Леша Веретенников по кличке Дирижер к миру музыки имел ровно такое же отношение, как балерина к самогоноварению. Звучную кликуху он получил благодаря своей профессии – он был карманником. И не абы каким, а высшей категории. Леша не резал сумки в трамваях, не промышлял на рынках, не «чистил» карманы подвыпивших на остановках и не лишал несчастных пенсионеров последних накоплений. Нет, это было для него слишком скучно и неблагородно. Его полем деятельности были места обитания очень зажиточных граждан: театры, презентации, светские рауты, дорогие рестораны и богемные тусовки, куда он имел беспрепятственный доступ благодаря прикормленным администраторам и организаторам. И работал Леша Дирижер только с женщинами.
Наметанным глазом он безошибочно определял не только стоимость побрякушек потенциальной жертвы, но и ее морально-психологическое состояние: скучает, раздражена, грустит и так далее. Изучив ее и убедившись в том, что она одна, он подходил к ней, весь такой обаятельный и пахнущий дорогим одеколоном, и начинал непринужденный разговор. При этом делал загадочные взмахи левой рукой, чем вгонял женщину в легкий транс. Одной рукой дирижировал, а другой вытаскивал из сумочки кошелечек со стразами или снимал часики с бриллиантами. Мог и на ушко шепнуть комплимент – в этом случае в никуда уплывали серьги или колье. Работал он настолько виртуозно, что жертва не сразу обнаруживала пропажу, а сам воришка в это время был уже далеко. И попробуй найди: парики, накладные усы и бороды, цветные контактные линзы – все это Леша использовал в обязательном порядке.
Награбленное он сбывал только одному человеку – залоговщику Копытману Израилю Марковичу. Как-то принес Леша ему колечко с бриллиантиком. Любопытная была вещица, дорогая и старинная – Израиля Марковича она весьма заинтересовала. И предложил он полтора миллиона рублей – сразу, без лишних расшаркиваний и торга, что было на него совсем непохоже. Леша, глядя в его хитро-мудрые глаза, колечко решил придержать до лучших времен, а заодно посоветовал ему пересмотреть свое отношение к постоянным клиентам. Но Копытман колечком проникся до такой степени, что решил завладеть им во что бы то ни стало – уж больно редкий там был камушек. И обратился он к Жоре Антресолю, на тот момент только-только откинувшемуся из зоны и остро нуждавшемуся в деньгах. Израиль четко дал понять, что было бы совсем неплохо, если бы Жора не только изъял колечко, но и сделал бы так, чтобы Дирижер долго не мог зарабатывать деньги привычным ему способом. Например, переломал ему пальцы. Или вовсе отстриг, чтобы тот больше никогда не дирижировал.
Жора, изяществом манер не отличавшийся, просто подкараулил Лешу возле квартиры и разбил ему нос. После вытащил из кармана садовый секатор, приставил к указательному пальцу и поставил перед выбором: остаться без клешни или отдать кольцо. Леша выбрал второе. Жора сказал, что отныне Дирижер ему должен и направился в ломбард к Израилю, где и отдал колечко за обещанные полтора миллиона. Жору мало волновала истинная стоимость изделия – деньги сильно нужны были. В итоге выиграли все: залоговщик получил кольцо, Жора – деньги, а Леша остался с пальцами, а стало быть – при профессии.
И до сегодняшнего дня Жора Лешу не беспокоил. Будто забыл.
Оказалось, нет.
– Что ты хочешь от меня?
– Отсидеться мне надо да подумать, как дальше быть.
– У меня нельзя.
– Знаю. Думай, Дирижер.
Леша с досадой стукнул кулаком в дверь и задумался. Жора не торопил, лишь ухмылялся, глядя в его озадаченное лицо.
– Утром наверняка объявят «Перехват», посты на дорогах выставят, ориентировки разошлют на вокзалы и в аэропорт. О тебе будет знать каждый участковый, а твой портрет повесят на каждом столбу.
– Теряем время! – перебил Жора. – Об этом и сам знаю. Вывезти меня куда-нибудь сейчас.
– Куда?
– Туда, где я могу отсидеться! – повысил голос Жора. – Ты тупой?!
Леша еще раз стукнул кулаком по двери. Минуту он размышлял, затем открыл дверь в квартиру.
– Ладно, я сейчас.
Он зашел, а Жора спустился к окну на лестничном марше и внимательно осмотрел хорошо освещенный двор: ничего подозрительного. И тихо. Лишь где-то протяжно переругивались коты.
Жора вернулся и прислушался к диалогу в квартире.
– Куда ты собрался?!
– Надо мне!
– Лешик, если ты опять взялся за старое, я от тебя уйду!
– Да все нормально! Утром буду! Спи!
Дверь открылась. Леша держал в одной руке большой аккумуляторный фонарь, в другой – ключ от машины.
– Пошли! – он пошел вниз по лестнице.
Жора подхватил сумку и последовал за ним.
– Куда?
– Домик у меня в «Лымарино». Правда, там со светом проблемы, зато глухомань. По дороге продуктов купим – голодным не останешься. Пересидишь, а там будем думать.
СНТ «Лымарино» находилось в черте города, на самом его отшибе. Из-за участившихся в последние годы паводков некогда цветущее садовое товарищество превратилось в заброшенные гектары неплодородной земли – весной все тонуло в разливающихся речных водах, а летом превращалось в сухой каменистый грунт. Дома разрушались, границы участков размывались, а огородники и дачники уже давно забыли туда дорогу. Единственные, кто чувствовал там вольготно – бродячие собаки и бомжи.
***
За окном светлело. Уже окрасились багровым верхние этажи домов, шипящими брызгами прошлась поливальная машина, потянулись первые людские ручейки к остановкам.
Аня прижала ладони к глазам, словно таким образом хотела снять с них пелену бессонной ночи, взбодриться и ожить.
Холодный душ освежил, но настроение не прибавил. Завтрак показался безвкусным, а кофе – горьким. Очередное паршивое утро.
Аня сняла с бельевой веревки блузку, расправила ее на гладильной доске и включила утюг. Подошва скользила по шелковой ткани, носик тыкался в кружева и оборки, а мысли уносили в прошлое – настолько мрачное, что выть охота.
Каждый день она заставляла себя жить. Просыпалась рано утром, гладила чертову блузку, шла на работу, вечером подрабатывала в стриптиз-баре, чтобы ночью вернуться домой и после пары часов беспокойного сна проснуться и снова искать смыслы в своей бессмысленной жизни.
И так по кругу. Она бегает по жизненному кругу словно пони по цирковой арене. А ради чего?
Нет ответа.
Аня дернула за шнур утюга и принялась переодеваться. Через десять минут она вышла из дома и потерялась в толпе, спешащей к автобусной остановке.
Она все-таки опоздала, ненамного, но достаточно, чтобы это заметила старшая продавщица Женя Сундеева.
– Дорохова, это уже в который раз за неделю? – Сундеева стояла в двери раздевалки и отчаянно корчила из себя начальницу.
– Не считала, – Аня надела жилетку и принялась повязывать шейный платок.
– А ты посчитай – будешь удивлена. Я вот думаю, надо все-таки рассказать директору о твоих опозданиях.
– Рассказывай, – равнодушно ответила Аня, пристегнула бейджик и поправила юбку.
Рукой подвинула стоявшую в проходе Женю и вышла в торговый зал.
– Плохо выглядишь, Дорохова! – крикнула в спину Женя. – Спать надо, а не сиськами перед мужиками трясти! Знаем, чем ты по ночам занимаешься!
Аня, стараясь запечатать ей рот, с силой захлопнула дверь, но она тут же открылась, и взбешенная Сундеева, задев ее плечом, вылетела из раздевалки.
– В ручках пересортица – разберись! – злобно бросила она, даже не обернувшись.
Аня подошла к полкам с ручками. Да, действительно, пересортица: красных ручек намного больше, чем синих. Надо идти на склад и дополнить ассортимент синих.
– Закончишь – займись выкладкой календарей! – донесся из-за стеллажей противный голос Сундеевой.
Аня вышла в подсобку, миновала сонных грузчиков и свернула на склад. Пожилая кладовщица, сидевшая на поддоне с офисной бумагой и что-то черкающая в блокноте, подняла на нее взгляд и приветливо улыбнулась.