Ангелы и демоны

– И обнаружили сотни упоминаний.

– Тысячи, – поправил его Колер. – Ваши материалы содержат ссылки на Гарвард, Оксфорд, на серьезных издателей, а также список публикаций по этой теме. Видите ли, как ученый я пришел к убеждению, что ценность информации определяется ее источником. А ваша репутация показалась мне достойной доверия.

Лэнгдон все еще не мог оторвать глаз от изуродованного трупа.

Колер смолк. Он просто смотрел на Лэнгдона в ожидании, когда тот прольет свет на возникшую перед ними загадку.

Лэнгдон вскинул голову и спросил, оглядывая заиндевевшую гостиную:

– А не могли бы мы перейти в более теплое помещение?

– А чем вам тут плохо? – возразил Колер, который, похоже, лютого холода даже не замечал. – Останемся здесь.

Лэнгдон поморщился. История братства «Иллюмината» была не из простых. «Я окоченею до смерти, не рассказав и половины», – подумал ученый. Он вновь посмотрел на клеймо и опять испытал прилив почти благоговейного трепета… и страха.

Хотя в современной науке о символах имеется множество упоминаний об эмблеме «Иллюмината», ни один ученый еще никогда не видел ее собственными глазами. В старинных документах этот символ называют амбиграммой – от латинского ambi, что означает «кругом», «вокруг», «оба». Подразумевается, что амбиграммы читаются одинаково, даже если их повернуть вверх ногами. Симметричные знаки достаточно широко распространены в символике – свастика,[13 - В индуизме символ счастья, благополучия и процветания.] инь и ян,[14 - В китайской философии символы соответственно женского и мужского начала.] иудейская звезда,[15 - Имеется в виду шестиконечная звезда Давида.] первые кресты у христиан. Тем не менее идея превратить в амбиграмму слово представлялась немыслимой. Современные ученые потратили многие годы, пытаясь придать слову «иллюмината» абсолютно симметричное написание, однако все их усилия оказались тщетными. В итоге большинство исследователей пришли к выводу, что символ этот представляет собой очередной миф.

– Так кто же они такие, эти ваши иллюминаты? – требовательно спросил Колер.

«А действительно, кто?» – задумался Лэнгдон. И приступил к повествованию.

– С незапамятных времен наука и религия враждовали друг с другом, – начал Лэнгдон. – Подлинных ученых, не скрывавших своих воззрений, таких как Коперник…

– Убивали, – перебил его Колер. – За обнародование научных открытий их убивала церковь. Религия всегда преследовала и притесняла науку.

– Совершенно верно. Однако примерно в 1500-е годы группа жителей Рима восстала против церкви. Некоторые из самых просвещенных людей Италии – физики, математики, астрономы – стали собираться на тайные встречи, чтобы поделиться друг с другом беспокойством по поводу ошибочных, как они считали, учений церкви. Они опасались, что монополия церкви на «истину» подорвет благородное дело научного просвещения по всему миру. Эти ученые мужи образовали первый на земле банк научной мысли и назвали себя «Просвещенные».

– Иллюминаты!

– Да, – подтвердил Лэнгдон. – Самые пытливые и великие умы Европы… искренне преданные поиску научных истин.

Колер погрузился в задумчивое молчание.

– Католическая церковь, конечно, подвергла орден «Иллюмината» беспощадным гонениям. И лишь соблюдение строжайшей секретности могло обеспечить ученым безопасность. Тем не менее слухи об иллюминатах распространялись в академических кругах, и в братство стали вступать лучшие ученые со всех концов Европы. Они регулярно встречались в Риме в тайном убежище, которое называлось «Храм Света».

Колер шевельнулся в кресле и зашелся в новом приступе кашля.

– Многие иллюминаты предлагали бороться с тиранией церкви насильственными методами, однако наиболее уважаемый и авторитетный из них выступал против такой тактики. Он был пацифистом и одним из самых знаменитых ученых в истории человечества.

Лэнгдон был уверен, что Колер догадается, о ком идет речь. Даже далекие от науки люди прекрасно знают, какая печальная участь постигла астронома, который дерзнул объявить, что центром Солнечной системы является вовсе не Земля, а Солнце. Инквизиторы схватили его и едва не подвергли казни… Несмотря на то что его доказательства были неопровержимы, церковь самым жестоким образом наказала астронома, посмевшего утверждать, что Бог поместил человечество далеко от центра Своей вселенной.

– Этого астронома звали Галилео Галилей.

– Неужели и Галилей… – вскинул брови Колер.

– Да, Галилей был иллюминатом. И одновременно истовым католиком. Он пытался смягчить отношение церкви к науке, заявляя, что последняя не только не подрывает, а даже, напротив, укрепляет веру в существование Бога. Он как-то писал, что, наблюдая в телескоп движение планет, слышит в музыке сфер голос Бога. Галилей настаивал на том, что наука и религия отнюдь не враги, но союзники, говорящие на двух разных языках об одном и том же – о симметрии и равновесии… аде и рае, ночи и дне, жаре и холоде, Боге и сатане. Наука и религия также есть часть мудро поддерживаемой Богом симметрии… никогда не прекращающегося состязания между светом и тьмой… – Лэнгдон запнулся и принялся энергично приплясывать на месте, чтобы хоть как-то согреть окоченевшие ноги.

Колер безучастно наблюдал за его упражнениями, ожидая продолжения.

– К несчастью, – возобновил свой рассказ Лэнгдон, – церковь вовсе не стремилась к объединению с наукой…

– Еще бы! – вновь перебил его Колер. – Подобный союз свел бы на нет притязания церкви на то, что только она способна помочь человеку понять Божьи заповеди. Церковники устроили над Галилеем судилище, признали его виновным в ереси и приговорили к пожизненному домашнему аресту. Я неплохо знаю историю науки, мистер Лэнгдон. Однако все эти события происходили многие столетия назад. Какое отношение могут они иметь к Леонардо Ветра?

Вопрос на миллион долларов. Лэнгдон решил перейти ближе к делу:

– Арест Галилея всколыхнул сообщество «Иллюмината». Братство допустило ряд ошибок, и церкви удалось установить личности четырех его членов. Их схватили и подвергли допросу. Однако ученые своим мучителям ничего не открыли… даже под пытками.

– Их пытали?

– Каленым железом. Заживо. Выжгли на груди клеймо. Крест. Зрачки Колера расширились, и он непроизвольно перевел взгляд на безжизненное тело коллеги.

– Ученых казнили с изощренной жестокостью, а их трупы бросили на улицах Рима как предупреждение всем, кто захочет присоединиться к ордену. Церковь подбиралась к братству «Иллюмината» все ближе, и его члены были вынуждены бежать из Италии. – Лэнгдон сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность этих слов. – Они ушли в глубокое подполье. Там неизбежно происходило их смешение с другими изгоями, спасавшимися от католических чисток, – мистиками, алхимиками, оккультистами, мусульманами, евреями. С течением времени ряды иллюминатов начали пополняться новыми членами. Стали появляться «просвещенные», лелеющие куда более темные замыслы и цели. Это были яростные противники христианства. Постепенно они набрали огромную силу, выработали тайные обряды и поклялись когда-нибудь отомстить католической церкви. Их могущество достигло такой степени, что церковники стали считать их единственной в мире по-настоящему опасной антихристианской силой. Ватикан назвал братство «Шайтаном».

– «Шайтаном»?

– Это из исламской мифологии. Означает «злой дух» или «враг»… враг Бога. Церковь выбрала ислам по той причине, что считала язык его последователей грязным. От арабского «шайтан» произошло и наше английское слово… сатана.

Теперь лицо Колера выражало нескрываемую тревогу.

– Мистер Колер, – мрачно обратился к нему Лэнгдон, – я не знаю, как это клеймо появилось на груди вашего сотрудника… и почему… но перед вашими глазами давно утраченная эмблема старейшего и самого могущественного в мире общества поклонников сатаны.

Глава 10

Переулок был узким и безлюдным. Ассасин шел быстрым размашистым шагом, его темные глаза горели предвкушением. Приближаясь к своей цели, он вспомнил прощальные слова Януса: «Скоро начнется второй этап. Тебе нужно немного отдохнуть».

Ассасин презрительно фыркнул. Он не спал всю ночь, однако об отдыхе не помышлял. Сон – для слабых телом и духом. Он же, как и его предки, воин, а воины с началом сражения глаз не смыкают. Его битва началась, ему была предоставлена высокая честь пролить первую кровь. И сейчас у него есть два часа, чтобы, перед тем как вернуться к работе, отпраздновать свою победу.

Спать? Есть куда лучшие способы отдохнуть…

Страсть к земным утехам он унаследовал от своих предков. Они, правда, увлекались гашишем, однако он предпочитает другие пути к наслаждению. Он гордился свои телом, безукоризненно отлаженным, не дающим сбоев смертоносным механизмом. И вопреки обычаям и традициям своих прародителей отказывался травить его наркотиками. Он нашел гораздо более эффективное средство, нежели дурман…

Чувствуя, как в нем растет знакомое предвкушение, он заторопился к неприметной двери в конце переулка. Позвонил. Сквозь приоткрывшуюся в створке щель его пытливо оглядели два карих глаза. Потом дверь гостеприимно распахнулась.

– Добро пожаловать, – с радушной улыбкой приветствовала его со вкусом одетая дама.

Она провела его в изысканно обставленную гостиную, неярко освещенную слабо горящими светильниками. Воздух здесь был пропитан ароматом драгоценных духов и пряным запахом мускуса.

– Позовите меня, как только сделаете свой выбор. – Дама протянула ему альбом с фотографиями и удалилась.

Ассасин расплылся в довольной улыбке.

Удобно устроившись на обтянутом плюшем мягком диване, он уложил альбом на коленях и ощутил, как его охватывает похотливое нетерпение. Хотя его соплеменники не праздновали Рождество, он подумал, что подобные чувства должен испытывать христианский мальчик, собирающийся заглянуть в чулок с рождественскими подарками. Ассасин открыл альбом и принялся рассматривать фотографии. Эти снимки могли пробудить самые немыслимые сексуальные фантазии.

Мариза. Итальянская богиня. Вулкан страсти. Вылитая Софи Лорен в молодости.

Сашико. Японская гейша. Гибкая и податливая. Несомненно, весьма опытная и умелая.

Канара. Сногсшибательная чернокожая мечта. С развитой мускулатурой. Сплошная экзотика.