Пионерская правда

– Открой! Выпусти! – заистери?л он, поняв, что Она упёрлась в дверь с внешней стороны. Сделав ещё одну попытку толкнуть, он стал уже всем своим маленьким корпусом давить дверное полотно наружу, в ярости сам выворачиваясь наизнанку, с глазами навыкате и урча как мотор.

– Где был?! Отвечай вначале! – донеслось снаружи.

– Нигде! Откррой! – надрывался он.

– В Крыму? Или ещё дальше: на Ближнем Востоке? Или, может, на Да?льнем?

Вдруг дверь открылась сама по себе, отъехав вперёд как по волшебству: Она стояла в коридоре спиной к нему в своём белом платье и красных туфлях на высоких каблуках. В Её руках волшебным образом мелькнуло нечто металлическое и сразу исчезло.

– Каком ещё крэму?!? – он удивлённо утёрся.

Она не обернулась и продолжала вещать спиной к нему:

– Не крему?, а Кры-му?! Полуостров такой русский – Крым. Как раз в том направлении, куда ходил. На Украине сейчас находится. Пока что. Но мы это поправим со временем.[6 - Март 2014 года – воссоединение Крымского полуострова как исконной российской территории с Россией путём проведения всенародного референдума в Крыму и создания необходимого конституционного поля в России и в Автономной республике Крым, вопреки попыткам Украины и Запада противостоять такому воссоединению военными методами.] А вот ко?фэ с крэ?мом бу?дэшь пить в Крэмле?! Я это и Отцу твому? давно уже сказа?ла – такому же ха?му, как и ты?. – Она спортивно и театрально развернулась на остром каблуке своей красной туфельки в его сторону, чуть присела, и, прищурив один глаз, наставила на него в упор сверху вниз его детский калейдоскоп:

– Вы арестованы за нарушение скоростного режима!

– Отдай! Это моя Подзорная Труба! – тявкнул он.

– Люди-то е?сть при социализме? – произнесла Она, как заправский астролог, неуловимую для него двусмысленность, смерив его через калейдоскоп с головы до ног и обратно, показу?шно настраивая своим красным маникюром резкость его «Подзорной Трубы», сулившей Русскому Генералу от инфанте?рии при обычных, более счастливых, условиях пребывания в детстве одну лишь хаотичную смену невпопад бессмысленных стеклянно-пёстрых мозаичных орнаментов. Он уловил тему, увидев на себе наведённое жерло Судьбины, но, не показывая своего напряжённого состояния, подошёл поближе и решил угодить Ей в Её игре:

– Ну-у… и люди интиресные такие ходють по улицам.

– Не ходють, а хо-дят! – поправила Мать.

– Ну, хо-одя-а-ат, – лениво отмахнулся он.

– Не «ну», а лю?ди хо?дят! Куда и откуда, а также когда и во сколько – э?то мы ещё посмо?трим, – Она подозрительно сузила глаза на Генерала от инфантерии.

– Ну, лю-юди хо-одят. – он как-то скис от ночного информационного перегруза.

– Опять «ну». Ладно, потом об этом.

– О чём?!

– О том, как ты? говоришь, о том, как Бабушка Ната?ша твоя говорит, и о том, как на?до говорить! Продолжим?

– Ну, – пробурчал он.

– Опять «ну»! – помолчав, спрятав калейдоскоп за спину, словно вспоминая, о чём был разговор, и уловил ли сын нить разговора, Она продолжила:

– Ага! Значит, люди тебе нра?вятся, говоришь? Мм-г… – Мать прошла мимо него в квартиру и остановилась у двери в большую комнату, переваривая сказанное и услышанное от него в ответ.

– Да! Нравятся! – задиристо стоял он на своём.

– А кто бо?льше нравится: женщины или мужчины? – спросила Она тогда, повернувшись к нему с провокаторской улыбкой.

– Мне все? нравятся! Космонавты и пожарники. И дети мне то?же нравятся! Пионеры!

– Не пожарники, а пожарные! Пожарники – это жуки такие, – поправила Она. – Пионеры ему нравятся, смотри-ка… Значит при социализме хорошо жить, считаешь?

– Да! – он даже воспрял духом в своей уверенности.

– Ладно, хорошо так хорошо. Хотя кому хорошо, а кому и не очень. Но потом придёт другой строй. Это не капиталистический, но что-то вроде. Как бы нечто между капиталистическим строем и социалистическим. Серединка на половинку.

– Откуда знаешь?! – округлил он глазёнки.

– Так сказали. Потом поймёшь. А сейчас – слушай!

– Что будет со мной? – встрял он.

– А ты эгоист, – улыбнулась Она. – Ладно, так и быть, узнаю и это.

Она собралась было идти к ним, но сын, уже бодрствующий в ночи?, учуявший свалившуюся на него свободу, убеждённый в своём праве на теперешний личный диалог с Матерью, в котором он тем более проявлял себя вроде бы достойно, – не пускал Её. Она вынуждена была замереть на пороге взрослой, чтобы не дать ему войти самому?, и начала в игриво-извиняющемся, издевательски ищущем подмоги тоне заговорщически перебрасываться с оставшимися там гостями, стоя спиной к сыну, впе?рившемуся сзади и снизу вверх глазами в Её стройную оси?нковую фигуру в кремовом платье, за юбку которого он держался. И театрально жаловалась, и ныла, и умоляла о том, что «слы?шите! он не спи-ит и мешает войти-и, и хочет войти са-ам». Потом всё-таки, несмотря на все его усилия Ей помешать, подло проникла в дверь и, напоследок плотно и оскорбительно далеко отодвинув его икрой правой ноги ему по животу, ушла, так и не дав ему прорваться вслед за собой и выяснить сразу все вопросы напрямую с официальным источником информации и нынешних бедовых переживаний. Да ещё туго задвинула дверь перед ним, как он ни пытался, вцепившись обеими руками в дверную ручку и тщетно скользя тапочками по паркету, толкать эту дверь от себя. Послышался щелчок на уровне его головы. Он похолодел от ужаса! Отскочил на полшага назад. Но через секунду решился и, мужественно дёрнув ручку вниз, надавил на дверь. Дверь оказалась заперта изнутри, что, с одной стороны, лишило его последней надежды попасть теперь во взрослую, к ним, но и успокоило в том, что недавно раздавшийся щелчок всё-таки не был звуком затвора нацеленного на него изнутри пистолета, как промелькнуло у него в голове сперва.

Через какое-то время, он не знал какое, дверь щёлкнула снова. Мать вышла и с ажиотажем, олицетворявшим явную попытку пробудить в нём такую же щепетильную экзальтацию к Предстоящему, стала с напускной учёностью вещать:

– Так, слушай внимательно! Ты не будешь бога?т, но будешь состоятелен. У тебя уже к тому моменту будет машина и работа. Хорошая машина. Так: честным или нечестным путём будет она получена, не сказали, но машина бу?дет. Не самая дорогая, правда, но достойная.

Он заворожённо внимал.

– Да. И ещё. Слушай! У тебя будет много женщин. Та?м это будет мо?жно. Сейчас это нельзя. Но при но?вом общественном строе это будет мо?жно.

– Но заче?м?!

– Ка?к, ты не хо?чешь?! – Она на секунду заколебалась. – Представляешь, сможешь менять их, сколько захочешь, одну за другой, или спать сразу с двумя?.

– Заче-ем? – никак не догонял он Её радужных посу?лов.

– А вот затем! Затем, что это прия?тно! Понима?ешь?!

Прия?тно! – и Она долго посмотрела на него сверху вниз с заискивающей и одновременно язвительной, но по-прежнему ловящей контакт понимания в его детском недоразвитом сознании улыбочкой.

– А зачем? Я жиню?сь хоть?! – искренне понадеялся он.

– Так. Э?то тебя интересует. Хорошо. Потом ты же?нишься. На одной из них. У тебя будет всё! И люба?я за тебя пойдёт, какую захо?чешь. У тебя будет много де?нег и хорошая до?лжность. А в том случае, если строй сменится обратно на социалисти?ческий… тогда?-а… у тебя будет вообще? така?-а-я до?-о-олжность! – тут Она с невыразимым ужасом на лице провела лукавым с искоркой взглядом вверх по косой, к высокому потолку, тонко присвистнув и важно подняв при этом вертикально вверх хорошо отманикюренный красным лаком указательный палец слоновой кости, затем осторожно спрятала указательный маникюр в кулак и уже преспокойненько, в тоне любящей Мамы, нараспев добавила:

– И тогда?-а, но то-олько тогда?-а, запо?мни, ты смо?-ожешь жени?ться. Ты сможешь выбирать себе любу?ю – любую, какую твоя душа? только пожелает!

– Ка?к это, выбира?ть? – заинтересовался он, сам отвернувшись в сторону, смущённый начатой Ею темой.

Мать со словами «Жди ту?т!» ушла в комнату гостей.

Он поначалу стал прислушиваться к обрывкам их беседы, мерно зажурчавшей за дверью взрослой комнаты. Но через минуту всё стихло. И как он ни напрягал слух, тужась представить себе, что? же всё-таки там может происходить, всё равно больше ничего не мог услышать в ожидании Её возвращения и опять тоскливо, как бродяга, посмотрел вправо – на замо?к квартирной двери. Так задумчиво стоя в коридоре, он вовсе забыл про время.

Вдруг до него донёсся возвысившийся строгий мужской голос, адресованный непонятно кому с вопросом:

– Что он там делает?!