Инфер 3

Все это мне рассказал Мигель, сокрушенно моргая и тяжко вздыхая. Он же поведал, что парень никому не рассказывает о том, что видел там – у руин. Единственное, что он поведал за эти годы – подтвердил, что его друзья погибли. Мигель предложил доставить калеку ко мне – и я согласился. Еще раз пять советник попросил проследить за тем, чтобы мы ему даже ложку чайную не давали – тем паче что-то стеклянное. Соррос хочет умереть. И не стоит обманываться его благодушным видом.

Затем Мигель спросил, интересует ли меня, почему он считает, что Соррос может захотеть что-то рассказать мне. Я отрицательно покачал головой. Тут и так все ясно – нет смысла рассказывать кошмарные истории тем, кто никогда в жизни не сунется к дракону. Но есть смысл рассказать хоть что-то тем, кто хочет дракона убить…

Мигель кивнул и с очередным вздохом признался, что Соррос – его единственный внук. Его линия рода прервется уже навсегда – теперь это почти факт, ведь его сыну Мать не даст второго шанса стать более внимательным отцом. А внук не смотрит ни на одну из девушек.

Соррос же… По сути, весь смысл его жизни теперь сводится к тому, чтобы регулярно говорить молодым и красивым одни и те же слова из года в год – не делайте как я, посмотрите на меня, не делайте как я. Видите меня-урода? Видите? Разглядите хорошенько! И никогда не ходите к дракону!

Еще Мигель поведал, что за такой недосмотр Мать наказала племя на четыре года. Никаких бонусов, никаких особых товаров в торгматах, что раньше так радовали их души. Никаких детей – никто не забеременел за следующие четыре года, хотя за этот же период ушли в лучший мир восемь членов племени. Плюс еще один год они отрабатывали втройне, чуть ли не сутками корячась на прочистках начавших загнивать речных затонов, загнивая при этом сами – половина племени надолго слегла с язвами и червями в заднице.

Племя выдержало. Племя искупило свою вину. Племя усвоило урок.

Для всех жизнь продолжается дальше.

Для всех, кроме Сорроса.

– Так ты убьешь дракона, чужак?!

– Рассказывай, – ответил я, зажимая в зубах сигару. – Рассказывай все, что видел и слышал. Только это. Мне не нужны твои домыслы или предположения. Захочу дополнений – задам вопросы. Понял?

– Возьмите меня с собой, – едва не упав, попросил подавшийся вперед обрубок.

– Нахрена? – удивился я.

– Я буду приманкой! Крикливой вкусной приманкой! Ядовитой приманкой – напичкайте меня ядом! Я уже думал об этом – я проглочу побольше медленнодействующего яда. Буду орать, звать. Дракон придет, чтобы сожрать меня! Пусть жрет! А потом, когда он меня разжует и проглотит, яд попадет ему в желудок и начнет действовать. Не убьет – так хотя бы ослабит!

– Не, – покачал я головой. – Тупой план от тупого аборигена, живущего лишь плаксивой ненавистью.

– Пла… плаксивой ненавистью?! – затрясшаяся бородатая голова фыркнула слюной. – По… погляди на меня! Погляди! – он почти орал, и услышавшие его соплеменники поспешно отвернулись, сгорбились, показывая лопатки. – За что меня так?! За что?!

– Ты не видишь разницу, – ответил я, стряхивая пепел с сигары в большую глиняную миску, поставленную сразу же, едва я запалил огонек.

Живя в деревянном доме над полной злобных тварей рекой, поневоле научишься осторожности с огнем.

– Разницу в чем?!

– Разницу между тобой и вон той антилопой, – указал я тлеющим концом сигары в воду, где какая-то копытная мелочь чудом ускользнула из клыкастой пасти хищника и, припадая на окровавленную ногу, торопилась прочь.

– Она убежала!

– Я не о том. Даже искалечь ее хищник, обезножевшая антилопа либо сдохнет, либо каким-то чудом продолжит жить на трех ногах. Или даже ползком будет таскать свою безногую жопу и жрать траву до тех пор, пока не сдохнет от заражения или зубов другого хищника. Но при этом страдающая от боли и не имеющая больше ног антилопа не будет спрашивать: «За что?!». Она просто будет стараться выжить.

– Я не антилопа! У меня есть разум!

– Но нет ее стойкости, – буркнул я и, выбросив руку, сжал его щеки стальной хваткой. – Ты тюфяк! Размазня! И в этом я виню не тебя – а твое племя. Вас, детей… слишком мало. И от этого проблемы…

Поняв, что еще чуть-чуть и я ему выломаю зубы, я разжал пальцы, взглянул в его заслезившиеся, но наконец-то ожившие глаза:

– Вас мало. Десяток детишек на все племя? Плюс минус… ну еще сколько-то молодежи. А бывают годы, когда вас наказывают и женщины вообще не рожают… Тогда на все племя три-четыре драгоценных малыша… Вас изнежили. Вам слишком многое прощали.

– И что? Поэтому я виноват? Я виноват в чем?

– Вас слишком мало, – повторил я. – А вот я… когда я был пацаном… в то время детей было как грязи. Мне нехило прошлись внутри башки миксером, почти все воспоминания заперли или перемололи в бессвязную кашу. Но я помню, как мы целой визгливой детской оравой плескались у бетонных ступеней одного из этажей затопленной Небесной Башни. Грязная вода, грязные дети и мусор, плавающий вокруг. Этот мусор был нашими игрушками. Мы даже спали на нем… И всем было плевать. Знаешь, почему? Потому что детей было, как того мусора – дохрена и больше. В нашей башне только и делали, что трахались и рожали. Выплевывали все новых младенцев как с конвейера… И поэтому всем было плевать, если кто-то из нас тонул или падал с подоконника. Пара дней скорби под бутылку самогона – и снова трах, беременность и роды! Нас никто не окружал вечной любящей заботой. Если нас кормили раз в день – уже хорошо! Потому что старшие были вечно заняты поиском жратвы…

– Я…

– Четыре подростка отправились поглядеть на дракона? Вам уже было немало лет! Вы должны были понимать, что дракон реален! Вы должны были знать, что дракон разорвет вас от жоп до макушек, а потом сожрет! Вот что такое реальность! Но вы, избалованные детишки… вы жили в славной розовой сказке и непринужденно отправились воевать с ненастоящими копьями с настоящей тварью…

– Мать Святая… да мы даже не думали… пусть ты был умнее в наши годы… А мы нет!

– Умнее? Да я бы не пошел не из-за большого ума! Хотя я никогда не был таким, как вы, и мне не понять… Но я помню, насколько тяжела рука старших, когда они тебя херачат, не сдерживая силы, за любой твой тупой проступок! У нас служб опеки не было! И нас воспитывали так, что порой все тело черное было! Я бы не пошел смотреть на дракона из-за инстинкта выживания, зная, что меня потом так отмудохают тонкой пластиковой трубой, что я неделю только стоять и смогу! И ведь хер поспоришь со старшими – как еще воспитывать ораву непоседливых детей, что то и дело суются к пустым лифтовым шахтам Небесной Башни или прыгают через метровые трещины в полу! Наглядный пример – идеален. И никому из нас не хотелось быть опухшим от кровоподтеков наглядным примером… Мы росли умными злобными зверятами. Правильно ли это? Не знаю. Но я еще жив. А тут дракон… да будь я вашим вождем, я бы тебя еще тогда обратно бы к дракону зашвырнул – чтобы другим детям, кто это видел, неповадно было!

– Лучше бы обратно! Посмотри на меня! Я уж точно заплатил за свою глупость! Сейчас знаю! А тогда не знал!

– У вас гиппо с атомными батареями в жопах вокруг плавают и регулярно на крепость нападают… Этого не хватило понять, что дракон пострашнее будет?

– Мы просто хотели стать героями!

– Как? Хотели победить дракона?

– Хотя бы увидеть!

– Увидел?

– Увидел!

– Ну вот ты и герой, – криво улыбнулся я и похлопал его по бугристому от давным-давно заживших ран плечу. – Поздравляю.

Миг… и уронив голову на грудь, Соррос беззвучно заплакал. Неспешно докурив сигару и швырнув окурок в реку, я сделал еще один бодрящий глоток коктейля, и тут Соррос меня удивил:

– Мне бы хотя бы ноги… и я бы сумел научиться! Я бы стал воином! Хотя бы одну ногу! Я бы стал крутым! Нашел бы шагоход! Я бы вернулся в те руины и убил бы дракона!

Заглянув в его глаза, я увидел пылающую ненависть. Удивленно хмыкнув, я спросил:

– Тогда почему ты этого не сделал? Лень?

– Что? – опешил Соррос, уставившись на меня залитыми слезами глазами. – Ты о чем, чужак?! Посмотри на меня!

Протяжно зевнув, я безразлично дернул плечом:

– А что это еще? Лень… Знаешь… один из моих бойцов, что сейчас где-то там наверняка трахает очередную шлюху в очередном борделе… когда мы с ним встретились, у него была только одна рука. Как у тебя сейчас. И он дрался из-за сраной тележки с вполне здоровым мужиком, что обещал ее отдать, но не отдал… Ну или примерно как-то так было… помню, они еще спорили, кто у кого сосать будет… Того бойца зовут Рэк. И он, можно сказать, рожден в таком страшном месте, что по сравнению с ним ты живешь в чудесном сытном раю, где тебе девушки, те самые, на кого ты смотреть не хочешь, фрукты приносят и жопу твою вонючую моют. А он… он каждый день сталь зубами грыз, чтобы доползти куда-нибудь, что сделать что-нибудь, чтобы прожить хотя бы еще один день! Потому что если сдохнешь – все! Конец пути. Ведь он знал главное – жизнь надо ценить. Не потому, что она дар божий, а потому, что она одна. Хочешь отомстить? Надо жить! Хочешь научиться чему-то? Надо жить! И Рэк жил! И благодаря его жизнестойкости, храбрости и огромному накопленному запасу черной злости и жестокости, я заметил Рэка и не прошел мимо, как прохожу мимо таких вот мягких червей вроде тебя… Так он получил свой новый шанс – и воспользовался им. Теперь он ходит на своих ногах… и убивает кого и когда захочет. Потому что он может. И потому что он живой. Ведь он не настолько дебил, чтобы пытаться зарезаться…

Соррос молчал. Остолбенело пялясь на меня, он молчал и лишь беззвучно шлепал губами. Подошедший осторожно Мигель двумя руками протянул мне уже зажженную сигару и сразу ушел. Ну да… все собравшиеся здесь слышали наш разговор. Ведь всем с самого начала было интересно, расскажет ли Соррос о драконе и что же он такого поведает – единственный, считай, очевидец… Остальные видели лишь что-то огромное и движущееся за деревьями…

– Правда? – тихо прошептал он наконец.

Поморщившись от его чисто бабского ангельского выражения преисполненного какой-то потусторонней надеждой личика, я воткнул сигару в зубы и поочередно задрал сначала рукава новой футболки, а затем и шорты, показывая кольцевые шрамы. У Сорроса отпала челюсть.

– В этом мире система почти бог, – продолжил я. – Она может пришить тебе новые конечности, может заменить требуху и даже член новый присобачит вне зависимости от пола, главное – ей понравиться, а затем просто попросить. Главное – заработать баллы… заслужить доверие… быть полезным. Но ты… ты всего лишь никчемный тюфяк, что жрет свежие фрукты и думает о смерти… Знаешь… хотел бы ты сдохнуть – ты бы сдох. Шесть раз пытаться и не суметь? Кого ты смешишь?