Нерушимый – 4

Глава 5. Титаник плывет

Глобальный замес с лиловским «Динамо» планировался сегодня в шесть вечера. Наша первая игра обновленным составом, да еще и с таким соперником!

Сказать, что динамовцы на нас злы – не сказать ничего. Мы для них были, как колорадский жук для картошки, как окропляющий пес для подрастающего деревца. Если бы не звонок нашего нового начальника команды, Льва Витаутовича, куда следует, чую, болелы устроили бы нам суд Линча, и хлебнули бы мы собственной крови. А так всего лишь хлебнем дерьма, так сказать, очистив карму «Титана».

Пока еще не слишком сплоченная команда грузилась в бело-синий автобус, мордой напоминающий кита. Помимо футболистов и Димидко, с нами ехал Петр Казимирович по прозвищу Древний и Лев Витаутович, сосредоточенный больше обычного.

Его присутствие было необязательным, но он решил проникнуться футбольной атмосферой.

Хотя от этой игры мало что зависело, у Димидко с утра все валилось из рук, ведь это его старт как самостоятельного тренера. Матвеич, молодец, теперь мотивировал его так же, как когда-то Саныч накачивал нас.

В общем, нервозность передалась всему основному составу, в том числе Левашову, взятому полузащитником – высокому плечистому гопнику с васильковыми глазами и внешностью Леля. Как утверждал Левашов, когда Филимонов как бы случайно зашел к нему в раздевалку, он не просто обматерил Филю, но и дал ему в бубен, после чего был изгнан со скандалом и волчьим билетом как склочный и безответственный футболист. Ну, а поскольку он был вхож в тусовку футбольных фанатов, превознесение «Титана» они обратили в ненависть.

Помимо лиловского «Динамо», Димидко удалось договориться еще с двумя командами, правда, из Второй низшей лиги, которым с нами нечего было делить: с пензенскими «Мебельщиком» – на двадцать седьмое февраля, и «Энергетиком» – на пятнадцатого марта. Причем оба матча планировалось провести в Михайловске.

Утром Сан Саныч нас расставил по полю и долго напоминал наши задачи: не суетиться, держать позицию, пасовать ближнему и, конечно, беречь мяч. Потом собрал в том же маленьком конференц-зале и объявил, что состав лиловского «Динамо» изменился, там половина молодых никому неизвестных игроков, которых Белькевич нашел в маленьких городках и селах, и стратегия команды неизвестна.

Зато известна излюбленная манера игры Валентина Николаевича: прессинговать нас на каждом участке поля, не давая продышаться, и убегать в быстрые контратаки. Все, как завещал незабвенный Лобановский.

И вот мы в автобусе.

Сидящий рядом со мной Микроб хмурился, глядя в окно, сосредоточенно жевал жвачку. Наверное, созерцая проплывающий пейзаж, он мысленно пел: «Поля, леса, небо и ручей». Я же отчаянно искал позитив и находил его. Мне нравилась ухоженность проезжей части и деревень, плавный ход автобуса, аккуратные латки припорошенных снегом полей. Нравились бетонные заборы новых заводов и заводиков. Страна жила. Шестереночки крутились. И, хоть не все было гладко, люди не ощущали себя брошенными.

До Лиловска мы доехали за час. Западная часть города была мне незнакома, я рассматривал новый микрорайон, билборды, напоминающие о грядущем 23 февраля, и с портретами местных тружеников.

Обогнув город, мы выехали на финишную прямую, и впереди замаячил спорткомплекс Центральный, расположенный на окраине, а далеко за ним был манеж с обогревом – такой же, как у нас, только не белый, а оранжевый. Там нам и предстояло сойтись с лиловчанами в смертельной битве. Я ни на миг не сомневался, что это будет скорее битва, чем футбольный матч.

Микроб напрягся, вытянулся, всматриваясь вперед.

– Кажется, нас встречают.

На парковке машин было поменьше, чем во время турнира в честь Павла Горского, но для спонтанного товарищеского матча их наехало просто невероятное количество. Народу тоже хватало, это были болелы с сине-белыми флагами, шапками и шарфами. У некоторых были транспаранты, туда-сюда расхаживал высокий парень с рупором, размахивал руками.

Но самым удивительным было живое оцепление.

Заводила болельщиков увидел наш автобус, проезжающий не на центральную, а на служебную стоянку во избежание эксцессов, заорал в рупор – все болелы повернули головы к дороге. Свист и вопли просочились аж в салон автобуса. Фанаты, и парни, и девушки, сперва ринулись к дороге, но омоновцы развернули щиты, и волна схлынула. Болелы стали показывать автобусу неприличные жесты, растянули огромный плакат, где, запрокинув голову, голосил радужный петух.

«“Титаник” – на дно!» – было написано на другом транспаранте.

Надеюсь, они не будут закидывать нас помидорами или чем похуже. На таком морозе замерзшими помидорами и прибить можно, если по голове попасть.

– Вот же уроды! – возмутился Микроб, заерзал в кресле. – Что творят!

– Привыкай, малой, – проговорил Колесо, сидящий за нами. – На поле такие страсти кипят – сериалы отдыхают.

Он обернулся к сидящему позади Гребко и сказал:

– Помнишь, как мне во Фрунзе в глаз камнем прилетело? Реально играть не мог.

– Играть не мог, а по бабам пошел, – проворчал Матвеич.

– Так глаз в этом деле не мешает, – отшутился кореец.

Боковым зрением я заметил, как Колесо показывает болелам средний палец.

До начала матча оставался час. Мы неспешно переоделись, не забыв про термобелье, приготовили перчатки и шапочки, потом вышли на поле размяться. За четверть часа до стартового свистка вернулись в раздевалку, куда нас собрал Сан Саныч.

– Значит так, мужики, – довольно бодро вещал Димидко, – играем сосредоточенно! На трибуны не смотрим, не отвлекаемся. Особенно это молодежи касается, – он скользнул взглядом по нашим лицам. – Не забываем, что это просто товарняк.

Левашов, который держался увереннее всех, принял его предупреждение на свой счет, пожал плечами и пробасил:

– А я че? Мне ваще пох. Я гусь, в натуре, стреляный.

От диссонанса внешности и его манеры держаться невольно появлялась улыбка.

– Я тебя попрошу! Гусь здесь я! – возмутился Валера Гусак.

Если остальных, включая меня, будто бы прибило мешком по голове, Гусак вел себя дурашливо, паясничал и кривлялся, хотя Димидко не планировал его выпускать в поле.

Как же все-таки он похож на Витаутовича в юности! Наверняка поползут слухи, что это отец и сын. Или скорее дед и внук. Я повертел головой в поисках Витаутовича. Его с нами не было. Впрочем, не потеряется, Лиловск – его город.

Только сейчас пришло осознание, что для меня и Погосяна это первый настоящий матч с болельщиками и судьями. Одно дело друг с другом мяч гонять, другое – полный стадион зрителей, выкрики, проклятия. Впрочем, полный стадион я уже видел два месяца назад здесь же. Не растеряюсь, а вот ребята – могут.

Это только кажется, что нет ничего проще футбола: бей – беги – бей. А ни фига. Управлять командой сложнее, чем дирижировать оркестром, потому что каждый инструмент имеет свой характер, свои проблемы. Получил футболист раздолбеж от жены – загрустил – начал ползать по полю. Возник у кого-то после травмы страх мяча – и все, дыра в защите/нападении.

Тренер должен быть еще и психологом, ведь деморализованная команда играть не способна.

От центрального спорткомплекса до манежа было метров триста. На служебной парковке нас погрузили в электрокар и повезли к манежу. Впереди ехал еще один электрокар, с командой соперника. Болельщиков на дороге не было, все уже заняли места на трибунах.

Когда подъехали и начали выгружаться, я понял, что на трибунах не все. При входе в манеж тоже стояли омоновцы, потому две группы болел, выстроившись в коридор позора, свистели, орали, потрясали кулаками. Один парень, похожий на болезного помоечного котенка, вылез вперед и попытался до нас доплюнуть, но сделал это против ветра, и слюна вернулась, повиснув на подбородке. Если бы не менты, нас разорвали бы, и наши с Витаутовичем таланты не спасли бы.

Впервые за много-много лет я испытал дикое нежелание идти в манеж. Проснулись страхи первоклассника, которому нужно пробраться мимо пьяных подростков.

Похоже, все ощущали нечто подобное, мялись у электрокара. Я вскинул подбородок и пошел первым, глядя перед собой. Беснование болел слилось в сплошной фоновый гул.

Внутри манежа, хоть трибуны и гудели, стало полегче. Оранжевый купол приумножал солнечные лучи, и поле заливало рассеянным теплым светом, отчего все лица приобретали морковный оттенок, и таким же цветом отливала форма. У нас она была серебристо-белой, у динамовцев – бело-голубой, и, чтобы отличаться, мы переоделись в красную.

Обе команды высыпали в поле, расселись на свои скамейки запасные. Димидко подошел к Белькевичу, тот нехотя ответил на рукопожатие. Левая рука у него оставалась полусогнутой, и, да, он подволакивал левую ногу. Я напрягся, но, видимо, зря: тренеры быстро нашли общий язык, что вызвало недоумение динамовцев, зыркающих на нас по-волчьи.

Я поискал взглядом Льва Витаутовича, нашел его среди зрителей в первом ряду.

Заняли свои места боковые судьи, презрительно называемые махалами, появился главный арбитр, лысоватый мелкий дядечка в черной форме. Как все по-серьезному! И трибуны почти все заполнены. Прямо не товарняк, а серьезное противостояние.

– Приветствие команд! – сухо напомнил судья. Постоял, посмотрел, кивнул своим мыслям. – Ну, как хотите.

Прозвучал длинный свисток. И игра понеслась.

Первым делом выяснилось, что у нас в команде не хватает игроков. Наш «столб», Матвеич, не успевал назад, да и вскоре перестал стремиться. Он растерянно смотрел, как юркие динамовцы, которых на скоростях казалось больше чуть ли не в два раза, сначала заполнили собой весь центр поля, а потом поджали защитников чуть ли не в ворота. Погосян метался вокруг Матвеича, что-то орал. С ворот видно не было, но наверняка Мика пытался вступать в единоборство, но проигрывал. Когда динамовцы дали пас назад, Матвеич включился, чуть коснулся противника, и тот покатился по полю со страдальческим лицом.