Закладки жизни

– Тут кто-то есть, он страшный, не шуми, – сказала Ласка.

– Но кто тут может быть, ведь это твой мирок!

– Но там его! – сказала она. И тут я понял, что не так. Та дверь, она была открыта, голубой туманный ветер, что лился из окна, он шёл туда. Так вот кого боялась Ласка. Возможно, там тот сумасшедший.

Я вылез из-под кровати, прошёл по комнате в сторону двери. Что там за дверью было?! Комната в русской избе. Греет печка, старый деревянный стол и стулья. Конечно книжный шкаф. В дальнем углу на тумбе старый граммофон. Родная комната солдата, сгинувшего в плену врага. Вот так судьба, вот это опыт для души. За что же так, к чему эти мученья. На стенах плесень и грибок, следы проникшей вглубь отравы. Такой вот отпечаток оставили палачи в его памяти. А вот и он. Лет сорока, больной, печальный и уставший. Хранитель памяти солдата. Взгляд куда-то в пол и шепчет:

– Чего явился, оконный?

– Хочу помочь вам, что мне сделать?

– В этом погребе виновник моей страшной жизни, там зло сидит, из-за которого страдал мой хозяин. Не справедливо, платить за согрешения прошлой жизни. Почему мой хозяин должен был ощутить всю боль и страдания, что предыдущий сделал другим? Осмыслив, что сказал он, я вдруг понял: солдат смотрел не в пол, а в погреб под его ногами, куда устремился голубой туман.

– Согласен, так не честно. В том погребе живёт память хозяина прошлой жизни, спросить с него ты хочешь, почему он тот, кто есть. Если спросишь, я буду рядом, как свидетель разговора. Слова мои его коснулись, тот поднял взгляд и вдруг сказал:

– Ошибся я в тебе, прости, я думал, вы из тех. После он показал мне четыре книги,

написано на них было кровью «1941—1945гг». Так как в его жизни это были страшные годы, так они отразилась и на названии книг.

– С той скоростью, что ветер проникает в погреб, который явит нам душегуба. Откроется он через дня два, приходи сюда, мне честно страшно. На его слова я лишь кивнул.

Дальнейшего я разобрать не смог, слова притихли, картинка поплыла. Открыв глаза, я был спокоен. Теперь понятно, почему люди иногда страдают. С чего бы вдруг ни в чем не повинный малыш рождается больным и страдает до самой смерти от недуга.

– Дайте ему проснуться, мы будем говорить, -сказал я товарищам, открыв глаза.

Утром следующего дня заместитель министра сидел в своём кабинете, в который раз перечитывая торжественную речь, что будет говорить та больнушка, которая будет восхвалять его начальника Александра Фёдоровича и его самого. Все репортёры были оповещены, пресс конференция назначена на завтра. Взяв в руки телефон, набрал номер Полиновского.

– Вова, здравствуй, как там наши герои, уже празднуете?

– Какие ещё проблемы, -вдруг возмутился заместитель.

– Да вы там что, совсем охренели, какая к черту шизофрения, сами вы шизики

обдолбанные. Я вам отправил текст. Делай что хочешь, но чтоб завтра она сказала это и выглядела счастливой. Ясно! Сказав это, заместитель бросил трубку и смачно выругался.

Все было идеально. Министр ничего не должен знать, а то можно и своей должности лишиться. Ну, ничего, если он потонет, то потянет за собою всех.

Этим же утром группа Полиновского.

– Друзья, только что звонил заместитель. Обещает снести нам головы, если объект провалит пресс конференцию. Дима, мы сможем договориться с твоим больным солдатом?

– Давайте развяжем его, если он проснётся прикованным к больничной койке, это напомнит ему прошлое.

– Но ведь это опасно! -возмутилась Елена.

– Опасно, но риск оправдан, -сказал проф. Отвязали крепёжные ремни, вкололи Ласке адреналина. Ждём, наконец глаза открылись. Все наготове и напряжены, будет там Лиза, солдат или тот монстр, о котором ещё никто не знает. Кто сегодня у руля? Раздался тихий голосок:

– Привет, друзья, не бойтесь, это всего лишь я. Солдат пока в печали и не пришёл на свет сознания. Вздохнув от облегчения, проф сказал:

– Елизавета, вы нужны нам завтра. Вы все-таки очнулась, это чудо. Наш мир безумно любит чудеса. Завтра вас представят миру, живой, здоровой и счастливой, нужны нам вы, а не солдат.

– Хорошо, я помогу вам, скажу я миру, что вам нужно, но обещайте мне одну услугу.

– Конечно, дорогая Ласка, мы сделаем как надо, – сказал я и получил в ответ:

– Дима, ты знаешь, как я там живу. Убей меня, закрой эксперимент. Легко оброненные слова той юной молодой девчонки пробили мне сердце, разбив его на части. Как может столь невинное создание говорить об этом так легко.

– Ты что, мы справимся, поможем, ты будешь жить, -затараторил я.

С глаз её сорвались слезы и, всхлипнув, она опять сказала, но с нажимом:

– Я помогаю и конец, дай слово мне, иначе я больше не покажусь на свет.

Что делать мне, я не могу, я не палач в халате. Та смотрит на меня и ждёт ответ. Я не смогу, ты дорога мне, как так можно, хотел сказать я, но сказал:

– Да будет воля твоя. Поможешь нам, и мы закончим. С этими словами мои глаза заблестели, я не смогу её убить, но это моя доля, я начал, я закончу. Отвлек от разговора звонок телефона. Определился городской незнакомый номер, и в сердце вдруг защемило.

– Але, – ответил я в тревоге.

– Годен Дмитрий Денисович? Это вы?

– Да я, вы кто?

– Я из больницы, ваша мама…

– Что она, что моя мама?! – кричал я в трубку почему-то.

– Почти пол года мы боролись с её раком. Где вы были все это время, а? С нажимом вдруг сказали мне. В сердце холод, как же так.

– Теперь все кончено, придётся вам приехать, ваша мама умерла…

Глава 14

Больно… Как же это больно, разочаровываться в себе. Всю жизнь я считал себя хорошим сыном, хорошим парнем. С уважением относился к родителям, достойно дружил с парнями, не ранил сердца девушек. Считал себя воспитанным человеком. Боль разочарования открыла мне глаза и позволила посмотреть на себя со стороны. Кто я? Лицемер! Прикрываясь учёбой и работой, позволил умереть матери. Оправдывающий свои действия помощью Ласке, не дал ей спокойно уйти, а сделал подопытной мышкой. Вот кого я видел, смотрясь на себя в зеркало.

После похорон мамы, что проходили практически одновременно с пресс конференцией Ласки, на которой соответственно не присутствовал, я перестал смотреть на себя в зеркало, ведь видел в нем эгоиста и циника. Очередная бутылка дешевого алкоголя опустела. Ничего, доставка принесёт ещё, держи карман шире. Кое- какие накопления у меня все же были. В сотый раз начал вибрировать телефон, сообщая о входящем звонке. Не став смотреть, кто там опять меня хочет, закричал с диким воплем:

– Какого черта вам всем от меня надо!!! Я со всей силы швырнул его в стену. Осколки стекла, пластика и металла разлетелись по всей комнате.

– Оставьте меня… Оставьте меня в покое…, -бормотал я себе под нос. Хорошо, что до того, как разбил телефон, успел вызвать курьера алкогольного магазина.

– Всех к черту… К черту меня самого…

В красивом праздничном платье, с огромными, счастливыми ясными глазами, цокая каблучками шла девушка. Она была безумно красива. Косметологи постарались на совесть, превратив ее в красотку со страниц журналов. Она шла, держа в руках заученный ранее текст, что передал заместитель. Выходя из КПП госпиталя в сопровождении заместителя и самого министра здравоохранения, её глазам предстало огромное количество репортёров газет и телеканалов. Микрофоны были направлены в её сторону. Она смотрела на них, но не произносила слов, что ждали люди.

– Вова, сделай так, чтоб она сказала, что велено, -прошипел стоявшему неподалёку нейрохирургу заместитель министра. Полиновский подошёл к Ласке сзади и прошептал:

«Лиза, если это все ещё ты, то послушай меня, Дмитрия нет, но я сдержу его слова, обещаю». Удовлетворившись этими словами Елизавета кивнула, потом громким и жизнерадостным голосом, с улыбкой на лице, принялась давать интервью: