– Каких нас?! Нет никаких нас! Ты что, головой ударился? Что ты там себе напридумывал? Мальчик, спустись с небес на землю! – Она смотрела ему прямо в глаза и смеялась.
Нет, не так, совсем не так он представлял себе эту встречу после долгой разлуки.
И опять двадцать пять! У нее что, такая же амнезия, как у м… чудака Двуреченского? Тоже ничего не помнит ни о них, ни о будущем, о котором Ратманов ей столько рассказывал в красках?
– Хорошо, скажи мне одну вещь, и я тебя больше не задержу!
– Иди ты знаешь куда? – Девушка была непреклонна.
– Всего одну вещь. И если ты ответишь не так, как я предполагаю, мы больше не увидимся, лады?
– Ты больной, что ли?
– Думай обо мне что угодно… но просто ответь!
– Ну, говори…
– Как меня зовут на самом деле?
– Точно больной!
– Хорошо, я подскажу… Выбери из двух вариантов – Георгий или Юрий?
– Фу… Я-то почем знаю, у мамаши своей спроси!
– Ну а все-таки?
– Да это ж одно имя почти. Вот если б ты спросил: Ратман или Гимназист, я б задумалась.
– Ладно, а Юра Бурлак тебе о чем-нибудь говорит?
– Ты, что ль? Я и не знала, что ты бурлак. Думала, после гимназии сразу на дело пошел да в тюрягу загремел, где с Татарином потом и познакомился…
– Значит, и ты туда же…
– Ну все?
– Нет. Еще одно. Я барон Штемпель!
Рита как будто впервые посмотрела на попаданца с определенным интересом. Во всяком случае, сделала паузу, чтобы осмотреть сумасшедшего с головы до ног.
– Ты кто? – наконец произнесла она.
– Я барон Штемпель, – повторил Георгий. Девушка выждала еще. Но не нашла ничего лучше, чем рассмеяться в голос:
– Ну а я тогда государыня императрица Александра Федоровна!
– Не смешно!
– Еще как!
Бывший опер покидал экс-возлюбленную в растрепанных чувствах. Сам не ожидал, что станет таким мягкотелым. Вот что время с людьми делает… Даже не с первого раза попал в дверной проем кабака, в котором они сидели. А потом до кучи едва не сшиб какого-то мелкого воришку, задумавшись о своем…
6
Через час с четверью он сидел уже в Верхних Торговых рядах на Красной площади и с грустью провожал взглядом людей, беззаботно прогуливавшихся внизу. Прошлое как будто обнулилось. Эти люди жили одним днем, только в своем времени и не помышляли ни о каком другом. Как Рита. Теперь он для нее обычный, средней руки бандюга по кличке Гимназист! Никакой не Юра Бурлак, не раз вязавший опасных преступников. И уж точно не загадочный барон Штемпель…
Жора еще раз вспомнил предпоследний разговор с любимой женщиной:
– Что случилось? У тебя такое лицо! – увидев его, Рита побледнела.
– Я возвращаюсь к себе.
– Куда к себе?
– В две тысячи двадцать третий год.
Женщина молчала и смотрела ему прямо в глаза, будто хотела в них прочитать, врет ее суженый или нет.
– Я правду говорю, Рита. Вечером меня тут уже не будет. Но я очень хочу вернуться.
– Так что мешает? Я… я буду тебя ждать. Скажи, как долго?
Георгий смутился:
– Я сам этого не знаю. И еще – вернусь я, скорее всего… в другом обличье.
– Как в другом? В каком?
– Долго рассказывать, а времени уже нет, – махнул рукой попаданец. – Черт его знает, в каком! Но ты запомни пароль. Я подойду и скажу: здравствуйте, я барон Штемпель!
Женщина хотела ему верить, но вопросов становилось все больше:
– Почему барон? Почему Штемпель?
– Так вышло! Запомни эти слова, хорошенько запомни. Я могу быть каким угодно: молодым, старым, бородатым или безбородым, хромым или глухим. Но это буду я. Тот, кто тебя любит. Не говорю: прощай, а говорю: до свидания!
– Ох, горе ты мое… До свидания. Не обмани меня! По скупому на эмоции лицу Георгия впервые пробежала она… Капля на лице – это просто дождь, а может… Ратман быстрым шагом покидал Верхние Торговые ряды, которые впоследствии станут называть ГУМом. Где-то рядом свистел городовой. А подставляться лишний раз не хотелось.
Интересно, откуда пошло выражение «готов сквозь землю провалиться»? И есть ли какое-то место или время, где ему будет еще хуже, чем здесь и сейчас? Возможно, в период Русской смуты? Опричнины Ивана Грозного? Татаро-монгольского ига? Георгий стоял посреди ажурного моста через Москву-реку. И даже разок мысленно примерил на себя роль какого-нибудь пьяницы, который уже перелез за перила и, шатаясь, прикидывал, сигануть ему вниз или подождать.
Нет, внизу был лед. А падать на него было больно. Особенно если не убиться сразу, а пробить лед не до конца, уцепиться за него и в последний момент начать барахтаться. Ведь, как известно, правильная мысля приходит опосля…
И вообще, пусть предполагаемый алкаш спасает себя сам! Как сказал однажды римский консул Аппий Клавдий, человек сам кузнец собственного счастья. Или несчастья. И если Бурлак – Ратманов – или Штемпель будет пытаться спасти всех и во все времена, то…
…Бывший полицейский взял себя в руки. Уверенной походкой быстро достиг соседнего моста через Москву-реку, приблизился к потенциальному самоубийце и облокотился на перила рядом с ним.
– Эй, уважаемый! А ну, полезай обратно, поговорим. – Георгий снова, нехотя, выполнял свою обычную работу.