Восход Эндимиона

Ну и грохот! Оглушительные взрывы. Раскаты грома, беспрерывный стук… Словно тропический ливень барабанит по сплошному пологу джунглей. Я сощурился. Темнота… Вспышка ослепительно белого света… На сетчатке осталось размытое изображение… Снова вспышка, и снова…

Я вспомнил торнадо и грозовой фронт, которые подбирались к моему каяку. Но это была совсем другая гроза. И дождь в самом деле стучал по пологу джунглей. В лицо и в грудь колотились обрывки нейлона, остатки паруса, мокрые пальмовые листья, обломки фибропласта. Я уставился вниз, ожидая очередной вспышки. Внизу обнаружился разбитый вдребезги каяк. И мои ноги… еще частично в кокпите лодки… левая – целая и невредимая, а вот правая… Я вскрикнул от боли. Правая нога была, безусловно, сломана. Я не видел торчащих из нее костей, но был уверен, что перелом – где-то в районе бедра.

В остальном со мной все как будто было в порядке. Если не считать ушибов, порезов и крови на лице и на руках. Брюки превратились в лохмотья. Та же участь постигла куртку и рубашку. Однако, повернувшись туда-сюда, выгнув спину, потянувшись, пошевелив пальцами на руках и на левой ноге, а затем предприняв аналогичную попытку с пальцами правой, я пришел к выводу, что жив и более или менее невредим – позвоночник цел, ребра на месте, лишь по правой ноге растекалась боль, словно в нее всадили кусок раскаленной проволоки и тащат по венам.

При следующей вспышке я попробовал определить свое местонахождение. Каяк – и я вместе с ним, – похоже, застрял в джунглях, угодил в ловушку ветвей; меня заботливо окутывал, как саваном, дырявый парус, в лицо лезли мокрые листья, а до земли, то есть до поверхности неизвестной планеты, было попросту неизвестно сколько.

Деревья? Земля? Поверхность?

Мир, в котором я недавно находился, не имел поверхности… По крайней мере до нее нельзя было добраться без того, чтобы чудовищное давление не расплющило тебя и не превратило в лепешку размером с кулак. И вряд ли на поверхности того юпитерианского мира, где водород переходит в состояние металла, могли расти деревья. Значит, я не там. И не в желудке проклятой «камбалы». Но тогда где?

Раскаты грома напоминали взрывы плазменных гранат. Налетел порыв ветра, каяк вздрогнул, покачнулся, и я громко завопил от боли в ноге. Должно быть, на какой-то миг я потерял сознание, ибо, когда снова открыл глаза, выяснилось, что ветер стих, зато дождь лупит по мне словно кулачки тысяч мертвых детишек. Я вытер с лица влагу и кровь и вдруг сообразил, что дрожу, хотя моя кожа, несмотря на холодный дождь, буквально пышет жаром. Сколько я тут провел? Какие зловредные бактерии проникли в мои порезы? И чем я мог заразиться в брюхе той мерзостной «камбалы»?

Логика подсказывала, что все воспоминания о полете в атмосфере юпитерианского мира и о проглотившем меня чудовище – не более чем сон, что я попал сюда – куда сюда? – через портал после бегства с Витус-Грей-Балиана Б. Да, бегство было, переход был, а все остальное – кошмарный сон. А как же тогда быть с ошметками паруса? И воспоминания очень уж живые и подробные. К тому же логика подсказывала, что в моем путешествии с самого начала не было никакой логики.

Ветер сотряс дерево. Каяк соскользнул по стволу. Боль в ноге пронзила все тело.

Я прикинул, что, пожалуй, хватит предаваться размышлениям, пора приниматься за дело. В любой момент каяк может рухнуть, а то еще и ветви обломятся, и я полечу вниз вместе с обломками фибропласта, обрывками нейлоновых шкотов и дырявого паруса – вниз, во мрак, со сломанной ногой… Молнии вспыхивали теперь менее регулярно, и мрак почти не рассеивался. Я не видел под собой ничего, кроме переплетения ветвей и толстых серо-зеленых, закрученных спиралью стволов. Что это за деревья? Я таких не помню.

Где я? Энея… Куда ты меня отправила на сей раз?..

Я постарался не думать об этом. Это была почти молитва, а я не собирался приобретать дурную привычку и чуть что молиться девушке, с которой вместе странствовал по галактике, которую защищал, с которой завтракал и ужинал и четыре года подряд спорил. Знаешь, детка, вообще-то могла бы ты подбирать для меня более приветливые планеты. Конечно, если бы у тебя был выбор.

Громыхнул гром, но вспышки на сей раз не последовало. Каяк дернулся, его нос неожиданно задрался вверх. Я пошарил за спиной в поисках толстой ветви, которую успел заметить раньше. Пальцы наткнулись на острые как бритва стебли, на мокрые листья, наконец ухватились за ветку. Я подтянулся, стараясь высвободить из кокпита сломанную ногу, но это удалось только наполовину. От боли к горлу подкатила тошнота, перед глазами заплясали черные точки; впрочем, кругом стояла такая тьма, что можно было и ошибиться. Я перегнулся через борт каяка, а когда тошнота прошла, попытался вновь найти себе надежную опору.

И как меня, черт возьми, угораздило сюда залезть?

Какая разница? Главное сейчас – выбраться из обломков фибропласта и дырявого савана.

Нужно достать нож и попросту прорубить выход.

Ножа не было. Как не было и пояса. Карманы куртки отсутствовали. Сама куртка и рубашка превратились в лохмотья. Пропал игольник, который я хранил как талисман на случай нападения «камбалы»… Мне смутно вспомнилось, что оружие с рюкзаком унес тот же самый торнадо, который в клочья изорвал парус. Одежда, лазерный фонарик, провизия – все пропало.

Вспыхнула молния. Гром стал менее оглушительным. Неожиданно что-то сверкнуло у меня на запястье.

Комлог! Эта проклятая штуковина должна работать!

Но что толку от комлога? Не знаю; все равно лучше, чем ничего. Поднеся ко рту левую руку, я крикнул:

– Корабль! Включить комлог! Корабль! Эй!

Никакого ответа. Помнится, когда на воздушном мире разбушевалась гроза, комлог заискрился точно рождественская елка сигнальными, аварийными огоньками. К своему удивлению, я ощутил нечто вроде горечи утраты. Комлог вел себя как полный идиот, в лучших случаях – как упрямый и глупый ребенок, но ведь сколько времени он был со мной. Я привык к нему. И он помогал мне вести катер, который доставил нас от «Водопада» к Талиесину. И…

Я стряхнул ностальгию и заворочался в своем гнездышке. В конце концов мне удалось ухватиться за нейлоновый шкот. Это должно помочь. Ребра паруса наверняка крепко застряли в ветвях, мой вес они выдержат без труда… Я стукнул левой ногой по фибропластовому корпусу лодки, норовя сбросить ее вниз.

Боль снова погрузила меня в беспамятство… Я вспомнил о почечном камне, о том, сколько неприятностей он мне доставил… Боль была похожей, только накатывала волнами через неравные интервалы… Придя в себя, я обнаружил, что уже не лежу на ветвях, а вишу, цепляясь за нейлоновый шнур. Несколько минут спустя налетел очередной порыв ветра, и каяк рухнул в темноту. В гнездышке остались лишь немногочисленные обломки.

Что теперь?

Наверное, следует подождать рассвета.

А если на этой планете не бывает рассвета?

Тогда подождать, пока утихнет боль.

С какой стати она должна утихнуть? Кость сломана и почти наверняка вонзилась в мышцу. Вдобавок у меня лихорадка. Одному Богу известно, сколько времени я провел под дождем без сознания. В порезы могли проникнуть самые невероятные микробы. Наверно, начинается гангрена. Этот гнилостный запах – возможно, он исходит от меня.

Кажется, так быстро гангрена не начинается?

Успокоить меня было некому.

Я попытался левой рукой ухватиться за дерево, а правой принялся осторожно ощупывать бедро, но при первом же прикосновении громко застонал и чуть было не потерял сознание. Да, если я снова вырублюсь, то рискую свалиться вслед за лодкой. Я пошевелил левой ногой: та в нескольких местах онемела, но в остальном с ней вроде все было нормально. Ладно, подумаешь, какой-то перелом…

Какой-то перелом, Рауль? На тропической планете, где гроза может длиться вечно? У тебя нет медпакета, костер ты развести не можешь, инструментов и оружия не осталось, зато появилась лихорадка… Замечательно, правда? А ты говоришь – какой-то перелом.

Заткнись, ублюдок.

Я принялся размышлять под аккомпанемент дождя. Можно провисеть на дереве остаток ночи – которая закончится то ли через десять минут, то ли через тридцать часов… Или попробовать спуститься.

А если внизу меня поджидают хищники? Великолепная мысль.

Заткнись, велел я себе. Зато внизу можно будет поискать укрытие от дождя, поудобнее расположить сломанную ногу, сделать шину…

– Ладно, – сказал я вслух и принялся шарить вокруг, отыскивая лиану, по которой мог бы спуститься.

По-моему, на спуск у меня ушло часа два-три. А может, вдвое больше или вдвое меньше. Молнии уже не вспыхивали, находить в непроглядной тьме, за что ухватиться, было чрезвычайно сложно, однако над джунглями появилась полоса призрачного красноватого света, которая слегка рассеяла мрак и позволила мне худо-бедно ориентироваться.

Это что, рассвет? Вряд ли. Слишком тусклый. Скорее отблеск пожара…

По моим прикидкам, я спускался с высоты метров в двадцать пять. Ветви оставались такими же толстыми до самой земли, а вот листья с острыми как лезвия кромками попадались реже. Правда, насчет земли я выразился неудачно. Передохнув в развилке двух ветвей, придя в себя от боли и прогнав головокружение, я продолжил спуск – и ощутил под собой воду. Нога отдернулась сама собой. В красноватом свете я разглядел, что вода повсюду, бурлит вокруг серо-зеленых стволов – черная, маслянистая, похожая на нефть.

– Блин! – сказал я. Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Видимо, придется строить плот. На этой планете, по идее, должно быть два портала, соответственно выше и ниже по течению. До второго мне просто необходимо добраться. Что ж, плот я уже строил…

Да, когда был цел и невредим, сыт, когда у тебя были инструменты – топор и лазер. А теперь ты даже не можешь стоять на ногах…

Пожалуйста, заткнись. Ну пожалуйста!

Я закрыл глаза и попытался заснуть. От лихорадки меня то и дело бросало в дрожь. Стараясь отвлечься, я принялся прикидывать, что расскажу Энее, когда мы увидимся вновь.

Ты же не веришь, что вы еще увидитесь? Разве не так?

– Заткнись, поганец! – рявкнул я на себя. Мой голос затерялся в шуме дождя и плеске воды в полуметре подо мной. Пожалуй, надо взобраться повыше, если я не хочу утонуть. Ведь вода за ночь может подняться. Какая ирония! Затратить столько сил на спуск для того, чтобы в итоге вновь подниматься. Лучше влезть на три-четыре метра. Кто ее знает, насколько она тут поднимается. Но сначала нужно перевести дыхание и подождать, пока утихнет боль. Пара минут, не больше…

Я проснулся от дневного света и обнаружил, что лежу распростертый на провисающих ветвях в каких-то сантиметрах от поверхности бурлящего потока, который лавировал между стволами деревьев. Вокруг стоял полумрак, как в сумерках. Похоже, я проспал целый день и сейчас уже вечер. По-прежнему шел дождь, но не тропический ливень, а так, морось. Хотя с лихорадкой определить было трудно, мне казалось, что тут тепло, зато влажность явно на пределе.

У меня болело все. Было крайне сложно разобрать, где заканчивается тупая боль в сломанной ноге и начинается боль в голове, в спине и в животе. Короче, ощущение такое, будто под черепом перекатывается сгусток ртути, реагируя на каждый поворот головы. Головокружение сопровождалось приступами тошноты. Крепче ухватившись за ветки, я задумался над прелестями дальних путешествий.

В следующий раз, детка, пускай по твоим поручениям бегает А.Беттик.