ей тотальный контроль вместо того, чтобы дать свободу, и придираешься к любым мелочам, не замечая главного. Вспомни, как ты запретил ей неделю гулять в лесу из-за тройки по математике! Ну разве можно так с ней обращаться? – негодовала Динна. – А по поводу опеки у меня к тебе отдельный разговор.
– И какой же? – Филипп поднял голову и посмотрел на неё каменным взглядом. Но девушка не дрогнула.
– Я уже говорила об этом. Я хочу, чтобы ты передал опеку над Корнелией мне.
– Исключено.
– Она моя сестра! – повысила голос Динна. Нежелание идти на компромисс и категоричные ответы Филиппа выводили её из себя. – Я общаюсь с ней каждый день, я слушаю её, я понимаю её чувства. А всё, что делаешь ты – приезжаешь в школу всякий раз, чтобы прочитать ей нотацию или наказать её.
Мужчина лёг на кровать и закинул руки за голову – это ещё больше не понравилось Динне.
– Ты даже не интересуешься, что она хочет, в каком она состоянии, как прошёл её день в конце концов!
– Скажи, ты считаешь себя хорошим человеком? – спросил Филипп.
– Что за вопрос? Я скажу «да», а ты надавишь мне на жалость и скажешь, что тебя оскорбляет моя просьба о смене опекуна?
– Нет. Я скажу, что я воспитывал тебя с восьми лет. И если ты считаешь себя хорошим человеком, в этом есть моя заслуга. Тебе тоже было сложно, как Корнелии сейчас. Но раз ты выросла той, кем ты выросла – значит я не так уж неправ в своих методах воспитания?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Нет. Ты не можешь нас так сравнивать. Ко мне ты никогда в жизни так не придирался, как к ней. А если бы придирался, я бы забрала сестру и сбежала – несмотря на то, что ты брат моего отца, – жёстко отчеканила Динна. – У меня не железные нервы, и у Корни тоже. Она готова воспринимать замечания, которые реально важны. Она без вопросов понесёт наказание за действительно серьёзный проступок – как в своё время несла я! Но ты наказываешь её за каждый просчёт, ты следишь за ней постоянно, ты приезжаешь в школу тогда, когда ни я, ни она об этом не знают. А если я прошу тебя изменить своё отношение к ней, ты тычешь мне пальцем в бумажку об опекунстве и говоришь, что имеешь полное право воспитывать её так, как хочешь!
Филипп молчал. Динна знала, он делает это специально – чтобы показать ей, как она своим многословием затыкает ему рот. Но девушка замолчала и давила в себе другие слова, чтобы не продолжить обвинять дядю – иначе диалог не состоится.
– Как минимум на две вещи я имею право вне зависимости от опекунства, – сказал Филипп после долгой паузы, – первое – отдохнуть от тяжёлой работы, второе – с девяти утра до десяти вечера приехать в школу и осведомиться об успеваемости своей племянницы.
Динна смотрела на него и понимала, что разговора больше не будет. А время поджимало: ей пора бежать на работу. Мысль о страшном ограблении снова вернулась.
– Вопрос об опеке не закрыт, – бросила она, покидая комнату.
***
Корнелия лежала, уставившись в потолок, и думала о странном повороте событий на уроке истории, когда в комнату вихрем влетела отличница Катя: косы растрёпаны, лицо красное, явно заплаканное. Она с грохотом хлопнула дверью, бросила книжки на свой письменный стол и рухнула на кровать, отвернувшись к стене.
«Как хорошо, что у меня есть суперспособность не убиваться из-за оценок», – подумала Корнелия, непонимающе глядя на свою соседку.
Плохое настроение одноклассницы было очень некстати, ведь именно Катя Ярцева могла наиболее полно описать ситуации с учительницей истории. Сегодняшний случай – далеко не единственный, и если Валерия Владимировна и вправду одна из одарённых, которые скрывают свои способности и пользуются ими втихаря, нужно срочно сообщить о ней в полицию эспесов. Непосвящённые зачастую не останавливаются на мелких пакостях вроде выставления четвёрок круглым отличницам.
Страх опоздать с разоблачением эспеса пересилил нежелание начинать разговор с Ярцевой.