Тридцать три рассказа о журналистах

Кстати, именно война с турками 1877–1878 годов дала рождение российской военной журналистике. Ранее, в Крымскую войну и тем более в Отечественную войну 1812 года военных корреспондентов не существовало.

Как и полагается честному журналисту, Василий Иванович не восхвалял войну, а показывал всю её неприглядную изнанку: смерть, раны, грязь, голод и холод, порой головотяпство генералов. Для него война – это не только солдатский подвиг, хотя о нём он тоже много писал, но ещё и грязная, смертельно опасная и неблагодарная работа. «Страшно отрезвляет война, когда её видишь лицом к лицу»[9 - Немирович-Данченко?В.?И. Год войны. Т. 1. С. 317.], – так размышлял Немирович-Данченко.

Военная журналистика того времени была не совсем похожа на современную.

Военные корреспонденты носили на рукаве трёхцветную (чёрный, жёлтый, белый – цвета государственного флага России того времени) шёлковую повязку. На ней был изображён гербовый орёл, вокруг которого полукругом помещалась надпись «корреспондент». Под надписью был золотой нитью вышит номер корреспондента. С внешней и с внутренней сторон повязки должна была стоять печать Полевого штаба или Полевого комендантского управления армии. Без этих знаков отличия корреспондент не допускался на боевые позиции. Правами корреспондентов пользовались и художники, бывшие чем-то вроде нынешних фотокорреспондентов.

Кстати, о художниках: великий русский живописец Василий Васильевич Верещагин тоже участвовал в походе, причём в первых рядах. В местечке Шипка-Шейново 28 декабря 1877 года «Скобелев повёл войска на штурм, – вспоминал Немирович-Данченко, – несколько редутов взяли штыками… Кругом люди падали как мухи… и посреди этого ада Верещагин, сидя на своей складной табуретке, набрасывал в походный альбом общую картину атаки… Много истинного мужества и спокойствия нужно было для этого!»[10 - Василий Васильевич Верещагин. Художник-воин / под ред. Л.?Х.?Маликова. Череповец, 2020. С. 36.]

Но вернёмся к военным корреспондентам.

Свобода передвижения корреспондентов в армии не ограничивалась, но они были обязаны сообщать о каждом перемещении в штаб армии. Свободно перемещались не только русские, но и иностранные журналисты, которых тоже было немало. Случалось, что некоторые из них изъявляли желание бить турок вместе с русскими солдатами и иногда даже получали награды за боевые заслуги. Другие смотрели на сражения равнодушно.

Официальной цензуры не было, но военные не имели права сообщать журналистам численность и направления движения русских войск. Особенно это касалось иностранных корреспондентов, которые вполне могли оказаться шпионами. Отличались корреспонденты таких недружественных России газет, как например, “Standard”, “Neue Freie Presse”, “K?lnische Zeitung”, которые порой умудрялись публиковать секретные сведения. Вероятно, отдельные иностранцы умело использовали денежные взятки. Также существовал другой путь получения информации: немецкие журналисты обращались за помощью к русским офицерам немецкой национальности, такие тоже имелись в русской армии.

При этом российские журналисты, находившиеся на передовой, могли не получать важной информации из штаба армии. Доходило до смешного: сведения о мирных переговорах в Адрианополе и Сан-Стефано российское общество получало из английских газет “Times” и “Daily News”, тогда как на месте событий находились русские журналисты В.?И.?Немирович-Данченко, А.?Д.?Иванов, князь Л.?В.?Шаховской и другие, которые в ход переговоров не посвящались.

У каждого военного корреспондента постепенно выработался свой стиль. Почти с начала войны в действующей армии стал издаваться «Летучий листок» – своего рода информационно-пропагандистское издание для поднятия боевого духа войск. Идея его выпуска принадлежала известному российскому писателю В.?В.?Крестовскому. Он состоял при штабе официальным, проправительственным корреспондентом. На передовую он выезжал редко, поэтому писал больше о штабных офицерах и их занятиях, то есть о том, что он сам видел.

Военные заметки Василия Ивановича Немировича Данченко отличались какой-то особой человечностью. Чувствуется, что их писал журналист с живым, тёплым сердцем, не ожесточённый войной. Не ненависть, а любовь водила его рукой, когда он писал.

Вот, послушайте:

«Вижу… нашего солдата. Идёт с ружьём и кряхтит. У него шинель на груди оттопырилась.

– Куда ты?

– В Габрово.

– С чем это?

– А вот несу.

Отворачивает шинель – крошка, месяцев десяти – одиннадцати. Пригрело её на груди у него, и заснула бедная.

– Чем же ты её кормишь?

– А разжую сухарь и положу ей в рот – есть.

Оказывается, донёс до Габрова за восемнадцать вёрст и сдал в Красный Крест»[11 - Немирович-Данченко?В.?И. Год войны. Т. 2. С. 170.].

За участие в Русско-турецкой войне Василий Иванович был награждён знаком отличия военного ордена Святого Георгия. Позже он принял участие в качестве военного журналиста и в Русско-японской войне 1904–1905 (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE-%D1%8F%D0%BF%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0) годов, и в Первой Балканской войне (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%B5%D1%80%D0%B2%D0%B0%D1%8F_%D0%91%D0%B0%D0%BB%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0) 1912–1913.

После революции он эмигрировал и жил в Праге, продолжая сотрудничать в газетах и писать романы.

За свою жизнь Василий Немирович-Данченко опубликовал более шестидесяти томов сочинений, а его кавказские очерки были отмечены даже самим Львом Толстым (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%BE%D0%BB%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%B9,_%D0%9B%D0%B5%D0%B2_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87).

Владимир Гиляровский

(1855–1935)

Дядя Гиляй – король репортёров

1897 год, Белград, Сербия

Удивительно чарующий вид открывается вниз с горы, со стен старинной крепости Калемегдан в центре Белграда. Прямо перед вами сливаются в один поток широкие реки Дунай и Савва. А за ними до горизонта простираются яблоневые сады, виноградники, поля, между которыми приютились аккуратные домики с красными черепичными крышами. Красота поразительная! Вот именно здесь, в столице Сербии только что завершились спортивные соревнования Всеславянского общества на звание самого сильного гимнаста. На вершине пьедестала широкоплечий мужчина, коротко стриженный, со свисающими вниз усищами, похож на запорожского казака. Ему надевают на шею большую золотую медаль, он смущённо кланяется. Благодарит по-русски. Это и не удивительно, ведь он – русский гимнаст и… журналист.

Долгая жизнь величайшего русского журналиста Владимира Гиляровского, известного также как дядя Гиляй, – это цепочка безумных и опасных приключений.

Начнём с фамилии героя. Она искусственно выдумана церковным дьячком, который взял и перевёл с латыни на русский слово «весёлый». Получилось “hilaris”, отсюда и Гиляровский.

Первым в его жизни воспитателем стал бывший матрос, человек необычайной физической силы. Моряк учил своего подопечного лазить по деревьям, обучал плаванию, гимнастике и не только. В молодости этот субъект сбежал с военного корабля, переплыл пролив, скрывался от властей, долго жил под чужим именем в Японии и Китае, где обучился местным языкам и борьбе джиу-джитсу, а потом передал все свои умения юному Владимиру Гиляровскому. Не удивляйтесь, что потом никто и никогда не мог справиться с могучим дядей Гиляем.

Родной для Гиляровского город Вологда во времена его юности был переполнен ссыльными революционерами под надзором полиции, многие из которых были людьми необыкновенного дарования в разных областях. Например, одна из революционерок увлеклась в ссылке производством сливочного масла, которое стало известно потом на всю Россию под названием «вологодского». Они подтягивали местных, заставляли их заниматься своим образованием. Среди тех, кто следил за ссыльными, тоже встречались более чем яркие личности.

Вот как Гиляровский описывает вологодского полицмейстера Суворова: «Как-то февральской вьюжной ночью, при переезде через реку Вологду, в его сани вскочил волк (они стаями бегали по реке и по окраинам). Лихой охотник, он принял ловкой хваткой волка за уши, навалился на него, приехал с ним на двор театра, где сострунил его, поручил полицейским караулить и, как ни в чем не бывало, звякнул шпорами в зрительном зале и занял свое обычное кресло в первом ряду. Попал он к четвертому акту “Гамлета”. В последнем антракте публика, узнав о волке, надела шубы, устремилась на двор смотреть на это диво и уж в театр не возвращалась – последний акт смотрел только один Суворов в пустом театре»[12 - Гиляровский?В.?А. Мои скитания. Архангельск: Северо-Западное книжное изд-во, 1987. С. 36.].

Среди таких «звёздных» личностей поневоле сам станешь необычным – и Гиляровский стал. Он бежал из благополучного дома, от отца, которого любил и уважал, с единственной целью – обрести независимость. Он подался на Волгу в бурлаки, таскал тяжёлые баржи с грузом и разгружал их как грузчик. Началась эпидемия холеры – смертельно опасной болезни, по сравнению с которой ковид-19 не более, чем детский насморк. Бурлаки и другие социально неустроенные граждане заболевали первыми, но Гиляровский не испугался. Он остался в бурлаках: спокойная, размеренная жизнь была ему противопоказана. Без паспорта и почти без денег он странствовал по всей огромной стране, полагаясь только на свою смекалку и физическую силу.

Его можно было обнаружить то табунщиком в южных степях, объезжающим диких скакунов, то рабочим на фабрике, то гимнастом в цирке, то профессиональным пожарным (одним из тех, кто расталкивая других первым лезет в пекло), то актёром бродячего драматического театра, то пластуном[13 - Пластун – это казак, который с ножом в зубах подкрадывается к вражескому часовому, притаскивает «языков», словом, выполняет самую опасную и грязную военную работу.] на войне с Турцией.

Он владел французским языком, мог импровизировать в стихах, мастерски втираться в доверие к полицмейстерам и генерал-губернаторам, изысканно общаться с дамами высшего общества и умел им нравиться, но всё же его неудержимо тянуло в низ общества – к обездоленным, безработным, голодным и нищим. Там, у людей грубых и простых, он находил что-то важное для души и ума, чего не мог отыскать у благородных. Он водил дружбу с уголовными преступниками – был своим в многочисленных воровских притонах Хитровки (этот милый московский райончик сто лет назад находился там, где сейчас станция метро Сухаревская), не брезговал никем и ничем. В то же время с самого социального дна он умел подниматься и в небо: тянулся к искусству, театру и литературе, стал близким другом Антона Чехова, Льва Толстого, Максима Горького, Ильи Репина и других великих людей. Чехов обожал его и называл не иначе, как дядей Гиляем, а Репину он с удовольствием позировал, как тот работал над своими «Запорожскими казаками…».

Гиляровский обладал зоркостью орла, «сканировал» любого человека с первого взгляда, обладал актёрским мастерством и очень лёгким стилем – читать его сплошное удовольствие. Прочтите такие его шедевры, как «Мои скитания» или «Москва и москвичи».

Яркий человечище дядя Гиляй ворвался в журналистику, как вихрь, и сразу был признан «королём репортёров». Он трудился в «Русской газете», «Московском листке», «Будильнике», «Осколках», «Развлечении», позднее в «России», «Русском слове», «Русских ведомостях». Первоначально на нём лежала обязанность вести хронику происшествий, он должен был не пропустить ни одного разбоя, убийства, пожара или крушения поезда. Обгоняя извозчиков, он носился вихрем по Москве и по всей России, ко всему приглядывался и прислушивался, со всеми общался, узнавал все новости раньше всех. Но Гиляровский не ограничивался простым репортажем, он старался дать оценку явлению и изобличить социальное зло.

В 1882 году «Московский листок» напечатал его корреспонденции из Орехово-Зуева о пожаре на фабрике Морозовых, во время которого пострадали сотни рабочих и членов их семей. Хозяева и полиция тщательно скрывали причины происшествия, но Гиляровский, переодевшись в рваный пиджачишко, в стоптанные сапоги, проник на фабрику, под видом рабочего толкался в очередях по найму, в пивных и трактирах и выяснил истинную причину трагедии – отсутствие элементарных жилищных условий в рабочих казармах. Его статья в «Московском листке» об этих событиях вызвала брожение среди рабочих. Перепуганные фабриканты жаловались на газету генерал-губернатору. Тот приказал арестовать автора, и издателю стоило больших усилий скрыть имя журналиста, наделавшего столько шуму.

Гиляровский – единственный газетчик, который попал в самый эпицентр Ходынской катастрофы 1896 года – страшной давки, унёсшей тысячи жизней в день коронации Николая II – это на том самом месте, где сейчас располагается торговый центр «Авиапарк». Гиляровский много часов простоял в толчее, сдерживая могучими руками натиск толпы, и подробно описал это событие в новостной заметке.

Вернёмся же теперь снова в Белград, с которого мы начинали. В 1897 году Гиляровский выиграл там большую золотую медаль на состязании сильнейших гимнастов всех славянских стран. Спустя два года он опять отправился туда же, на этот раз с редакционным заданием от газеты «Россия» – до зарезу нужна была сенсация. Но ситуация за это время изменилась – в ту пору Сербия попала под власть диктатора, который арестовал всех политических противников и готовился тайно казнить их, но так, чтобы за границей ничего не узнали об этом варварстве. В городе Белграде царили страх и растерянность. Люди боялись выходить на улицу, повсюду сновали агенты тайной полиции.

Тогда Владимир Гиляровский отправил телеграмму в свою редакцию следующего содержания: «Лучшие люди Сербии арестованы, ожидаются казни, если не будет вмешательства…» Телеграмму перехватила тайная полиция, а самого Владимира Гиляровского попытались арестовать, но он в последний момент скрылся при помощи двух верных друзей-гимнастов. И всё же его с друзьями непременно схватили бы и заставили замолчать навсегда, если бы не счастливый случай: он забыл в отеле свою табакерку, подарок отца, и вернулся за ней. Пока он бегал за табакеркой, как раз прошёл патруль. Гиляровскому с большим риском для жизни удалось пересечь границу и повторно отправить в редакцию газеты телеграмму с описанием всего, что он видел. Эффект от его телеграммы был велик: её прочитали в России, в Министерстве иностранных дел, подняли шум, диктатор Сербии испугался, бежал из страны – и все приговорённые люди были спасены, а простой народ вздохнул с облегчением. Вот как журналист может повлиять на ход истории!

Уже на закате жизни, в возрасте семидесяти пяти лет, дядя Гиляй вспоминал:

«Бродяжная жизнь, полная самых отчаянных приключений, и война турецкая – выработали все необходимые качества для репортёра. Я не знал усталости, а слова “страх” и “опасность” не существовали в моём лексиконе… Репортёрство приучило меня давать только правду, сразу угадывать всю суть и писать кратко»[14 - Гиляровский?В.?А. Мои скитания. С. 343.].

«Милый дядя Гиляй… Молодец, дядя!» – с восторгом писал о нём Антон Павлович Чехов.

Алексей Толстой

(1883–1945)

Кто отрезал хвост обезьяне?

Вы знаете, сколько русских людей живёт сегодня за пределами России? Точно не сможет сказать никто, но счёт идёт на многие миллионы.