Невиртуальная реальность (сборник)

– Четвертый верблюд! Бросайте туманные груши и тащите сломанные и сгоревшие спички за бетонаду. Помощь идет, – спокойным голосом сказал оперативный. – Одна маленькая с начала столкновения...

* * *

зеленая молния – боевое столкновение

туманные груши – дымовые гранаты

спичка – солдат

сломанная – раненный

сгоревшая – убитый

маленькая – минута

* * *

Повесть хронологически смешана. Трудно понять порядок событий.

Максим Яцкевич болен рассеянным склерозом (МS). Первый приступ (он ослеп на левый глаз) был и бесследно прошел за два года до боя на дороге Хеврон–Идна. Он никому не сообщил об этом и продолжал служить в армии. Только через три года болезнь дала себя знать. Максим не мог больше служить и работать. Он развелся и живет на пособие по инвалидности в «социальной» квартире.

1

«Сегодня, сегодня, наконец! – Максим нервно ходил по комнате, ероша волосы. – Амалия, Амалия...» Он зашел на кухню, взял грязный стакан, открыл воду, но мыть его не стал. Позабыв, зачем он это сделал, Максим налил в стакан колы, с удивлением вглядываясь, как на пузырящейся поверхности появляются белые пятна молока. Вылив омерзительный напиток, он поставил стакан в раковину и снова начал мерить комнату шагами. Левая нога прихрамывала и немного волочилась, но мужчину это явно не беспокоило. «Наташа, Наташа, зачем ты это сделала? Н у, понимаю, ну вышла за программиста, не захотела жить с инвалидом, подло, конечно, но понятно. Но зачем прятать от отца ребенка? Три года переезжать, бежать от социальных работников, не приходить на суд! Зачем? Зачем?» Сто лет одиночества научили Максима разговаривать с собой. Нечастые подружки и редкие вечеринки. Все ведь заняты, у всех семья, работа. Это он бездельник.

Амалии уже четыре. Максим даже не представлял, как выглядит его ребенок.

«Но сегодня это закончится. Мы будем играть, смотреть мультфильмы, ходить в зоопарк. У меня даже будет ее фотография...» – Он улыбнулся. Почему-то фотография девочки представлялась ему самым важным. Он остановился и взял другой немытый стакан. Темные пятнышки засохшей колы.

«Сойдет», – он жадно выпил.

«...В кибуце «Ам эхад» «катюша» попала в курятник, уничтожив несколько тысяч кур. Таким образом, количество ракет, выпущенных Хизбаллой по Израилю, достигло 1388... – бубнило радио. – Министр обороны Амир Перец заявил, что террористическая организация израсходовала большинство своего арсенала. Учитывая склады и пусковые установки, уничтоженные ВВС ЦАХАЛа, нет никакого сомнения в том, что угрозы обстрелять Хайфу и пригороды остаются пустыми угрозами...»

Макс, чертыхаясь, выключил радио.

После того, как он на собственной шкуре убедился в, мягко говоря, недостоверности передаваемой информации, Максим бойкотировал любые каналы масс-медиа. Интернета было достаточно, чтобы узнать новости, а фильмы можно было скачать и посмотреть на компьютере. «Зачем? – говорил он друзьям. – Чтобы объясняли, как мне нужно думать? Я и сам умею думать, а если талдычат вещи, с которыми я не согласен, – раздражаюсь. Оно мне надо?»

Практически все были с ним согласны, даже завидовали, но отказываться от искусственного интеллекта никто не торопился.

Родители настояли, чтобы на время войны у него было радио: «По крайней мере будешь получать оперативную информацию».

На его отговорки, что сирену трудно не услышать, была готова к применению крайняя мера убеждения в виде маминых слез. Пять лет прожил Максим без реклам и трескотни дикторов. А музыка – только та, что он хотел.

«Еще полчаса и можно выходить». Полчаса нужно было чем-то занять, и он начал мыть посуду. Посреди этого увлекательного занятия, когда чашки уже вымыты, а тарелки намылены, завыла сирена.

От неожиданности Максим уронил губку. Заныло сердце, он вытер мгновенно вспотевший лоб мыльной рукой. Нет, обстрела старший сержант бронепехоты, правда, в прошлом, Максим Яцкевич, не боялся. Слишком уж большая Хайфа, чтобы был хоть сколько приемлемый шанс попасть под ракету. Нет. Но Амалия...

Макс бросил недомытую посуду, вытер руки и закурил.

«Что же делать? Наташа ведь цепляется за любой шанс, чтобы избежать моей встречи с ребенком.... – Он нервно затянулся. – А уж такой... Но вдруг они уже приехали и ждут?»

Он понимал, что его бывшая жена никогда не придет на встречу с часовым опережением. Но – пусть гипотетическую – такую возможность исключать нельзя. Тем более, что совсем рядом с отделом «семейной связи», на Адаре, находилась библиотека, а Максу нужно было поменять книжки.

«Ну ладно, буду делать, что я могу, а там... будь что будет. Поехали. Раньше сядешь – раньше выйдешь. Интересно, транспорт ходит? Заодно и проверим».

Он быстро поменял шорты на брюки, кинул в рюкзак книжки, кошелек, темные очки. Перед выходом остановился: «Так... Сигареты, вода, кошелек, ключи... Вроде все. Вперед!»

Уже закрыв дверь, вспомнил: «Свет. Плевать! Пусть электрическая компания построит себе новый небоскреб».

На улице было тихо, сирена прекратилась. Людей не видно, однако машины ездят. Он увидел удаляющийся зеленый автобус. «Отлично! Живем, как будто нет войны. Воюем, как будто нет... Чего? А-а-а, не важно...»

2

Людей на остановке не было. Видимо, уже никто не надеялся на общественный транспорт или просто отменяли дела.

«Вот дураки-то, сирена может быть и ложная. Хотя... Может, по радио что-то новое сказали... А-а-а, черт, палку забыл! – досадливо поморщился Максим. – Хотя ладно, идти не далеко».

В самом деле, он не любил ходить с палкой. Ведь без нее никто не знает, что у него проблемы. Ну, хромает, ну с кем не бывает? С палкой он переходил в разряд бедняг. Он все время ловил сочувственные взгляды. Молодой, красивый, а ходит – бедолага – как восьмидесятилетний. Макс не выносил, когда его жалели.

Он услышал сигнал. Белый «Форд-транзит» с открытой передней дверью пыхтел дизельным двигателем. В двери появилось усатое лицо водителя маршрутки.

– Ну что, едем, или как? – закричал он с сильным русским акцентом.

– На Адар? – Максим прекрасно знал, куда идет такси, знал, что ребенка он сегодня не увидит, понимал бессмысленность этой поездки, но оставаться дома было просто невыносимо.

– На Адар, куда же еще? – раздражался водитель.

Сделав последнюю затяжку, Макс щелчком отшвырнул окурок и вошел. Заплатив, он устроился с молодым парнем, дергавшимся под звуки хэви-метала, бившим из-под больших черных наушников. «Меломан, однако,– усмехнулся Максим и прислушался. – Ничего себе! Айрон Мэйден! Музыка двадцатилетней давности! Где мои 17 лет?» Он дернул парня за рукав. – Че?! – Заорал тот, не соизмеряя громкость своего голоса.

Максим постучал по уху. Парень выключил флэшку и уже нормальным голосом спросил:

– Че?

– Какого года «Мэйден»? Восемьдесят седьмого?

Юноша с уважением посмотрел на Макса.

– Восемьдесят восьмого. «Назад в ад». Бэк то зе Хэл... – запел он.

Максим жестом остановил блеющего паренька.

– Объясни мне. Чем старое дерьмо лучше нового?

– Это «Айрон Мэйден» дерьмо? – обиделся тот. – Ты еще скажи, что «AC/DC» дерьмо! Иди «Аббу» слушай!

Он потерял всякий интерес к разговору и нацепил наушники. Не успел включить флэшку, как снова раздалась сирена воздушной тревоги. Водитель остановился и заглушил машину. Открыв дверь, он закричал:

– Все наружу, лечь на обочину!