В этот момент официантка приносит наши бокалы мартини.
– Да, я знаю. Лара говорила об этом.
– Боже, точно! Ты ведь так и не рассказала, как прошла твоя встреча! Ну так?.. – Марго нетерпеливо подается вперед, а я смотрю в бокал – ломтик лимона плавает там, как желтый кусок коросты. Не представляю, как пересказывать разговор с Ларой после того, как Марго, оказывается, получила все то, ради чего я упорно трудилась, а мне теперь до такого же результата – как до гребаного Китая ползком.
Я отхлебываю мартини, и желтая корка задевает мои губы.
– Встреча прошла замечательно, – бессовестно вру я. С другой стороны, красивая ложь всегда лучше неприятной правды.
– Ты получила предложение от издательства? – Голос подруги слегка хрипит от волнения.
– Ну… – Я заставляю себя лукаво улыбнуться, и Марго так визжит, что парочка, сидящая рядом с нами, вздрагивает, а женщина, хохотавшая до этого, укоризненно оборачивается.
– Божемой-божемой-божемой, это же замечательно! Восхитительно! Мы можем устроить двойную вечеринку! Не волнуйся, я все организую. Честно говоря, я планировала праздник в честь выхода твоей книги с тех самых пор, как ты призналась мне, что начала писать. Я даже нашла идеальный подарок для тебя! – Марго улыбается, и в ее улыбке больше тепла, чем в самом ярком солнце, а я почему?то мерзну, как никогда в жизни. – Ну почему ж ты сразу не сказала?
Я сглатываю. Вдыхаю и выдыхаю, затем сглатываю еще раз. Но комок сожалений и вины, подступивший к горлу, никуда не девается. Марго искренне радуется за меня и мой несуществующий контракт. Я не заслуживаю такой подруги.
– Мы еще ничего не подписали, – добавляю я уклончиво, – а пока договор не подписан, все может отмениться.
Так я и скажу ей потом, когда наберусь сил: договор так и не подписали, в «Харриерс» передумали. Да, именно так и скажу, потому что я и без того невероятная сволочь, и солгать еще раз, чтобы перекрыть предыдущую ложь, всяко лучше, чем позориться и рассказывать правду. А до тех пор постараюсь заставить себя порадоваться за Марго. Пусть даже мне ни черта не радостно.
Глава пятая
Двадцатью пятью днями раньше
Элоди Фрей
После шампанского похмелье особенно мерзкое. Я просыпаюсь во вторник утром – в голове как будто отбойный молоток грохочет, а в рот словно опилок насыпали. И солнце светит в окно так отвратительно ярко, словно вознамерилось меня ослепить. На кровать запрыгивает Шельма, и я вздрагиваю: не помню, когда успела впустить ее вчера вечером. Мой домовладелец категорически против любых животных, но в прошлом году, пока я ковырялась у двери в поисках ключей, пытаясь одновременно не выронить пакеты, забитые рождественскими подарками, мне под ноги скользнула маленькая черепаховая кошечка и принялась ластиться. Она была совсем худенькая, да еще дождь в тот день лил как из ведра, так что я впустила бедняжку и накормила ветчиной, завалявшейся в холодильнике. Не сомневаясь, что кошечка уличная, ничья, я дала ей имя и теперь то и дело покупаю баночку-другую кошачьего корма. Конечно, страшновато, что домовладелец однажды застукает меня с питомицей и выкинет за нарушение договора аренды, но я попросту не могу не впустить Шельму, когда она приходит под дверь.
Закрыв глаза, я сворачиваюсь калачиком; все болит так, словно я с лестницы свалилась. Может, и правда свалилась: на том месте, где должны быть воспоминания о вчерашней дороге до дома, в памяти зияет огромная черная дыра.
Шельма бодается пушистым лбом, и я глажу ее по темно-рыжему пятнышку на боку, похожему на сердечко, – оно мне очень нравится. Кошка сначала мурлычет, успокаивая мою головную боль, а потом начинает мяукать, выпрашивая еды. Я сажусь и тут же хмурюсь. Платье, которое вчера было на мне, обнаруживается аккуратно сложенным на стуле, а туфли стоят на привычном месте возле двери. Будучи пьяной, я на такие подвиги не способна. После попойки я вползла бы в комнату по стеночке, пинком отшвырнула туфли, рухнула бы лицом в подушку и отрубилась. И лишь заметив на тумбочке таблетки и стакан воды, украшенные стикерами с надписями «съешь меня» и «выпей меня», я понимаю, кто тут вчера похозяйничал. В этот момент, словно в подтверждение моих мыслей, щелкает дверной замок.
Спустя несколько мгновений в спальню заходит Джек с бумажным пакетом в руках.
– Добро пожаловать обратно в мир живых!
– Если жизнь выглядит вот так, я лучше мертвой полежу. – Я падаю обратно на подушку. – Почему самое отвратительное похмелье всегда выпадает на самый солнечный день?
– Как ты себя чувствуешь?
– Как огурчик.
– Ты серьезно? – Джек недоверчиво приподнимает бровь.
– Абсолютно. Как маленький маринованный огурчик – квелый, зеленый и скрюченный.
Джек понимающе кивает и присаживается на край постели. Пружины под ним проседают.
– Дай угадаю – мариновали огурчик в основном в джине?
– Не-а, в текиле и шампанском.
– Тоже ничего так. – Джек морщится и, пошарив в пакете, извлекает оттуда круассан, завернутый в салфетку. – Вот, держи.
Я голодна как волк, но при одной мысли о еде тошнота накатывает с удвоенной силой.
– Не сейчас. – Я откладываю круассан в сторонку. – Но в любом случае спасибо тебе. Уж за завтраком?то бегать было не обязательно.
– Так что вчера случилось?то? А то ты вообще лыка не вязала. – Свои детские годы Джек провел в Нью-Йорке и до сих пор не избавился от американского говорка. Мне нравится американский акцент – от него почему?то остается ощущение, что все закончится хорошо, как в кино: парень встретит свою любовь, злодейка будет повержена или выяснится, что у этой козы на самом деле доброе сердце. – Когда я встретил тебя на станции, ты что?то такое несла про книгу Марго.
Господи. Только теперь я вспоминаю вчерашний разговор и чувствую на языке послевкусие лжи. Зачем я вообще заставила Марго думать, будто мне светит какой?то контракт? Отбойный молоток в голове начинает стучать еще громче.
– Ага, – откликаюсь я, отводя взгляд. – Марго заключила контракт с издательством.
– Мне казалось, она занимается организацией свадеб…
– Занимается… но ты же в курсе, что ее матушка – известная модель, вернее, была ею. Ну вот, «Харриерс» предложили Рейне написать мемуары, а Марго в этом поучаствовала, добавив несколько глав от себя. – Я говорю об этом так спокойно и даже равнодушно, что аж самой удивительно, словно перечисляю, сколько разных напитков мы заказали в баре.
– А твоя?то встреча как прошла? – спрашивает Джек. – «Харриерс» предложили тебе контракт?
Боль накатывает с прежней силой.
– Нет. – Врать еще и Джеку я уже не в состоянии. – Нет. Не предложили.
Он молчит. Я терпеливо жду, но Джек не говорит ни слова. Смотрю ему в лицо и вижу напряженную челюсть и яростно сверкающие глаза.
– Идиоты.
– Не идиоты, а профессионалы. Умеют отличать хорошие книги от плохих.
– Но твоя книга однозначно хорошая. Почему ее не захотели выпустить?
– Романтика сейчас плохо продается. Публика хочет историй, основанных на реальных событиях. Что?нибудь помрачнее.
– А-а, – тянет Джек. – Ну так напиши такую историю.
– Ну да, например о том, как я бросила карьеру маркетолога, чтобы стать тем, кем мне стать явно не дано. – Я горько смеюсь. – Трагедии всегда пользуются спросом, правда?
Джек укоризненно смотрит на меня.
– Грустные баллады на мотив «ах я, бедная-несчастная» приедаются очень быстро. Ты можешь лучше, Фрей. Ты талантливая, амбициозная и…
– Бедная-несчастная. – Я выдерживаю его взгляд. – Мне двадцать восемь, а меньше чем через пару месяцев стукнет двадцать девять. У меня нет ни дома, ни мужа, ни карьеры…
– Это твоя мама так говорит.
– Ну, может статься, она и права. Может, я и впрямь сделала огромную ошибку. – Конечно, Джек хочет видеть меня счастливой, но у меня похмелье и совершенно нет сил вымучивать фальшивый энтузиазм. – Чем дольше у меня не будет контракта, тем сложнее находить причины не возобновлять карьеру. Что скажет мама, узнав, что мечту, за которой я так упорно следовала, просто отдали Марго, как пакетик с развесными конфетами?