– Так вы утверждаете, что Ольгу Сенявину убили инопланетяне? – Флагманский, подготовленный Толиным, конечно, ждал чего-то необычного от первого допроса Собакина, но не настолько же.
– С чего вы взяли, что это убийство? Я же говорил – для вас это нонсенс. Слепой никогда не сможет увидеть и понять, что такое солнечный свет.
– Фёдор Ильич, вы на учёте в психдиспансере не состоите?
– Так вы МЕНЯ за психа считаете?
– Извините. Но в то, что вы говорите, поверить трудно. Невозможно.
– Для вас это, естественно, так и есть.
– Ну, хорошо. Допустим, вы видели что-то такое, что я никогда не видел и узнали то, что большинству людей неизвестно. Так поделитесь знанием, и мы с вами вместе разберёмся. Мне совершенно не хочется вас обвинять в том, чего вы не совершали. Помогите мне понять, что на самом деле случилось с Ольгой.
– Я не знаю, что с ней конкретно случилось. Но я её не убивал, – Ильич на уловку душевного следователя не поддался. Ничего конкретного он ему рассказывать не собирался.
– Откуда тогда вы решили, что это инопланетяне?
– Информация у нас в районе распространяется быстро. Те два мужчины, которые её нашли, молчать не стали о том, как выглядело её тело, поэтому я знаю хорошо, и в отличии от вас понимаю, что это значит.
– Но вас же, Фёдор Ильич, видели вместе с ней уходящими в направлении леса.
– Лёша всё перепутал. Он влюблён в неё был сильно, вот и мерещится ему всякое. Ревность юноши возможно одна из самых страшных вещей на свете. Нет, я не утверждаю, как некоторые, что это он её убил из ревности. Знаю – Олю никто не убивал. Состоялся контакт. Её суть, её тонкое тело забрали с собой.
– А следы ваших ботинок рядом с трупом?
– Вы же прекрасно знаете – там мы с моими ребятами часто устраивали испытания сконструированных нами механизмов. За день до этого я там был и утром в субботу тоже.
– Зачем?
– Возвращался за инструментом. Мне показалось, я там пояс с ключами оставил.
– Нашли?
– Нашёл.
– Между прочим, другие ваши ученики утверждают, что они ушли, а Оля осталась в клубе.
– Ну да, я этого не отрицаю. Осталась. Побыла немного, а потом ушла.
Зацепок в показаниях мастера Флагманскому, чтобы раскрутить дело, найти не удалось. Случилось то, чего он опасался, – Ильича пришлось отпустить. Единственное на что имел право Пал Палыч, после таких показаний Собакина, так это отправить его на экспертизу в психбольницу. Ильич с достоинством выдержал все тесты подозрительных врачей, и следователь получил заключение, в котором утверждалось, что значительных нарушений в психике и поведение Собакина психиатры не усмотрели.
Толину ничего другого не оставалось, как продолжать втираться в доверие к мастеру. Раз не удалось получить достаточной информации на допросах Флагманскому, ему предстояло, проявив оперативную смекалку, самому прокладывать путь следствию. Теперь, после того как мастера выпустили, в мастерской Толин стал бывать чаще.
– Прекрасная работа, – Толин рассматривал сделанную самим мастером радиоуправляемую модель советской подводной лодки времён ВОВ, серии «Щ», или как их ещё называли – Щуки. – И как вам удалось создать такой шедевр. Ведь, я так понимаю, она на ходу?
– Да. Может погружаться, всплывать, выдерживать курс под водой. Но вы зря меня одного хвалите. Мы над всей секцией работали, каждый постарался.
– Конечно-конечно. Хотя схему сделали вы, и материалы подбирали вы.
– Понятно, я же их учитель. Мастер – как они между собой меня называют.
– Справедливо. Но вот, что вы сами мастерите? Я заметил, что к этому, – Толин указал пальцем на прикрытый скатертями железный горб, – вы никого не подпускаете, сами возитесь.
– Хе хе. Ну не всегда, актив секции знает и иногда помогает. А в общем вы правы.
– Так, что это? Двигатель для гоночного автомобиля?
– Потом, может быть, расскажу.
Ильич ушёл от прямого ответа. Толин решил не нажимать, а подождать удобного случая продолжить разговор. Пока он, как мог, втирался в доверие к ребятам. Становясь для них, если не своим в доску парнем, то хотя бы тем, кого не стесняются – взрослым, которому можно доверять, в известных пределах, несомненно.
Постепенно Толину удалось наладить тесный контакт с Собакиным и тот, как хитрый и умный человек, потихоньку начал вводить его в курс своих представлений о мире. В общем то, о чём ему рассказывал Ильич, подтверждало сведенья полученные Толиным от Фомкина: всё тот же бред о зелёных человечках, правда, дополненный и отягощённый техническими подробностями. Очевидно, мастеру не хватало зрелого единомышленника, на которого он мог бы опереться в работе с подростками и, к тому же, не претендующего на роль лидера в его секте. В лице Толина он нашёл идеального кандидата на роль помощника, поэтому он, в конце концов, ему доверился. Не последнее место в процессе притирки Ильича с Александром Николаевичем Толиным занимала харизма последнего, но главным и самым весомым, подвигнувшим Собакина на откровения, стали открывающиеся перед мастером перспективы, если он бы сумел завербовать человека из Исполкома.
Толину удалось выяснить, что генератор работает и, как считал Ильич, при включении способен призывать пришельцев. Добиться такого успеха Ильичу удалось как раз в ночь смерти Ольги. Тайну гибели девушки Ильич открыл Толину последней. В тот тёплый августовский вечер Синявина осталась в клубе, не хотела идти на улицу со всеми, а больше всего не хотела выяснения отношений с её парнем – Лёшей. Мастер, как всегда, копался в электронных схемах, а Оля сидела рядышком, но не интересовалась – что к чему, как обычно, а изучала пространство. Уставилась в одну точку невидящим взглядом и молчала.
– Что-то ты Оленька такая невесёлая сегодня?
– Да вы-то наверняка знаете, слышали, как мы с Лёшкой ругались.
– Не переживай. Обычные переживания молодых людей, выступающих во взрослую жизнь. Лёша хороший мальчик.
– Знаю, что хороший. Вот только ревнивый, как Отелло. Понимаете, мне оправдываться надоело. Каждый день он ко мне пристаёт: «Ты не так на него посмотрела», «Что он тебе сказал?», «Где была?», «Лучше расскажи мне всё, как было», – а что я ему расскажу, если ничего не было. Измучил он меня.
– Непорядок. Думаю, это у него от понятного перегрева ума. Первая любовь на всю жизнь запоминается. Потерпеть надо. У некоторых проходит. Дай ему ещё один шанс.
– Вы так думаете?
– Олечка, поверь, опыт у меня в делах сердечных имеется, хоть и не такой великий, как мне бы хотелось. Хе хе хе. – Оля округлила глаза. – Ладно, шучу.
Ольга, улыбнувшись, всё-таки обратила внимание на работу мастера:
– Не получается?
– Эх. Уж очень я надеялся в последний раз на то, что сработает. Три испытания, а на выходе лишь пшик. Понимаю, что разгадка близко, но вот где, хоть убей не пойму.
– Да? У меня тоже так бывает. Бьёшься над задачкой, бьёшься. Никак. А потом меняешь местами условия и сходится.
– Как-как ты говоришь? Поменять местами? – Ильич застыл на месте, аж приоткрыв рот. Ему в голову, после слов Ольгу, пришла какая-то потрясающая мысль. Боясь её упустить, он не двигался с места, стремясь закрепив догадку на поводке формулировок и засунуть в клетку системы знаний, чтобы не убежала.
– Что с вами?
– Постой-постой. Минутку.
Ильич, сбегав к себе в каморку, вернулся с гирляндой проводков и коробкой с проводниками. Высыпав их на верстак, он взялся за паяльник. Увлечённо спаивая микросхемы, монтируя их детальки в чудном порядке, он вроде бы забыл о присутствии Ольги. Та решила о себе напомнить:
– Фёдор Ильич, ну я пойду, не буду вам мешать.
Подняв голову, Ильич воскликнул: