Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Более того, кровное родство тогда еще не было определяющим фактором при передаче власти от одного короля другому. Должность короля в значительной мере была выборной. Будь иначе, и сам Генрих I не смог бы взойти на трон. Генрих выхватил Англию и Нормандию из-под носа своего старшего брата Роберта Куртгёза в 1100 и 1106 годах соответственно. Сейчас же история повторялась. Согласно праву первородства, Стефан не мог претендовать на корону. Прежде всего, у него был старший брат, Тибо Блуаский, у которого кровных прав на трон явно было больше. Но Стефан был достойным кандидатом. Он воспитывался при дворе Генриха I вместе с сыновьями короля и занимал высокое положение среди англо-нормандских баронов. Он чудом избежал гибели вместе с Вильгельмом Аделином, покинув Белый Корабль прежде, чем тот вышел из гавани. Сам Генрих его любил и привечал. Стефан был богатым, могущественным, очаровательным и галантным мужчиной, которому недавно исполнилось 40. Булонь, графство его жены Матильды, имела большое значение для английской торговли шерстью. Его брат Генрих Блуаский, архиепископ Винчестерский, обладал большим весом в английской церкви и пользовался поддержкой собратьев-епископов. И что важнее всего, Стефан, воспользовавшись вакуумом власти, моментально ухватился за возможность занять трон. Он оказался в нужном месте в нужное время и громко заявил о своих претензиях на власть и о готовности защищать Англию и Нормандию. «Под рукой не было никого другого, кто мог бы занять место короля и спасти королевство от угрожающих ему великих опасностей», писал неизвестный автор «Деяний Стефана» (Gesta Stephani).

Положение Матильды и Жоффруа отнюдь не было таким выгодным. В декабре 1135 года императрица была беременна третьим ребенком, находилась гораздо дальше от Англии и не могла действовать так же быстро, как ее кузен Стефан. Более того, она и Жоффруа в последние годы жизни Генриха серьезно конфликтовали с ним, пытаясь заполучить замки у нормандской границы, которые старый король обещал отдать дочери в качестве приданого. Анжуец Жоффруа и сам по себе вызывал большие сомнения в Нормандии и Англии. Репутация Матильды явно была не лучше. Согласно Генриху Хантингдонскому, императрица «была невыносимо высокомерна… чем охладила практически все сердца». Хотя два ее сына – двухлетний Генрих и годовалый Жоффруа – имели больше кровных прав на престол, чем Стефан, в XII столетии у младенца вряд ли был шанс стать королем только на основании права по рождению.

Вот так в 1135 году Матильду и Жоффруа отодвинули в сторону. Все, что они могли делать, так это продолжать борьбу за оспариваемые замки из приданого и выжидать удобного момента, пока Стефан укреплялся на престоле Англии и Нормандии.

Стефан, правда, обнаружил, что приобрести королевство было легче, чем управлять им. Ему не хватало расчетливой беспощадности и политической мудрости Генриха I. Он полагался на советы и поддержку нескольких своих друзей-баронов, а других, гораздо выше статусом, игнорировал. Он не смог навязать себя в качестве сюзерена баронам, сопротивлявшимся его власти, и умудрился настроить против себя тех, кто мог бы стать его первейшим сторонником.

В первые же три года правления власть Стефана по обе стороны пролива заметно поколебалась. Жоффруа Плантагенет от имени своего сына заявил права на герцогство Нормандское. В 1136 году он начал завоевательную войну на южных границах герцогства, которые Стефан не в состоянии был защитить. Все внимание короля было сосредоточено на Англии, где он быстро лишился поддержки сначала сводного брата Матильды, Роберта Глостера, самого могущественного барона в стране; затем своего собственного брата Генриха, епископа Винчестерского, которого он обидел, не отдав ему должности епископа Кентерберийского; и Роджера, епископа Солсбери, весьма опытного королевского чиновника, сына и сторонников которого Стефан арестовал, нарушив данную при коронации клятву не притеснять Церковь и ее епископов.

Политика Стефана сеяла распри с первых дней его правления. Он щедрой рукой раздавал богатства, которые так старательно копил Генрих, но делал это очень несправедливо. Он осыпал милостями своих друзей, например близнецов Галерана и Роберта де Бомона, и обходил авторитетных, влиятельных баронов вроде Ранульфа, графа Честера. Это дестабилизировало как общегосударственную, так и местную политику, а негативные последствия своих решений король усугубил непродуманными атаками на профессиональный чиновничий аппарат, созданный Генрихом I. Стефан увольнял одаренных администраторов и пытался править Англией с помощью представителей военной аристократии, которым он отдавал ключевые посты только лишь на основании их высокого социального положения, а не какого-либо административного опыта.

Для англо-нормандского государства это было плохо, но хорошо для Матильды и ее семьи, которые с пробуждающейся надеждой наблюдали издалека, как Стефан роет себе могилу. К 1138 году, когда влиятельный сводный брат Матильды Роберт, граф Глостерский, официально покинул круг сторонников Стефана, им, казалось, представился шанс взять реванш. В 1139 году, пока Жоффруа Плантагенет продолжал свои набеги на Нормандию, Матильда на правах наследницы своего отца обратилась к папе римскому и ко Второму Латеранскому собору с просьбой признать коронацию Стефана незаконной, вступив в союз с Глостером, вторглась в Англию и учредила свой двор и альтернативное правительство в Бристоле. Гражданская война началась.

К появлению на сцене Матильды Англия уже была в состоянии полной анархии. Очень скоро ее присутствие ухудшило дело. Она переманила на свою сторону небольшую, но весомую коалицию недовольных баронов, в том числе Глостера, лорда Марки Брайена Фиц-Каунта и Майлса Глостера, который занимал важный административный пост на западе Англии в годы правления ее отца. Но ее действия лишь раскололи страну пополам. Майлс Глостер атаковал крепости роялистов по всей Англии. Стефан выбивался из сил, отражая нападения, что позволило Матильде укрепиться, обрести уверенность и увеличить число своих сторонников. Однако императрица и близко не была так сильна, чтобы окончательно разбить короля и взять Англию под полный контроль. Результатом стала затяжная война между двумя кузенами: каждый утверждал, что является правомочным правителем Англии, но ни один не мог распространить свою власть на все королевство.

В 1141 году императрица одержала первую значительную победу. В конце 1140 года король Стефан нанес оскорбление Ранульфу, графу Честеру, пожаловав его врагам замки и земли, на которые тот положил глаз. Этого было достаточно, чтобы подтолкнуть Честера к вооруженному сопротивлению. Ранульф выбил королевский гарнизон из замка Линкольн, и в феврале 1141 года Стефан осадил замок, пытаясь вернуть его себе. Воспользовавшись случаем, Роберт, граф Глостерский, направил войска к Линкольну и атаковал королевскую армию. В решающей битве войска Стефана были обращены в бегство, а король взят в плен.

Это должно было стать моментом триумфа Матильды. Теперь, когда ее кузен был пленен, она могла заполучить английскую корону для себя и своего сына. Приняв новый титул Госпожи англичан, она попыталась организовать коронацию в Лондоне. Брат Стефана, епископ Винчестерский Генрих, был теперь папским легатом и своим авторитетом подкрепил притязания императрицы. Многие важные английские бароны, преследуя собственные интересы, оставили короля, не желая спасать режим, который уже давно вызывал у них сомнения.

Но императрица не смогла реализовать свое преимущество. Ей пришлось противостоять яростному сопротивлению, организованному супругой Стефана, которую тоже звали Матильдой. Она умудрилась быстро рассориться с епископом Винчестерским и обидеть большинство магнатов, с которыми обращалась с присущим ей высокомерием и гордыней. Когда ближе к лету императрица хотела лишить жителей Лондона финансовых льгот, они взялись за оружие и 24 июня 1141 года изгнали Матильду из города. Все ее планы пошли прахом, и императрица попыталась осадить Генриха, епископа Винчестера, в его епископской резиденции. В жестокой битве Роберт Глостерский был взят в плен. Чтобы освободить сводного брата, Матильде ничего не оставалось, как согласиться на обмен пленниками. Король Стефан обрел свободу, успех императрицы оказался мимолетным, и через восемь месяцев все вернулось на круги своя.

К концу 1142 года казалось, что битва Матильды за корону практически проиграна. Силы Стефана гнали ее до самого Оксфорда и в конце ноября взяли в осаду в замке. Положение было безнадежным. Далеко за Ла-Маншем ее муж, Жоффруа Плантагенет, продолжал свое в высшей мере успешное завоевание Нормандии. Роберту Глостерскому не удалось уговорить его отвлечься от этого занятия и спасти попавшую в беду жену. Все, чем смог помочь Жоффруа – отправить в Англию 300 рыцарей и девятилетнего сына Генриха в качестве нового представителя интересов Анжуйского дома в Англии.

С приближением Рождества Матильда все глубже погружалась в отчаяние. Не дожидаясь, когда подойдут посланные мужем рыцари и снимут осаду Оксфорда, она решила спасаться собственными силами. Однажды ночью, в пургу, Матильда завернулась в белый плащ, тайно покинула замок, прокралась мимо стражи и двинулась по заснеженным полям. Ее белоснежный камуфляж – призрачная фигура на фоне темного горизонта – позволил ей пройти восемь миль или около того до Абингдона не попавшись. Она шла по замерзшей земле, готовая в любой момент услышать хруст снега под копытами, возвещающий приближение поисковой группы, посланной в погоню. Но ничего подобного не произошло. В Абингдоне она встретилась с друзьями, которые переправили ее в безопасное место на западе страны. Матильда была спасена, битва за английскую корону продолжалась.

Этот легендарный момент войны стал спасением для Матильды и катастрофой для английского королевства. Роберт Глостерский, получив подкрепление, подбодренный чудесным побегом своей сводной сестры, возглавил контрнаступление на армию Стефана. Но положение снова было патовым. Корону удерживал Стефан, однако он, как и раньше, был слабым королем и не мог рассчитывать на безоговорочную преданность англо-нормандских баронов. Матильда же была на свободе и гораздо более сильна, чем когда-либо прежде, но после разгрома 1141 года она упала в глазах столь многих, что уже не могла победить собственными силами. Решительные действия велись лишь в Нормандии, где Жоффруа Плантагенет быстро оккупировал герцогство, которое Стефан за все время своего правления посетил лишь однажды, в 1137 году. К 1144 году Жоффруа завладел Руаном и был признан герцогом Нормандским, поставив тех баронов, чья собственность располагалась по обе стороны Ла-Манша, в немыслимое положение, когда им приходилось признавать власть двух враждующих сеньоров над одним и тем же феодом.

И Англия, и в меньшей степени Нормандия по-прежнему страдали от последствий конфликта. Страна, писал Вильям Ньюбургский, была «изувечена». С 1142 года Англия была поделена между двумя дворами: один, королевский, номинально располагался в Вестминстере и Винчестере, а другой, двор императрицы Матильды, – в Девайзесе, на юго-западе страны. Верховенство закона развеялось как дым, а вместе с ним и общественный порядок. Жестокий гражданский конфликт разрывал страну между сторонниками Стефана, сторонниками Матильды и баронами, воевавшими за себя и ни за кого другого. В отсутствие полноценного правителя северными землями – Уэстморлендом, Камберлендом и Нортумберлендом – правил шотландский король Давид. Англию, которая при Генрихе была богатой страной с эффективным управлением и прочно защищенными границами, рвали в клочья конкурирующие органы власти. Страна стонала под тяжестью народного горя. «Словно бы, – писал автор Англосаксонской хроники, – Христос и все его святые погрузились в сон».

В этой ситуации победителей быть не могло. Стефан и Матильда оба считали себя законными преемниками Генриха I и, соответственно, учреждали официальные правительства: собственные монетные дворы, суды, системы протекции и дипломатический аппарат. Но двух правительств быть не может: в этом случае ни одно из них не будет прочным и не сможет гарантировать исполнение приказов, так что ни один подданный не будет уверен в верховенстве закона. Как в любом государстве без единого централизованного источника безусловной власти, каждый пытался защищаться самостоятельно, и феодалы вели между собой кровопролитные локальные войны. Фламандские наемники заняли замки и заново укрепленные поместья по всей стране. Чтобы вооружить сельчан, использовался принудительный труд. Уровень насилия вырос, потому что землевладельцам ничего не оставалось, как защищать свое имущество своими силами. Небо затягивал дым от охваченных огнем посевов, а простой люд невыносимо страдал от мародерства иностранных солдат.

Хроники того времени полны записей о горестях, без которых не обходится война. Автор «Деяний Стефана» приводит один пример:

[Король] приказал опустошить прелестную и спокойную местность близ Солсбери, изобильную многими вещами; солдаты забирали и портили все, что попадалось им под руку, поджигали дома и церкви и, что страшней и хуже всего, жгли хлеб – уже убранный и сложенный в скирды на полях, изничтожая и превращая в прах все съестное, что только могли найти. От их звериной жестокости сильнее всего пострадал округ Мальборо, они ужасно обошлись с деревнями близ Девайзеса и собирались поступить так же со своими врагами по всей Англии.

И вдруг в 1148 году Матильда покинула Англию. Может показаться странным, что она отказалась от борьбы, которой отдала значительную часть своей жизни, но за десять лет, которые она посвятила защите интересов Плантагенетов, долг ее был исполнен. Ее дети – Генрих и два его младших брата Жоффруа и Гильом – подрастали на другом берегу Ла-Манша. Матильда намеревалась прожить оставшиеся годы в тихом и комфортабельном уединении монастыря при аббатстве Бек в Кевийи, в приорате Нотр-Дам-дю-Пре. Там, на противоположном берегу Сены, стоял Руан, столица Нормандии, которую Ордерик Виталий описывал так: «…прекрасный город в окружении журчащих рек и приветливых лугов… защищенный прочными зубчатыми стенами и крепостными валами…» Этот город был многим обязан Матильде: ее упорные старания сковать силы короля Стефана на английском фронте позволили Жоффруа Плантагенету захватить Руан. Теперь же она планировала наслаждаться видами столицы с другого берега.

Но и об Англии она не забывала. Ее старший сын приближался к своему 16-му дню рождения. Пришло его время продолжить борьбу, пришло время Генриху Сыну Императрицы попробовать свои силы.

Честолюбивые замыслы

Генрих, 16 лет от роду и снедаемый амбициями, высадился на берегу Девона 13 апреля 1149 года. Это был его третий визит в расколотое королевство, которое, как не уставала повторять мать, принадлежало ему по праву рождения. Он увидел страну в самые мрачные ее дни. Вся Англия была зоной военных действий: король и императрица преследовали друг друга из города в город и из замка в замок, сжигая имения и терроризируя народ в попытках втоптать друг друга в окровавленную землю. Но мать, долгие годы воевавшая со Стефаном, отошла от дел. На пороге зрелости Генрих явился оповестить, что теперь он будет представлять интересы анжуйской династии в Англии.

Эта страна не была его домом. Он понимал язык, но не говорил на нем. Однако и чужаком в Англии он не был. В 1142 году, в возрасте девяти лет, Генриха ненадолго привезли на английский фронт в качестве номинального лидера военной кампании, которую вела его мать. Он прибыл в тяжелое время, незадолго до легендарного побега Матильды по заснеженным полям Оксфорда. Пока Англия находилась в глубоком кризисе, Генрих оставался на попечении своего дяди Роберта Глостерского. В Бристоле он пробыл 15 месяцев, обучаясь у известного астронома, математика и философа-схоласта Аделарда Батского, который, кстати, посвятил молодому человеку свой трактат об астролябии. В 1144 году, по соображениям как безопасности, так и политического прагматизма, Генрих вернулся к отцу, чтобы помочь тому укрепиться в положении герцога Нормандии.

Генрих обладал приметной внешностью. В его жилах бурлила кровь трех династий: нормандской, саксонской и Плантагенетов. Он в секунду мог перейти от добродушного веселья к пылкому гневу. От своего отца он унаследовал красноватый оттенок кожи и неукротимую энергию; от деда по матери – склонность к деспотизму и тонкое политическое чутье. Геральд Камбрийский, писатель, хорошо знакомый с семьей Плантагенетов, оставил наглядный портрет Генриха в его зрелые годы:

Генрих II был краснолиц и веснушчат, с крупной круглой головой и серыми глазами, яростно сверкавшими и наливавшимися кровью в гневе. Он был вспыльчив и разговаривал резким, надтреснутым голосом. Шея его слегка выдавалась вперед, грудь была квадратной и широкой, а руки мощными и сильными. Сложения он был коренастого, с заметной склонностью к полноте – по природе, а не от невоздержанности, – с которой старался справиться упражнениями. В еде и питье он был умерен и скромен…

Генрих с детства отличался явной храбростью, даже безрассудством. Свой второй визит в Англию, в 1147 году, он совершил уже не с учебной, а с военной целью. Ему было только 13, когда он ухитрился собрать небольшой отряд наемников и переправился с ними через Ла-Манш, спеша прийти на помощь матери. Явление неуправляемого подростка на короткое время повергло Англию в ужас: ходили слухи, что парень привел с собой тысячное войско и привез кучу денег. Истина была скорее похожа на фарс: малолетний Генрих вряд ли мог заплатить даже своим солдатам, которые бросили его уже через несколько недель. («Ослабленные леностью и бездельем, побежденные бедностью и нуждой, они оставили благородного юношу», – писал Вильям Ньюбургский.) Стефан не принял глупых слухов всерьез: его это вторжение скорее позабавило, чем напугало. Чтобы выйти из неловкой ситуации, король заплатил наемникам Генриха вместо него и отослал мальчика домой в Нормандию.

И тем не менее такая решительность в столь юном возрасте сулила Генриху большое будущее. Нахальное вторжение 13-летнего юнца в Англию, причем в одиночку, – пусть и неудачное, это не столь важно, – демонстрировало, что Генрих с пользой провел время подле отца, руководившего военной кампанией в Нормандии. Жоффруа Плантагенет вовлекал сына в государственные дела как минимум с 1144 года, когда тот присутствовал при подписании им хартии в Анжере, столице Анжу. Затяжная военная кампания, которую Жоффруа вел в сложных условиях политической раздробленности французских земель, разворачивалась у Генриха на глазах. Он знал, что его воспитывают как будущего герцога Нормандии, и, скорее всего, рассчитывал стать еще и графом Анжуйским.

Наверное, именно в дни, проведенные рядом с Жоффруа, Генрих стал таким искусным наездником. Сопровождая отца по Анжу и Нормандии, он проводил верхом долгие часы, научившись галопировать на скорости, которую позже назовут легендарной. (Со временем ноги Генриха искривятся по форме седла, которое они вечно сжимали.)

Жоффруа наверняка должен был настойчиво обучать сына вести дела и войны в ненадежной, коварной стране. Политическая обстановка во Франции XII века была нестабильной и часто зависела от грубой силы, но Жоффруа был виртуозным игроком. Страна была раздроблена на бесхозные и переходящие из рук в руки районы, которые мало подчинялись какой-либо центральной власти. Огромными территориями правили представители знатных родов, которые по большому счету были не более чем полевыми командирами.

Наблюдая, как методично его отец прокладывает путь к завоеванию Нормандии, Генрих понял, что политическое выживание – игра, победу в которой приносит умение предвосхитить смену власти, лавировать между сиюминутными друзьями и врагами, в нужное время вступать в альянсы с правильными союзниками, способными подкрепить твои территориальные претензии. В таком запутанном мире выживает самый изворотливый.

В этих феодальных играх у Генриха теоретически имелось одно огромное преимущество. Он был сыном императрицы и мог претендовать на английский престол. Во Франции не было недостатка в могущественных герцогах и графах, но королей было всего два: король Англии и король Франции. Стать значительной силой на континенте, противостоять новому королю Франции Людовику VII, унаследовавшему трон в 1137 году! Генрих знал: он не просто владетельный граф или герцог, каких немало, но в первую очередь «Генрих, сын дочери короля Генриха I и законный наследник Англии и Нормандии».

Когда юный Генрих в 1147 году приехал в Англию, его главной задачей было показать себя достойным продолжателем дела императрицы. Королевская кровь – это важно; но теперь ему требовалось признание пэров. Здесь-то ему и пригодились долгие дни в седле: юноша отправился на север, где его ждал дядя матери, король Давид Шотландский, чтобы посвятить в рыцари.

Генриха препоясали мечом в Карлайле на Троицу 1149 года. Приобретя рыцарское звание, он решил продемонстрировать всей Англии, что и воинской отваги ему не занимать. На обратном пути на юг он попытался атаковать Йорк. Предприятие окончилось неудачей, и Генрих, подгоняемый войсками короля, бежал к Ла-Маншу. Шестнадцатилетнему рыцарю удалось пробраться на юго-запад, отбить атаку сына Стефана Евстахия на город Девайзес и удрать в Нормандию. Это, конечно, трудно назвать удачной вылазкой, но это был самый большой успех, которого его семье удавалось достичь на английском фронте с 1141 года.

К 1149 и 1150 годам стало ясно, что Генрих – баловень судьбы. Он набрал политический вес. В 1150 году отец официально объявил его герцогом Нормандским – Генрих начал пользоваться этим титулом за несколько месяцев до того. В августе 1151 года герцог Нормандский Генрих принес оммаж королю Людовику VII Французскому от имени Нормандии: торжественное и публичное подтверждение его герцогских прав и достоинства.

В сентябре Жоффруа Плантагенет умер. Ему было всего 39 лет. Согласно Жану из Мармутье, Жоффруа возвращался с королевского совета, и «в Шато-дю-Луар его привезли уже в лихорадке. [Он] упал на ложе. Затем, пророчески заглядывая в будущее своих людей и земель, он запретил своему наследнику Генриху насаждать традиции Нормандии или Англии в собственном графстве, равно как и наоборот». И еще: «Смерть такого великого правителя была предсказана кометой, и его тело вернулось с земли на небо».

Таков был внезапный конец насыщенной событиями жизни Жоффруа Плантагенета. Теперь ответственность за судьбу дела Анжу полностью легла на плечи его старшего сына. Восемнадцатилетнему герцогу Нормандии Генриху пришлось пройти долгий путь, чтобы реализовать амбиции своих родителей. Ему предстояла нелегкая борьба. Но награда, которую сулила победа, превосходила всякое воображение.

Скандальный брак

18 мая 1152 года Генрих, герцог Нормандии, обвенчался с Алиенорой, герцогиней Аквитанской в кафедральном соборе Пуатье. Устроенный наспех и в обстановке строжайшей секретности брак был заключен со всей возможной поспешностью. Последствия этого брака будут сотрясать Европу и десятилетия спустя.

Генрих, как и его отец, взял в жены женщину старше себя. Алиеноре было 28. Генриху только исполнилось 19. Он был неутомимым молодым солдатом, мало озабоченным внешними атрибутами знатности. Его невеста, напротив, была невероятно эффектна и известна всему христианскому миру своей незаурядной красотой, бьющей через край сексапильностью и неуступчивостью в делах политики. И что самое важное, всего за два месяца до свадьбы с Генрихом она была королевой Франции: женой Людовика VII, матерью двух французских принцесс. Принадлежавшее ей герцогство Аквитанское, простиравшееся от границ Анжу до Пиренеев, составляло значительную часть территории, на которую распространялось влияние французской короны.

Брак с Алиенорой Аквитанской стал для Генриха одной из величайших в жизни удач. Амбициозный молодой игрок на поле европейской политики не мог найти себе более завидной невесты. Приданым Алиеноры было богатство, власть и обширные земельные владения. Сама она была опытным политиком и самостоятельным правителем. А то, что еще недавно она была супругой Людовика VII, дополнительно повышало ее ценность в глазах герцога Нормандии, мечтавшего утвердиться в статусе первейшего французского сеньора.

История жизни Алиеноры замечательна сама по себе. Старшая дочь Гильома X, герцога Аквитании и графа Пуату, покровителя искусств и завзятого вояки, который то грызся с папским престолом, то благочестиво смирялся перед Церковью, родилась в 1124 году. Поэтический талант, как и истовая набожность, всегда были присущи герцогам Аквитанским. Дед Алиеноры Гильом IX, «герцог-трубадур», был, вероятно, величайшим острословом и поэтом своего времени. Он писал баллады на языке юга Франции – окситанском – и рассказывал в них истории о любви, рыцарском героизме и галантности, которые стали неотъемлемой частью романтической культуры тех мест. Его имя – как и имена его потомков – неразрывно сплелось с представлением о рыцарской романтике, служившей лейтмотивом его поэзии. Слава Аквитанского дома зиждилась на его славе.

Гильом IX умер в 1126 году, вскоре после рождения Алиеноры. Одиннадцать лет спустя, в 1137 году, совершая паломничество в Сантьяго-де-Компостела, внезапно скончался ее отец, Гильом X. Его смерть сделала 13-летнюю Алиенору единственной наследницей одного из громаднейших доменов в Европе и одновременно беззащитной сиротой, отчаянно нуждавшейся в покровительстве.

Аквитания тогда представляла собой огромный, беспорядочно раскинувшийся и очень слабо управляемый регион, составлявший больше четверти от всей территории средневековой Франции. Ей принадлежали Гасконь, города Бордо и Байонна, графства Сентонж, Ангулем, Перигор, Лимузен, Овернь и Ла Манш. Влияние герцогов Аквитанских распространялось на север до графства Пуату и на юг, где у них были связи с Наваррой и Барселоной. Аквитания, благодатная плодородная страна, торговала вином и солью через гасконские порты на атлантическом побережье. Важной частью доходов герцогства был туризм: на пути в Компостелу у благочестивых паломников была возможность насладиться аквитанским гостеприимством и пополнить запасы, прежде чем устремиться к выжженным солнцем перевалам Пиренеев. Для того, кто контролировал его, герцогство обещало стать неиссякаемым источником богатства, власти и культурного влияния.

Однако контролировать Аквитанию было нелегко. Аппарат власти был чрезвычайно слаб. Кучка беспокойных мятежных вельмож устраивала свары за права и полномочия, а их верность сюзерену была, как правило, не более чем номинальной. Всем было очевидно, что это не то место, где может править 13-летняя девочка. Король Франции Людовик VI действовал без промедления: через три месяца после смерти отца Алиенора вышла замуж за 17-летнего сына короля, принца Людовика, в кафедральном соборе Бордо. Брачный союз с прямым наследником французской короны передавал Аквитанию под непосредственный контроль Парижа.

Не успели отгреметь свадебные колокола, как новоиспеченный свекор Алиеноры Людовик VI скончался. Юная герцогиня стала королевой Франции.

Королева южного происхождения поначалу чувствовала себя не в своей тарелке, столкнувшись с высокомерным аскетизмом парижского двора. Культура региона Иль-де-Франс, расположенного в центре северофранцузской низменности, сильно отличалась от нравов славного герцогства Аквитанского. Даже язык там был другим: северный лангедойль был мало похож на лангедок, на котором говорили Алиенора и большая свита, которую она привезла с собой. Алиенора, типичная темпераментная и беззаботная южанка, и привлекала, и пугала своего юного супруга. Людовик VII держался скромно, замкнуто и благочестиво, а Алиенора вовсю наслаждалась привилегиями своего королевского положения. И сама она, и ее свита одевались и вели себя вызывающе. Людовик же носил рясу и скудно, почти по-монашески питался. По словам Вильяма Ньюбургского, Алиенора позже жаловалась, что в лице Людовика вышла «замуж за монаха, а не за монарха». Алиенора окунулась в бурную жизнь высшего света, чем шокировала окружение своего мужа.

С самого начала этот брак был исключительно неудачным как в личном, так и в политическом плане. Алиенора могла, как писал известный французский аббат Бернард Клервоский, «жестко отстаивать свою позицию». Она подтолкнула Людовика к нескольким неразумным авантюрам, включая бессмысленную войну с графством Шампань, спровоцированную младшей сестрой Алиеноры Петрониллой, опрометчиво выскочившую замуж за графа Вермандуа. Очень быстро Алиенора заслужила во Франции репутацию скандалистки, сеющей политический хаос. В 1140-х годах дурная слава уже бежала впереди нее. Когда Алиенора в 1147 году сопровождала Людовика во Втором крестовом походе на Восток, чуть ли не каждое ее движение искажалось слухами. Ее обвиняли (напрасно) в разрушительных внезапных атаках врагов на силы крестоносцев; ее подозревали (безосновательно) в сговоре – или в интрижке – с дядей, принцем Раймундом Тулузским, правителем Антиохии. Позднее летописцы даже пустили слух, что у нее был роман с великим мусульманским правителем Саладином и что она пыталась сбежать с ним на лодке – недурная зарубка на кроватном столбике Саладина, учитывая, что во время Второго крестового похода ему было всего десять лет. По пути домой Людовик и Алиенора остановились в Тускуле, чтобы встретиться с папой римским Евгением III. Тот выступил в роли брачного консультанта и даже подарил супругам для примирения кровать, задрапированную принадлежавшим ему богатым пологом.

Но и это не сработало. Несмотря на то что Алиенора родила Людовику двух детей – графиню Шампани Марию в 1145 году, а в 1150 году Алису, графиню Блуа, – к началу 1150-х годов стало ясно, что их брак долго не протянет. Вероятно, семью можно было бы сохранить, роди Алиенора сына, но увы. После Рождественской курии, отмечавшей наступление 1152 года и проходившей в Лиможе, на земле Алиеноры, всем стало очевидно: брак французского короля скоро отправится в разбухшую мусорную корзину истории Капетингов. 21 марта 1152 года собрание французских епископов постановило, что Людовик и Алиенора связаны кровным родством. Их брак был объявлен недействительным. Алиенора получила назад свое герцогство Аквитанское, а Людовик, как все Капетинги до него, начиная с Филиппа I, аннулировал брак. Продолжить королевский род наследником предстояло другой женщине. И вряд ли Алиенора испытывала что-то кроме облегчения.

Однако это приятное чувство омрачалось пониманием, что теперь, в возрасте 28 лет, она так же уязвима, как и в день смерти отца. Герцогиня Аквитанская, опять незамужняя и больше не под защитой французской короны, вернулась на брачный рынок: и недостатка в претендентах на ее руку не было. В марте 1152 года она отправилась в опасный путь по долине Луары, из Божанси в Пуатье, столицу своего герцогства. Она путешествовала с чрезвычайной поспешностью, зная, что местность вокруг таит опасность. Уже распространилась новость, что Алиенора больше не королева Франции. Говорят, что ее преследовали сразу два владетельных князя, надеясь похитить и силой сделать своей женой. По словам летописца из Тура, и граф Блуа Тибо V, и Жоффруа Плантагенет Молодой (16-летний младший брат Генриха, второй сын императрицы Матильды) собирались перехватить ее по пути. Если бы одному из них это удалось, она не была бы уже хозяйкой своей судьбы и самой жизни.

Но полтора десятилетия закалки в горниле французской политики научили Алиенору выживать. Она прекрасно понимала, что брак необходим и неизбежен, но намеревалась заключить его на своих условиях. И пока, ускользнув от преследователей, она изо всех сил гнала в Пуатье и думала о том единственном мужчине, что сможет обеспечить ее будущее, Генрих Плантагенет, герцог Нормандии, граф Анжу, Мена и Турени, будучи в Лизьё, на побережье Нормандии, готовил вторжение в Англию, где собирался востребовать корону от имени матери.