Восход Эндимиона

– Э… у Бина нет… Ну, я хотел сказать… – Ночью, когда мальчик махал мне рукой, его рубашка распахнулась, приоткрыв хилую грудь без крестоформа.

Дем Лоа покачала головой. Капюшон ее одеяния был из мерцающей переливчатой как шелк ткани.

– Никто из нас еще не принял крестоформ. Но отец Клифтон… э-э-э… убеждает нас…

Я мог только кивнуть. Боль в спине и в паху вернулась, пробежав как электрический ток по нервам.

Пожалуй, мне следует разъяснить, что означали разные цвета в одежде жителей Лок Чайлд-Ламонда на планете Витус-Грей-Балиан Б. Дем Риа рассказывала, что сто лет назад те, кто сейчас живет по берегам реки, переселились из звездной системы 9352-й Лакайля. Их мир, когда-то называвшийся Горечь Сибиату, был реколонизирован имперскими религиозными фанатиками. Новые колонизаторы дали ей другое название – Неизреченная Милость – и принялись обращать местные культуры, пережившие Падение. Культура Дем Риа – миролюбивая, философская, ориентированная на взаимодействие всех членов сообщества, – предпочла обращению эмиграцию. Двадцать семь тысяч человек пожертвовали свое состояние и рискнули жизнью, чтобы снарядить древний ковчег и доставить всех – мужчин, женщин, детей, домашних животных и все-все-все после сорока девяти лет холодного сна на Витус-Грей-Балиан Б, где после Падения не выжил никто.

Народ Дем Риа называл себя Спектральной Спиралью Амуа, по названию эпической философской симфонической голопоэмы Хэлпула Амуа. В поэме Амуа цвета спектра метафорически символизировали человеческие ценности. Спиральные сочленения, наслоения, синергии и столкновения служили зримым выражением конфликтов, этими ценностями создаваемых. Спиральная симфония Амуа исполнялась с музыкой, стихами и голографическими изображениями, все вместе олицетворяло философское взаимодействие. Дем Риа и Дем Лоа объяснили, что их культура заимствовала значения цветов у Амуа: белый – цвет чистоты, интеллектуальной честности и физической любви; красный – страсть, искусство, политические убеждения и храбрость; синий – интроспективные откровения музыки, математики, индивидуальная терапия помощи другим; изумрудно-зеленый – созвучие с природой, контакт с техникой, сохранение вымирающих видов; черный – цвет мистерий, и так далее. Тройной брак, непротивление и другие особенности культуры возникли частично из философии Амуа и в большей степени – из богатой общинной культуры народа Спирали, созданной на Горечи Сибиату.

– Значит, отец Клифтон убеждает вас прийти в Церковь? – спросил я, когда боль немного отступила.

– Да, – сказала Дем Лоа.

Их супруг, Алем Микайл Алем, вошел в комнату и сел на подоконник. Он внимательно слушал, но говорил мало.

– Ну а вы что? – Я осторожно повернулся. Я не просил дать мне ультраморф уже несколько часов. Скажу честно, мне страшно хотелось его попросить.

– Если мы все примем крест, маленького Бина Риа Дем Лоа Алема отправят на базу в Бомбасино. Даже если они не смогут его вылечить, Бин вернется к нам… после… – Дем Риа опустила голову и спрятала руки в складках одежды.

– Они не позволят принять крест только Бину? – догадался я.

– Конечно… Они всегда стоят на том, что обратиться должна вся семья. Впрочем, это можно понять… Отец Клифтон очень расстроен, но он надеется, что мы примем Иисуса Христа и примем не слишком поздно…

– А ваша дочь, Сес Амбре – ей бы хотелось стать христианкой? – спросил я и тут же понял: это слишком личное, о таком не спрашивают. Но мне было интересно, да и размышления об этой мучительной дилемме отвлекали от моей вполне реальной, но куда менее значимой боли.

– Сес Амбре хочет стать возрожденной христианкой и полноправной гражданкой Священной Империи, – ответила Дем Лоа, поднимая голову. – Тогда ей позволят посещать церковную академию в Бомбасино или в Кероа-Тамбат. Она считает, что там ее ждут интересные брачные перспективы.

Я раскрыл было рот, передумал, а потом все-таки сказал:

– Но ведь тройной брак не… Разве Церковь позволит…

– Нет, – сказал Алем. Он нахмурился, серые глаза смотрели грустно. – Церковь не допускает ни однополых, ни полигамных браков. Наша семья погибнет.

Я заметил, как все трое обменялись взглядами… и в этих взглядах была такая любовь и такой страх потери, что это на долгие годы останется со мной.

Дем Риа вздохнула:

– В любом случае это неизбежно. И отец Клифтон прав… мы должны сделать это сейчас, ради Бина, а то дождемся: он умрет истинной смертью, мы потеряем его навсегда… и только потом примем крест. Уж лучше водить нашего мальчика на воскресную мессу и слушать, как он смеется, чем ходить в собор, чтобы поставить свечу за упокой его души.

– Почему неизбежно? – удивился я.

Дем Лоа пожала плечами.

– Наше общество Спектральной Спирали зависит от всех его членов… Все витки и составляющие Спирали должны быть на своем месте, чтобы взаимодействовать, работать ради прогресса и добра. Но все больше и больше людей Спирали оставляют свои цвета и принимают крестоформ. Ядро долго не продержится.

Дем Риа коснулась моего локтя, как бы желая подчеркнуть то, что скажет дальше:

– Все-таки они не сумели нас принудить. – Ее голос звучал как шелест ветра в кружеве занавесей за ее спиной. – Мы способны оценить и чудо воскрешения, но… – Она замолчала.

– Но это очень тяжело, – договорила Дем Лоа, и ее ровный голос вдруг сорвался.

Алем Микайл Дем Алем поднялся с подоконника, подошел к своим супругам и, опустившись на колени, невыразимо нежно коснулся запястья Дем Лоа, а другой рукой обнял Дем Риа. На мгновение они забыли все, и меня тоже, в своей любви и скорби.

А потом вернулась боль, пронзила раскаленным копьем, проникая как лазер в спину и пах. Я громко застонал, не в силах удержаться.

Трое разомкнули объятия, и Дем Риа протянула руку за шприцем с очередной дозой ультраморфа.

Сон был все тот же – я лечу в ночи над Аризоной, внизу пустыня, я смотрю на себя и Энею: мы пьем чай и болтаем под навесом у ее домика, на этот раз разговор ушел далеко от воспоминания о нашем реальном разговоре той ночью.

– Это как ты – вирус? – спросил я. – Как это так получается, что то, чему ты учишь, чему бы ты ни учила, – угроза для огромной могущественной Империи?

Энея смотрела прямо перед собой, в черную пустоту, вдыхая ночные ароматы. И она не повернулась ко мне.

– Знаешь, в чем главная ошибка в «Песнях» дяди Мартина, Рауль?

– Нет, – сказал я. За прошедшие годы она уже сообщала о выявленных ошибках, пропусках и неверных предположениях – да и вместе мы обнаружили несколько во время путешествия на Старую Землю.

– Их две, – тихо сказала Энея. В ночной пустыне раздался крик ястреба. – Первая – он верил тому, что сообщил моему отцу Техно-Центр.

– Насчет того, что они – те, кто похитил Землю? – уточнил я.

– Насчет всего, – поправила Энея. – Уммон лгал кибриду Джона Китса.

– Почему? – удивился я. – Ведь они собирались уничтожить его.

Наконец Энея повернулась ко мне:

– Там была моя мать, чтобы записать разговор. И Центр знал, что она расскажет все старому поэту.

Я задумчиво кивнул:

– А он приведет это как достоверный факт. Но с какой стати им было лгать?..

– Вторая ошибка более серьезна, – не повышая голоса, перебила Энея. Небо на северо-западе по-прежнему чуть светилось. – Дядюшка Мартин верил, что Техно-Центр – враг человечества.

Я поставил чашку на камень.

– Ошибка? А что, ИскИны нам не враги? – Энея не ответила. Я принялся загибать пальцы. – Во-первых, из «Песней» следует, что Центр стоял за нападением на Гегемонию – за той атакой, которая привела к Падению. Не Бродяги, а именно Центр. Церковь это отрицает и винит во всем Бродяг. Ты хочешь сказать, что Церковь права, а старый поэт – нет?

– Нет. Атаку спланировал Центр.

– Миллиарды погибших… – Я чуть не плюнул от возмущения. – Гегемония уничтожена. Великая Сеть уничтожена. Мультилинии уничтожены…

– Техно-Центр не обрубал мультилиний.

– Ладно. – Я перевел дыхание. – Их обрубили некие загадочные сущности… Скажем, твои медведи, тигры и львы. Но ведь атаку-то организовал Центр…