Последний рассвет Тарайи

Четвертый час утра. Подножие безымянной сопки.

Максим рухнул на колени, отдышался немного, напился воды, сменил обувь на шипованую и, не тратя более ни минуты, направился вверх.

– Р-раз, два! – вслух начал он отсчитывать шаги подъёма.

« – Туда, где ждёт рассвет востока,

– Где усыпальницу мне приготовила природа,

–Где настоящее начало моего истока,

– Где отчий дом – мой путь

–И вот она – последняя дорога…»

Бормотал себе под нос Максим случайные строчки, пришедшие на ум. Он даже не понимал, сам только что придумал, или же это когда-то было услышано.

Показалась небольшая узкая терраса. Она была больше похожа на остаток дороги или широкой тропы, опоясывающей сопку по кругу, местами заваленная оползнями.

Вершина уже казалась совсем близкой, но до нее как раз карабкаться не нужно было, нужный уступ находился ниже метров на пятьдесят.

« – Ты спряталась за каменной стеной,

– Укрывшись черным бархатом, ещё дыша, живой.

– Уснула сладким сном, в тысячелетьях растворившись навсегда

– В надежде, что вернусь когда-то я.»

Вновь прошептал он пришедшие на ум странные строчки. Он сейчас точно знал, что это были неизвестные стихи, но будто до боли знакомым голосом сейчас нашёптываемые в его голове.

– Уф-ф! – выдохнул Максим, взобравшись на уступ. Он расставил руки в стороны, шагнув навстречу восходящему солнцу, яркие лучи которого тут же обожгли обветренное лицо.

– А-а… Э-э-эй… – На душе было легко и свободно. Он подошел к гранитному кубу. Коснулся ладонью холодного камня, как бы приветствуя. Он до последнего боялся, что чудо-глыбы вдруг не окажется на месте. Эта мысль не покидала ни на минуту и беспокоила всё сильнее, по мере приближения к цели.

Максим вдруг осознал, что действительно больше не вернется домой. Откуда-то из глубин подсознания пришло стойкое чувство, что все произошедшее с ним в этой жизни, там, внизу, в городах каменных джунглей, было каким-то тяжелым беспокойным сновидением. Жизнь настоящая начиналась именно сейчас.

Макс бросил вещи под ноги, присел на корточки, прислонившись спиной к холодному граниту.

Уже почти постоянная слабость организма даже не раздражала, как раньше. Он сейчас испытывал редкий контраст душевного умиротворения и паршивого физического состояния. Наступил момент, когда пришло понимание истинного осознания себя, где саморазрушающаяся оболочка все меньше тревожила. Нисколько сейчас не заботило и отсутствие обезболивающих. Главное, что успел – только эта мысль согревала сознание, хотя до конца не удавалось уловить, что же все-таки происходит, но то, что это нужное и правильно, он понимал прекрасно, хотя и не представлял, а что собственно дальше …

Максим поднялся, в глазах потемнело, голова сильно закружилась. Пытаясь удержать равновесие, он оперся руками об угол куба, но вместо ожидаемой опоры, гранит подался вперед, сдвигаясь ровным узким срезом. Максим отшатнулся, головокружение прошло. Нет, это были не очередные галлюцинации. Он зажмурился, ударил себя по щекам обеими ладонями, помассировал виски, открыл глаза. Горизонтальная полоса шириной сантиметров двадцать ровным четким срезом была сдвинута в сторону. Макс осторожно протянул руку, коснулся вновь этой части, надавил, гранит достаточно легко подался вперед, надавил сильнее. Узкий пласт выдвигался из общей массы, словно лезвие складного ножа. В какой-то момент, когда наружу показалась почти половина ширины глыбы, пласт остановился. Максим вернулся снова к углу, прищурился, внимательно всматриваясь в породу выше и ниже выехавшего пласта, дотронулся до верхнего края, уверенно надавил. Точно такой же пласт так же легко стал выдвигаться в сторону.

– Вот тебе и кубик-Рубика! – восхищённо отметил Макс.

Сердце учащенно билось в груди, волнению не было предела. Вытащив очередное «лезвие», он вернулся к углу, и уже точно зная, что нужно делать, один за другим продолжил выдвигать гранитные пласты. Каждый последующий верхний слой отъезжал чуть дальше предыдущего, образовывая некую лестницу. Некоторые произвольно делились на части, сдвигаясь, ломаясь в хаотичном порядке.

Массивный гранит раскрывался подобно хитроумной шкатулке. Плотная подгонка деталей, монументальность и в то же время некая грация, заставляли восхищаться великим таинственным мастером создавшим подобное.

Максим сдвинул последний подвижный пласт. Отошел чуть, чтобы осмотреть итог своей деятельности. Тяжелое сбивчивое дыхание от волнения вперемешку с усталостью немного затрудняло восприятие действительности. Вдох-выдох, реже, еще реже, стоп! Макс зажмурился, затем резко открыл глаза….

До того мрачный кусок гранита являл собой сейчас великолепие какого-то фантастического распустившегося цветка. Некогда куб, теперь он был раскрыт с двух сторон плавными гребнями каменных волн поднимавшихся снизу вверх и сходившихся в центре чуть позади. Со стороны, где стоял Максим, было что-то наподобие входа, где гребни обрывались у самого основания.

Сердце в груди колотилось подобно там-тамовским барабанам, с каждым ударом на такт ускоряясь.

В центре черного цветка, на некоем постаменте не больше метра в высоту, задавая резкий контраст, покоился белоснежный саркофаг.

Неуверенно шагнув к нему, Макс пошатнулся, облокотился о гребень. Сильная боль ударила в голову и словно электрический разряд, разлилась по телу, заставив упасть на колени. Боль пульсировала несколько секунд, затем слилась в единый поток, словно раздирая все внутри, давя на стенки черепа, пытаясь вырваться наружу. Непроизвольно брызнули слезы из глаз. Макс понимал, что он может не пережить этот приступ и все кончится вот так, бессмысленно, без итога. Он не боялся умереть, скорее даже уже желал этого, не в силах терпеть издевательства взбесившегося организма, но он боялся умереть, так и не разгадав эту тайну до конца.

Из последних сил он поднялся на ноги, рывком бросился вперед, сделал два шага и на третьем повалился, опираясь на крышку саркофага. Затуманенный взгляд пытался зацепиться за каждую деталь, успеть запечатлеть как можно больше мелочей, казавшихся очень важными. Поверхность белоснежного мрамора, из которого изготовлен странный ящик, покрывали непонятные объемные символы. Крышка была полностью усыпана ими, словно послание. На самом саркофаге явно угадывались изображения каких-то планет. Некоторые по ранжиру тянулись вдоль основания, другие являли собой целые планетные системы.

Откуда-то из глубин подсознания на поверхность разума начали вылезать странные видения, будто воспоминания. Максим понимал, что он знает, узнаёт это всё, вспоминает, но мишура сиюминутного сущего безжалостно давила неокрепшие обрывки тех образов, вперемешку с болью физической, создавая невыносимый бред сознания.

Крепко стиснув зубы и, почти не видя перед собой ничего от влаги в глазах, Максим собрал последние остатки сил и, упершись ногами в гранитные гребни, попытался сдвинуть мраморную крышку. Та вполне легко подалась, скользнув, словно хорошо смазанная маслом, с грохотом упала, расколовшись надвое.

Максим крепко вцепился в края саркофага, взглядом сумасшедшего изучая его содержимое.

Внутри до краёв гроб был наполнен прозрачной жидкостью. Пальцы Максима, крепко державшегося за стенки, касаясь её, сильно обжигало.

Он уже не обращал внимания на адскую боль всего тела, с каждым мгновением только усиливающуюся, не отрывая взгляда, смотрел в открытые стеклянные глаза человека, покоящегося на дне. Лицо того было, как живое. От виска через всю щёку тянулся шрамовый рубец, и взгляд такой застывший, будто всматривающийся в небо, но вот-вот перекинется на него. Максим ждал этого, словно в надежде. На мгновение даже показалось, что это он сам лежит в этом гробу и нужно во что бы ни стало проснуться, тогда исчезнет этот бред, беспокоивший многие годы, и всё встанет на свои места.

Человек моргнул и перевёл взгляд на него.

Макс непроизвольно улыбнулся: – Наконец-то! – выпалил он, тут же удивившись собственным словам, хотя не покидало стойкое чувство, что всё шло по его заранее составленному плану.

Озарение пришло внезапно. Он вдруг всё понял.

Срывая шлюзы на пути к памяти мироздания, огромным потоком хлынули воспоминания, разливаясь по разуму теплыми приятными водами, греющими душу. Максим сползал вниз, всё еще пытаясь хвататься за край саркофага, но лишь по инерции. Это уже было не важно. Ничего более было не важно, кроме того, что он наконец-то подобрал ключик к этим дверям, перед которыми топтался так много лет, не понимая, как войти и не понимая, почему они вообще закрыты.

Мощным рывком, человек, покоившийся на дне саркофага, поднялся, сел, и сделал глубокий громкий сиплый вдох, шальным взглядом охватывая окружающее пространство перед собой.

Максим, скорчившийся в позе младенца на земле у подножия постамента, дернулся в сильной конвульсии, перевернувшись на спину медленно с хрипом выдохнул. Сердце завершило свой ритм последним мощным ударом и затихло. В зеркале остекленевшего взгляда обращённого в небо, подгоняемые стремительными ветрами, неслись перистые облака.

Вот она долгожданная дорога домой. Чистая энергия светлая и добрая, истинная душа яркой вспышкой растворялась в мироздании.

Освободившаяся от оков бренного немощного тела, душа ликовала, пронизывая пространство мироздания собой. Она сливалась с каждой песчинкой на земле и с этой галактикой и даже со всей вселенной, проникая за ее пределы. Для нее не было преград, она являла собой это мироздание, она всё помнила и знала. Энергия, излучаемая ею, стремилась во все самые отдаленные уголки.

Но душа помнила, что не всё завершено задуманное. Нити боли и страха, злобы и невежества, словно искусно сплетенная паутина, пронизывали это самое мироздание, заставляя испытывать сильную скорбь. Душа помнила, что это была часть плана, когда-то задуманного и неисполненного. Она устремилась сквозь вечность, сквозь время, продолжая свой долгий путь к преисполнению важной цели существования.

Тишина…

Глава 3

14-е лето от великого примирения в звёздном храме

Где-то в параллельной вселенной

5495 год до нашей эры