Смерти Лоскутки

Пролог

– Господи, боже! – непроизвольно вскрикивал я, придвигая тяжёлый шкаф к двери. – Прошу, быстрее, нужно торопиться!

Скоро они будут внутри. Руки дрожали, а ноги подкашивались. Вокруг кромешная тьма, но я слышу их крики, похожие на замедленные и инверсированные возгласы, словно сами демоны повылезали из преисподней. Звон разбитого стекла. Между двух досок, которые я с огромным усердием приколачивал этим утром, просунулась чья-то рука. Хрясь! Щепки посыпались на пол, похоже, баррикады не устоят под таким натиском. За окнами стояла непроглядная мгла, и только белые, сверкающие во тьме глаза нагоняли ужас.

– Срочно нужно спрятаться! – повторял я, как мантру. – Нужно найти укрытие!

Я забежал в туалет и запер на шпингалет хлипкую фанерную дверь. Конечно, она не сможет выдержать их силы, даже один удар расколет её на две части, но выбора не было. Сжимая в руке рукоять колуна и обхватив его второй рукой, я пригнулся, приготовившись к нападению. Звуки стихли. Под подошвами что-то хлюпало, но я ни черта не видел. Над головой послышались шаги – на втором этаже кто-то быстро пробежал, и снова воцарилась тишина. Я сидел в узком помещении, где было сложно пошевелиться. Ноги затекали, но обнаружить себя я не рискнул. Воздух едва проникал в мои лёгкие – дышать я старался как можно тише, для этого мне пришлось широко раскрыть рот. Черт. Ноги затекли окончательно, больше всего на свете хотелось присесть, но те твари, что превосходят слухом и зрением любых животных, сразу же среагируют на малейший шум.

Так я и простоял на полусогнутых ногах несколько часов. Время словно остановилось, было невыносимо страшно и тяжело. Кажется, они ушли. Я попытался осторожно приоткрыть дверь, но она резко вылетела из петель. К горлу подступил ком. Они стояли и ждали. Меня окружила толпа – их головы и конечности непрерывно тряслись, будто в конвульсиях. Из глубоких выемок, заменявших им глаза, вытекала вязкая чёрная субстанция, похожая на дёготь. Лишь грязные лохмотья вместо одежды и силуэты напоминали о том, что когда-то эти монстры были людьми. Тела их были белее снега, выделялись только вздувшиеся вены, заполненные чёрной смолой. На отдельных участках их уродливых тел виднелись огромные зеницы, утопающие в той же смоле, словно погрязшие в нефтяном болоте. Топор выпал из моей руки и булькнул, будто утонув. Я медленно перевёл взгляд вниз и обнаружил, что дёготь уже добрался до моих ступней, постепенно затекая в вены на ногах. Я отдёрнул штанину и вскрикнул. Глаза. На моей ноге появились черные лужицы, из которых виднелись глаза. Они пристально наблюдали за мной. «Топор, мне нужен топор!» Я уже погрузил руки в вязкую жижу, что растекалась под ногами, чтобы найти колун, и только тут понял свою ошибку. Было уже поздно. Я хотел рвануть с места, но упал. Сильнейшая боль пронзила меня, словно что-то разрывало мои органы изнутри. Я кричал, однако из уст выплёскивался лишь дёготь. Я продолжил ползти из последних сил, но толку от этого было мало. Сознание покинуло меня.

Глава I. Рутина изоляции

21 февраля

«Ох, да какого черта…» – разбирая автоматическую винтовку, проговаривал я про себя.

Крышка ствольной коробки автомата заржавела; постучав по креплению отвёрткой, я смог вытащить ось. Сняв впоследствии возвратную пружину и направляющую трубку, я добрался до дула, что требовало очистки.

– Это же никуда не годится… Нужно будет подать заявление на смену оружия… – вздохнул я, понимая, что мою писанину сомнут и выкинут в помойку вместе со всеми такими же бумажками.

От затхлого воздуха сдавливало лёгкие, меня преследовало постоянное ощущение того, что я задыхаюсь. Мимо проходили люди. Некоторые ещё пытались сохранить позитивный настрой: либо они счастливчики, что могут думать о хорошем, либо глупцы, которых это и погубит. В любом случае я им завидовал, ибо к ним не относился. Большинство впали в уныние, это и неудивительно, ведь многие потеряли всё: любимых, дом, всё своё достояние. Кто-то сразу после начала всего наложил на себя руки. А кто-то, как я, не смог это сделать из-за моральных принципов или же из-за страха перед неизведанным, а может, даже перед чем-то высшим.

Год назад произошло то, что никто и не мог себе предположить. Коллапс – событие, что за короткие сроки сумело уничтожить огромную численность мирного населения. Оказавшись в отчаянном положении, правительство приняло решение о массированном бомбовом ударе. Помогло ли это? Нет, ни капли.

Сейчас мы создали своё малое сообщество из служивых и бывших в этом деле, что повлияло на возникновение своих мировоззрений и порядков в нашем социуме. Разумеется, порядки у нас армейские: звания, муштра и лишняя бумажная волокита. Гражданские тоже есть, но они являются низшим звеном нашей иерархии, и хотя стрелять они, в свою очередь, отчасти умеют, выполняют они в большинстве случаев работу обслуживающего персонала; при этом им всё же дозволено в любой момент переквалифицироваться в военную отрасль, если они того пожелают.

«Если солдат ничего не делает – он деградирует» – фраза нашего прапорщика. Я же сам являюсь сержантом. Время от времени выполняю довольно опасную и сложную работу, что необходима для выживания всех нас. Это вылазки на поиски припасов, одежды и прочих расходников, а также для осмотра территорий, чтобы нас не хлопнули ни чужаки, ни твари. Твари… Страшные существа, кои раньше были животными и людьми, сейчас лишь силуэтом могли напомнить об их происхождении. Но главная проблема в том, что их невозможно убить обычными методами – они легко переносят любые увечья, включая пулевые ранения, и только огонь способен положить конец их существованию. Впрочем, они никакие не зомби, это именно монстры, что раньше могли лишь присниться в кошмарах больным на голову людям. Единственный плюс от моей работы – это отдельная комната для меня и моего напарника, если её, конечно, так можно назвать, ибо это больше бетонная коробка с очень низким потолком и с плесенью на стенах; очень пугает факт, что рано или поздно от таких условий проживания наступит эпидемия туберкулёза. Другие же живут огромными толпами в таких комнатушках и спят на двухъярусных кроватях по четыре штуки на комнату. Легким вычислительным методом можно прийти к выводу, что в одной такой дыре спят по восемь человек.

– Товарищ сержант, разрешите обратиться! – выбил меня из мыслей солдат, что подошёл ко мне со своими товарищами.

Я отложил свой полусгнивший автомат в сторону и встал с металлических ящиков, что были окрашены в зелёный военный цвет. Глянув на них, я вздохнул, чтобы не потерять сознание от недостатка воздуха.

– Ты что-то хотел, рядовой? – спросил я, пытаясь собраться с мыслями и проговорить это со всей строгостью вышестоящего.

– Сержант, просьба у меня есть к вам. Не поймите меня неправильно, мне известно, насколько ваша работа трудна, но всё же не могу не попросить. Тут это… Даже и не знаю с чего начать… – бормотал он под конец, уставившись в пол. – Тут вот что: я жил недалеко отсюда… Вы же знаете, что у меня ничего не осталось, но, может, вы могли бы на очередной вылазке, проходя мимо, забрать фотоальбом?

– Рядовой, ты что, совсем тронулся на дежурстве? Я благотворительностью не занимаюсь, – удивился я такой наглой просьбе.

– Виноват, товарищ сержант, но я правда не знаю, кого ещё попросить.

Я ненадолго призадумался. Ведь действительно у человека ничего не осталось, а просьба незначительная. Черт с ним.

– Хорошо, Сидоров, но мне-то что взамен? Или думаешь, что я бесплатно попрусь к черту на кулички?

– Не-не, вы что! – перейдя на шёпот, проговорил он. – Конечно, не за бесплатно, у меня коньяк припрятан, хороший, сейчас такого днём с огнём не сыскать.

– Откуда он у тебя? – искренне поразился я.

– А вот! Нашёл.

– Нашёл он. Дурень, если узнаю, что у кого-то из офицеров он пропал, то мало не покажется!

– Тьфу, вы сказали, так сказали. Бога побоялись бы! Конечно, нет. Обменял я его на пару обедов у одного человека, а там уже и хер с его происхождением. – Пригнувшись, он снизил голос до минимума, насколько это было возможно в данной обстановке, где вокруг вились люди, занимаясь своими обязанностями и попутно разговаривая.

– Ладно, черт с тобой! Давай адрес, но ничего обещать не собираюсь, – выдохнул я.

Он просунул мне клочок пожелтевшей от сырости бумажки с указанием улицы, дома и квартиры, а также с местом, где искать тот самый фотоальбом. Я взял его и положил в задний карман брюк. Отблагодарив, солдат и его товарищи ушли восвояси.

Я посмотрел на свои потрескавшиеся часы, что показывали восемь вечера, – скоро на боковую. Я снова сел на ящики и продолжил копошиться с дряхлым автоматом. Два часа прошли, словно их и не было. Ночные дежурные вышли на свои посты и начали отдавать распоряжения, дабы люди расходились по комнатам. Я взял в руку то недоразумение, которым занимался весь вечер, и направился в свою каморку.

Бункер, где мы проживали, представлял собой внушительный комплекс, полностью оборудованный для длительного проживания. Я не знал, для чего он был первоначально построен и в какое время, но все системы и приборы в нём находились в отличном состоянии, что было для нас крайне важно. Верхняя часть технического этажа была на высоте десяти метров, что довольно практично, ибо множество оборудований требовали отдельной прокачки воздуха, а также специального охлаждения, чего бы не было, будь он глубже. Верх жилого этажа находился на высоте тридцать пять метров, тем самым мы получали естественное тепло от земли. Конкретно здесь располагались следующие помещения: столовая, склады, медсанчасть, кабинеты для офицеров, что служили для них и спальнями, а также комнаты для обычных смертных, как многие порой подшучивали, ведь, когда вышестоящие жили одни в полноценных помещениях, другим приходилось спать целым табором.

Я вышел из столовой и двинулся вместе с потоком людей по коридору в свою комнату, что находилась в самом конце. Зайдя внутрь, я закрыл за собой дверь. В комнате было темно, я достал зажигалку из кармана рубахи и осветил помещение. Посередине стоял старый полусгнивший стол с ящичками, на нем была масляная лампа, стопка книг и журналов, а также отчёт за последнюю неделю, а по бокам стояли армейские металлические пружинные кровати, у двери же по разные стороны разместились две тумбочки, поэтому комната представляла собой некий маленький коридор. Калинин Фёдор Иванович уже видел десятый сон и вовсю сопел. Ложась на свою койку, я пытался укрыться от мыслей о работе. В моей голове роились воспоминания о былом, о той жизни, что я потерял, и всё больше настигал страх перед грядущим.

Автоматная очередь, мольбы о помощи. Взгляд, наполненный ужасом. Она смотрела на меня, прижав ребёнка к груди. Она тянула ко мне руку. Лицо, залитое кровью. Ребёнок был уже давно мёртв. Женщина держала изувеченное тело своего чада, пытаясь защитить его от свинцовых пуль. Мой кулак сжимал над её головой револьвер. Взвод курка, прокрутка барабана. Выстрел. Мозги разлетелись, словно хлопушка, что была слышна на каждом переулке в новогоднюю ночь. Голова. Она была раскурочена, а глаза вылетели из орбит. Рот был открыт в ужасающей гримасе. Стук в дверь. Я резко вскочил с кровати. Мой напарник с тоской смотрел на меня, держа в руках две кружки кофе. Одну он поставил на стол, а сам сел на свою койку и начал постепенно отпивать.

– Снова кошмар? – с некой жалостью в голосе спросил Фёдор Иванович.

– Да… – пытаясь сбросить оковы ужаса, промямлил я.

– Тут кофе подвезли, давненько мы его не пили.

– Кофе?

– Ага, вчера притараканили. У нас ещё и новенький появился.

– Кто-то ещё остался в городе? Я-то думал, что все давно свалили…

– Ну, этот как-то да остался. Странный паренёк, молчаливый довольно, зашуганный, из него слова хрен вытащишь, хотя, может, это даже нормально, – как-никак, мы новые люди для него. Он, в принципе, мальчишка ответственный на первый взгляд, думаю, уживётся с нами.

Я взял дрожащими руками старую, ещё с советских времён, металлическую кружку и отхлебнул оттуда горького чёрного кофе. Фёдор Иванович продолжил говорить:

– Неважно ты выглядишь… Уверен, что готов завтра выходить на вылазку? Путь, знаешь ли, немалый, километров шестьдесят аль, может, все семьдесят. Я не ангел-хранитель и не собираюсь вытаскивать твой зад из передряг. Сам же помнишь, что в экстренных случаях важно думать о себе?

Фёдор Иванович хоть и был старше меня всего на два года, но к работе относился серьёзно и со всей ответственностью. Он частенько изводил окружающих своими нравоучениями – я прекрасно знал, что это не со зла, а именно от доброго сердца. Каждый раз переживая за своих людей, он мог не спать ночами, если дело было серьёзным. Он был честным и порядочным. Это мне в нем и нравилось.

– Можешь не беспокоиться обо мне, не первый год живу. К тому же у меня целый день на подготовку. Выходим, как обычно, в шесть утра? – проговорил я.

– Да… – Как-то резко он замолк. – Только это… Готовься к тому, что автомобиля в этот раз не будет, придётся идти на своих двоих.

– Что? Бред ведь, путь только туда займёт целый день, где же мы будем ночевать? Или предлагаешь спать на земле в обнимку с теми тварями?

– Не ёрничай. Разумеется, нет. Они разгуливают лишь с десяти вечера до шести утра, чисто технически мы легко успеем дойти дотуда вовремя. А там недалеко, рядом с тем бункером, куда мы направляемся, стоит лагерь, что на заброшенном заводе, где уже знают, что мы будем завтра.

– Если там наши, то чего они сами не вскроют бункер?

– Инструментов у них нет нужных, дверь толстенная, там придётся попотеть, чтобы срезать.

– Понятно… – вздохнул я, допивая последний глоток кофе и ставя кружку на стол.

При мысли о том, какой ждёт меня путь, сразу же бросало в дрожь от воспоминаний, насколько там холодно и тяжело. Была лишь надежда на протоптанную другими отрядами дорогу, иначе сей путь будет в разы тернистей, ибо никто не хочет проваливаться по колено в сугроб.

– А что с автомобилем-то? Только недавно же на ходу был.

– Он сейчас на ремонте. Тут собирают ещё одну группу на поиски запчастей, а то в наших складах лишь крысу дохлую сыскать можно, ни черта не осталось.

– Запчасти? Так наши же давно уже вынесли весь соседний город, не думаю, что могло что-либо остаться.

– А это тебе как пример того, что не только ты работаешь, не покладая рук. У этой группы задача ещё сложней, чем наша. Они попрут в соседний город и будут основывать там местный лагерь, чтобы другие могли устроить привал, а потом ещё повезут детали в телегах. Возможно, у нас будет ещё одна машина, хотя и не обещаю, – улыбнулся Фёдор Иванович.

– Ну и дела… – сочувственно проговорил я.

– Ах, точно! Насчёт того новенького.

– Что ещё?

– Ему, видишь ли, заняться нечем, хочет с нами пойти.

– А он-то на кой хер нам? Тут своей работы немерено, заняться нечем, блин…

– Ну, так или иначе, он в целом с оружием нормально дружит, – улыбнулся он. – Думаю, лишним в нашей команде не будет.

– Впервые слышу, чтобы ты за кого-то так ручался, даже непривычно слышать это из твоих уст. Размяк ты, – засмеялся я, смутив Фёдора Ивановича.

– Да ну тебя! Я главнее, поэтому должен поддерживать вас, а то вы, как слепые котята, ни шагу без меня не сделаете.

– Ладно, сейчас пойду отнесу отчёт дежурным, чтобы те его заполнили, а там сразу к командованию со своими бумажками на замену оружия.

– А что у тебя с ним?

– Так вот он в углу стоит, – указал я пальцем в сторону тумбочки, что была по мою сторону. – Он даже не стреляет, механизм полностью недееспособный, всё к чертям проржавело.

– Вижу, могу лишь пожелать удачи. Шанс на замену довольно мал у тебя, ты же знаешь нашего прапорщика.

– Знаю я…

– Ладно, не буду тебя отвлекать больше, у самого дел выше крыши.

– Да, разумеется. – Мы пожали друг другу руки, и он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Встав с кровати, я её заправил, припоминая слова адмирала Уильяма Макрейвена, что, когда человек заправляет кровать с утра, он выполняет своё первое задание за день, а это впоследствии вдохновит его на выполнение более сложных задач. Помню, что вычитал это ещё до того, как мир пал в огне.

Я надел свою форму и, взяв со стола отчёт со своим заявлением, вышел в коридор. Люди, словно зомби, не торопясь, шли в столовую завтракать. Отчитав себя за то, что пропустил чистку зубов со всеми, я пошёл к потоку, что выходил с начала коридора. Пройдя внутрь большой комнаты, я начал искать взглядом своё место за столом. Столовая из себя представляла довольно длинное и широкое помещение по отношению к другим местам в бункере. В два ряда стояли длинные металлические столы с лавками по обе стороны. Эти столы тянулись не до самого конца помещения, ибо их разделяли два столба, что стояли в середине по бокам комнаты, но за ними с каждой стороны было ещё по одному столу. Посередине всего было пространство вроде коридора, что вело к окну выдачи еды, оно было достаточно широким, дабы по своим местам могли рассесться люди, которые за всё время проживания здесь за ними уже закрепились. На дальних местах у окна выдачи обычно сидели офицеры. Моё же место находилось посередине, сразу же за столбом справа.

Я встал в очередь в ожидании, когда люди впереди меня разойдутся. Подойдя к окну, я поздоровался с Надеждой Руслановной, нашим поваром. Каждые два дня они с напарницей менялись обязанностями, но сегодня на раздаче была именно Надежда.

– Здравствуйте, Надежда. Вы сегодня всё так же прекрасны.

– Доброе утро, Михаил Алексеевич! – заулыбавшись, ответила она мне. – Про вас могу сказать то же самое.

– Что у нас на завтрак?

– Ассортимент не столь большой, но недавно принесли коробку с крупами, поэтому сегодня у нас геркулес. На обед будет суп из фасоли и консервированного картофеля.

– Геркулес? Замечательно, хотя очень хотелось бы мяса поесть, так всё ж давно к рукам прибрали.

– Ваши слова да Богу в уши. Тут все хотят мяса. Может, вы, Михаил Алексеевич, что-нибудь да найдёте завтра, тушёнки какой-нибудь.

– Постараюсь, но обещать ничего не могу.

– Буду за вас молиться и верить. – Металлическим черпаком Надежда Руслановна наложила в тарелку геркулес и подала на подносе со столовыми приборами. – Приятного аппетита! – улыбнулась она.

– Спасибо большое!

Пройдя к своему месту у стены, я уселся на лавку. Впереди меня обычно сидел Фёдор Иванович, но он, полагаю, уже поел и давно ушёл по делам. В столовой было шумно: люди общались, смеялись и шутили. Я был рад, что даже в таких условиях люди сохраняют человечность. Может, это благодаря местному порядку и жёсткому контролю, но всё наше маленькое общество находило мотивацию в друзьях и любимых, как же без этого. Женщин здесь немного, зато относятся к ним всегда уважительно, ибо тут как в деревне: что-то неладное сделаешь – и все вмиг узнают об этом. Когда мир канул в Лету, люди сразу же объединились против общего врага. Всё, что случается, – всегда к лучшему, это рано или поздно бы произошло. Вопрос времени.

На место Фёдора Ивановича подсел молодой парень, которого я видел впервые, глаза его были наполнены растерянностью и непониманием здешних правил. Он положил поднос на стол и собирался уже есть.

– Ты новенький? – отложив еду, спросил я.

– А? Да, да, новенький, – так же растерянно изрёк он.

– Возможно, ты не знаешь, но столовая неофициально поделена между людьми. У каждого человека здесь своё место, где он ест.

– Ой, простите меня… – запнулся он, пытаясь вспомнить того, чего не знал изначально, словно школьник, что не выучил стих.

– Сержант Грачев Михаил Алексеевич. А тебя, рядовой?

– Да, извините… Сержант… Я рядовой Трифонов Максим Мирославович. Уже ухожу, ещё раз простите, не знал, что здесь места расписаны. – С виноватым видом он начал вставать и собираться.

– Кто разрешил вставать?

– Что? Но вы же сказали, что…

Не успел он договорить, как я его перебил:

– Верно, сказал, но раз уже сел, то ешь, не мешай людям. Сколько тебе лет, парень?

– Мне? С-семнадцать… – снова замялся он.

– Не слышу, нормально скажи, рядовой.

Я понимал, что слишком строг к нему, но таковы правила нашего общества. Нужно было закалить его, иначе долго он не проживёт.

– Мне семнадцать лет, сержант! – уже внятно выкрикнул он.

– Орать-то зачем? А ещё не «сержант», а «товарищ сержант». Ты хоть читал устав?

– Прошу прощения… Не успел ещё…

– Откуда ты? Не припомню тебя из местных в этом городе. Да и в любом случае те, кто решил с нами не оставаться, давно ушли, а ты вот тут сидишь.

– Я с отцом жил… Мать умерла, когда бомбы посыпались, а мы с папой укрылись в подвале нашего дома.

– Сочувствую. В подвале, говоришь? Это что у вас за подвал был, что смог выдержать взрывы? – серьёзным тоном говорил я.

– Отец сам его делал, он был двухэтажным, в подвале был ещё спуск… Он давно им занимался… Многие не верили в слухи, что может начаться… – Трифонов сглотнул слюну, его глаза были словно у рыбы. Даже кончиками пальцев я чувствовал всё напряжение, что от него исходило. – Он сам сделал убежище под нашим домом, соседи считали, что мы сумасшедшие, даже мать так считала… Она уехала к родственникам, слишком они часто ругались с отцом… А когда прозвучал сигнал тревоги по радио и телевизору, мы начали спускаться в подвал. Отец взял кредит, чтобы забить его припасами…

– Твой отец – умный мужик, где он сейчас?

– Он… Он… – уже задыхаясь и прикрывая глаза руками, говорил он. – Умер… Его застрелили…

– Кто? – напрягшись, спросил я, боясь услышать правду, ибо мародёры и убийцы вблизи давно не водятся.

– Люди… Они нашли наш подвал и хотели вытащить нас наружу… Отец пытался выстрелить, но… – Паренёк затих, но после продолжил: – Винтовка дала клин. Ему… Прострелили голову одним выстрелом.

В горле застрял ком. Я прекрасно понимал, кем эти люди являлись – это были наши ребята, что отправились на поиски оставшихся припасов в городе. Теперь мне было известно, откуда у нас появились консервы и крупы после прихода этого мальчишки.

Промямлив, он изрёк:

– Меня вытащили на снег и дали выбор… Либо смерть, либо присоединиться к вам.

Было видно, что он плакал, хоть и пытался скрыть это, прикрывшись руками. В ту минуту я начал пылать от ярости, даже не понимая, что конкретно смогло так взбесить. Я знал, что это не ложь, но при виде его заплаканного лица ладонь сама сжималась в кулак. Он нервировал меня всем своим видом. Я схватил парня за предплечье и отдёрнул, чтобы посмотреть ему в глаза. После чего закричал:

– Что за вздор! Ты ещё имеешь наглости клеветать на нас?! Не смей врать, особенно с таким жалким видом! Тебе выдали койку, накормили! Что-то не нравится?! Так скатертью по жопе! Никто тебя не держит тут и не собирается, обмундирование на склад – и гуляй!

Он смотрел на меня глазами, полными страха, словно это я лично пристрелил его отца.

– Блядь… – пробубнил я под нос.

В столовой воцарилась полная тишина, словно на кладбище, все смотрели на нас. Встав с лавки, я направился к окну выдачи, чтобы вернуть поднос, после чего пошёл в свою каморку.

– Сопляк… Держал бы он свой рот на замке, покуда не влетело.

Я был зол, но верил, что это была самозащита наших ребят. «Сам же сказал, что его батя нацелился с винтовки. Такое ощущение, что он по принципу раба здесь живёт», – подумал я про себя.

Из ящика стола я достал пачку сигарет. Недавно нашёл целый блок, до этого приходилось доставать остатки табака из хабариков и закручивать в газету. Вентиляция здесь ни к черту, но запах со временем выветрится. Да и Фёдору Ивановичу тоже все равно на табачный дым, а остальные за пределом комнаты не почувствуют. Я достал спичку из коробка и, чиркнув, зажёг её. Сигарета задымилась. Дым струйкой улетал вверх. Если узнает командование, то, разумеется, будет строгое наказание, поэтому я всё тщательно прятал. Под столом стояла пепельница. Стряхнув в неё пепел, я продолжил затягиваться.

Люди начали расходиться по делам. Я схватил бумаги и автомат. Дел на сегодня было меньше, чем в обычный день, из-за поблажки на завтрашнюю вылазку. Выйдя в коридор, я в первую очередь направился к кабинету прапорщика, чтобы уговорить его на замену личного оружия. Пройдя жилые помещения и столовую, я вышел в главный коридор, сзади были туалеты, а впереди, посередине слева, располагался кабинет того прапорщика. Уже стоя у двери, я постучал и, не услышав ответа, сделал это уже посильнее.

– Да ёкарный бабай! Что ты там стучишь? Язык проглотил? – послышался голос за дверью.