Полюса
— Удачи. Как зовут бородача? — Даня смущенно потер подбородок.
— Ага, щас так и скажу. Спать надо меньше, — вредничал Щеткин, — я, значит, не высыпаюсь, первым заявляюсь на пары, встречаю препода у дверей аудитории, а он…
— Ну Санька, — взмолился Даня, — он случайно не говорил про…
— Молодые люди, прекратите шушукаться! Да еще на первой парте, — преподаватель зловеще сверкнул очками, удивленно уставившись на Даню. — Это вы, Басов? Явились. В таком случае послушайте меня. Знаете ли вы, что с треском провалили зачет по филологии? Да, именно с треском! И это была пересдача! Ах, не знаете? Прекрасно, прекрасно. И неудивительно — откуда знать, если вечно опаздывать. Вы хоть понимаете, что за стенами этого учебного заведения стоит очередь из желающих занять ваше место?
Даня вспыхнул. Подумаешь, проспал пару раз — кто виноват, что первая пара начинается так рано? А зачет… Да кому нужна эта филология!
— Василий Иванович, я не специально проспал. Не со зла то есть. А к зачету я обязательно подготовлюсь. Вот прям назло всем желающим занять мое место сдам — пусть не надеются.
— Прекратите паясничать! А еще на бюджете учитесь! Вот что, мне это надоело — буду ставить вопрос перед главным методистом. Понятно?
Василий Иванович так негодовал, что Даня решил промолчать, чтобы не обвинили в срыве пары. Раздался смешок. Даня обернулся: в десятках пар глаз отражались удивление и осуждение, восхищение и презрение. Очевидно, одногруппников больше всего на свете интересовало развитие этой ситуации.
Чуть позже Даня пытался возобновить разговор о бородаче, но в ответ Санька больно заехал по ноге. Понятно, разговор переносится. Интересненько получается, надо будет уточнить у Ромашки. Ба-алин, Ромашка! Обещал с утра забрать самокат. У него ведь какая-то важная делегация прибывает.
С трудом дождавшись окончания пар, Даня помчался к Роману Борисовичу. Без самоката мчаться оказалось гораздо дольше, да и без тех ощущений, когда влетаешь на полной скорости через арку во двор дома.
— Вы к кому, молодой человек? — в дверях подъезда выросла фигура старушки неопределенного возраста в длинном синем халате.
— Аглая Федотовна, добрый день! Это же я, Данила. Как обычно, к Роману Борисовичу, — Даня знал правила обращения с консьержами и изо всех сил изображал вежливость и уверенность. Но старушка неожиданно растопырила руки со связкой ключей на большом кованом кольце.
— Не пушшу! У Данилки сумка, значить, за плечами, желта. Еданосец он, значить.
— Он это я! То есть я это, Данила. Я значить… тьфу! Самокат я забыл! Заберу и сразу на работу, — для убедительности Даня махнул рукой. Казалось, информация о Дане-работнике должна снять все подозрения.
Аглая Федотовна замерла на пару минут, не моргая смотря на него сквозь толстые линзы очков. «Сканирует она меня, что ли», — подумал Даня, не решаясь прервать процесс.
— Сама вижу, что Данила, чай не слепая, — позвякивая ключами, опустила руки старушка, — только быстро, одна нога там, другая… сам знаш!
Кнопку звонка пришлось нажимать дольше обычного. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, но привычная голова Ромашки не появилась. Взявшись за ручку, Даня прошел в прихожую — разбросанные коробки, упаковочная бумага, пара чемоданов. На переезд похоже. А вот и железный конь. Как приятно видеть зеленую шкалу зарядки!
— Данила! Куда же ты? — голос профессора застал Даню в дверях.
— Роман Борисович, не хотел мешать: я помню, что у вас делегация на приеме. Извините, что не забрал с самого утра, — смущенно подбирал слова Даня. Осадок от торопливого прощания накануне вызывал смешанные чувства.
— Что? Делегация? — рассмеялся профессор. — Проходи, чай попьем.
«Маргарита Эдуардовна, еще на одну персону, пожалуйста», — услышал Даня слова профессора, когда тот скрылся в гостиной.
«Вот влип. Ладно, немного посижу для приличия», — подумал Даня, оправляя футболку и оглядывая джинсы.
В гостиной незнакомая стройная девушка накрывала на стол. Даня поздоровался и присел в кресло. «Даже горничную подобрал со вкусом», — одобрил Даня, украдкой бросив взгляд на приталенное миди-платье в горошек и копну вьющихся русых волос.
— Та-аак, а вот и я! — сияющий Роман Борисович внес на серебряном подносе пузатый фарфоровый чайник.
— Дедушка, я сама справлюсь! — бросилась помогать девушка.
— Ничего-ничего… Разрешите вас познакомить: Данила Басов — мой добрый приятель, Маргарита Зорина — ненаглядная внучка. Прошу любить и жаловать.
Обменявшись стандартными «очень приятно», гости вслед за хозяином сели за стол, покрытый белой кружевной скатертью. Маргарита не спеша разлила чай и скрылась на кухне, не обратив на Даню никакого внимания. Вернулась она, держа в руках две вазы — с сухофруктами и орехами. Приподнявшись, Даня помог девушке поставить вазы на стол. Она ответила короткой улыбкой.
— Собственно, Рита и есть та самая делегация, — отхлебнув чай, пояснил Роман Борисович, — приехала поступать в МГУ на факультет… да, психологии. Думаю, у нее есть все шансы — с отличием окончила школу.
— Надежда умирает последней, — буркнул Даня, пытаясь подавить непонятно откуда взявшееся смущение, и, спохватившись, выпалил, — то есть я хотел сказать, все обязательно получится!
Дедушка с внучкой мило улыбнулись вместо ответа. Желая загладить неловкость, Даня стремился казаться раскованным и свободным, словно подчеркивая свое право быть добрым приятелем профессора, но почему-то еще больше смущался тем, что старался именно казаться, а не просто быть им.
— Жить пока будешь у меня, это даже не обсуждается. Летом я уезжаю на дачу, а зимой переселюсь в кабинет. Ничего, разместимся, — продолжил Роман Борисович обращаясь к Рите.
— Дедушка, милый, так неловко тебя стеснять… — Рита тронула его за руку. — Наша прекрасная дача, чудесные детские воспоминания!
— Рита, неужели ты помнишь дачу? Ты не была там с детства.
— Только по ощущениям, ведь так давно это было, — тихо рассмеялась девушка, — бревенчатый домик с белой лестницей, то ли на второй этаж, то ли в мансарду. Много зелени и, конечно, книги, много книг! Стоящие стопками на полу, заставленные полки и заваленные столы! Да, дедуль, помнишь, ты спрашивал нас — что за круги на обложках? Каюсь, мы с братом использовали их вместо подставок для тарелок. А самые скучные книги — без картинок — под горячую сковороду с яичницей!
— Я так и знал! — довольно улыбнулся Роман Борисович. — Однако сам виноват: так был увлечен очередной диссертацией, даже не знаю, как внуки выдержали эти спартанские условия.
— Это было самое беззаботное лето, навсегда привившее чувство свободы и в то же время ответственности, — неожиданно серьезно произнесла Рита, посмотрев на Даню. Он с внутренним удовлетворением отметил, что она обращается и к нему, взглядом привлекая к участию в разговоре.
В глазах девушки блеснули огоньки, она продолжила:
— Дедуль, ты дописал ту диссертацию?
— О, да! Это была грандиозная работа по исследованию излучаемых человеком энергий. Я установил, что каждая эмоция человека модулирует определенный вид психической энергии. Энергия эта исходит из человека, но не исчезает — она аккумулируется, складируется. При этом энергия отрицательных и положительных эмоций накапливается в диаметрально противоположных, как бы это сказать попроще, хранилищах. Вы только представьте колоссальное количество энергии чувств и мыслей!
— Если есть склад, значит, рядом околачивается завсклад! — не удержался Даня, силясь сказать что-нибудь умное.
— Мне нравится ход ваших мыслей, молодой человек, — неожиданно поддержал профессор, глядя поверх очков, чем вызвал у Дани прилив уверенности. — Я, действительно, считаю, что эмоциональная и когнитивная энергия являются лакомым куском. Видишь ли, Рита, мы познакомились с Даней при доставке пиццы. Я сразу обратил внимание на нестандартное мышление юноши. Помню, протягивает мне коробку с пепперони и говорит: «Желаю жгучего настроения и чтоб перчик…»
— Э-ээ, Роман Борисович, давайте чаю подолью? — перебил Даня.
Рита прыснула и захохотала, закрыв лицо ладонями. Заливший комнату смех словно разорвал по шву что-то заскорузлое и неудобное, сковывающее движение, даря свободу. Даня отметил, что внучка не похожа на дедушку: большеротая, живое, подвижное лицо с внимательно-глубоким взглядом смеющихся серых глаз. Такие девушки кажутся простыми, но воспринимаются всерьез. Лицо как лицо, довольно симпатичное, но не зацепит взгляд в толпе. Зато не холодная московская красавица с тонной макияжа, от взгляда которой сердце замирает, ладошки потеют и деревенеет язык. Даня почувствовал естественную уверенность, будто оказавшись в компании старых проверенных друзей, где не нужно ничего доказывать.
— Что ж, пожалуй. Чай у меня полезный: мята, малина, зверобой и подорожник. Сам собирал на дачке, — невозмутимо ответил Роман Борисович.
Раскладывая черный изюм и маслянистую халву, Роман Борисович лукаво поглядывал на молодых людей.
— Словом, я подготовил диссертацию по энергии человеческого сознания, но ее не приняли.
— Неужели!? — Даня с воодушевлением поддержал тему. — Вот идиоты! Один в один как у нас в универе: трудишься, готовишь презентацию, а никто не ценит. Бывает, Василий Иванович даже взгляда от стола не оторвет, пока распинаешься у доски! Обидно. А ведь мы будущие журналисты, нас учат представлять информацию как вербально, так и невербально.
Даня бросил значительный взгляд на Риту, но та, двинув бровью, молча принялась разливать остатки чая.
— Ох, Даня, если бы равнодушие и формализм заканчивались в студенческой аудитории... — тихо вздохнул профессор.
— Идея! — Даня взъерошил волосы и задумался. — А что, если расширить эту аудиторию, скажем, на несколько миллионов человек?
— Что ты имеешь в виду? — Роман Борисович отодвинул чашку.
— Организовать интервью на телевидении! — Даня с удовлетворением отметил вновь заинтересованный взгляд девушки. — Вы представьте: на федеральном канале презентуется научно-популярная передача. Гость студии: профессор Роман Борисович Смирновский. Тема: накопление излучаемых человеком энергий. Здрасьте… и вам здрасьте… Аплодисменты…
— Однако про аплодисменты рано думать, — улыбнулся Роман Борисович, — идея, безусловно, хорошая, но неосуществимая.
— Почему? Да мир жаждет познакомиться с вашими исследованиями!
— Может быть, мир и жаждет, но желают ли этого телевизионщики? К тому же диссертационный совет не выявил соответствия в представленных на соискание ученой степени данных диссертации определенным критериям. Проще говоря, ее сняли с рассмотрения без права повторной защиты.
— Да ладно вам, Роман Борисович, какие критерии? Телевидение — это не наука!
— Хм… Действительно, — произнес профессор, увлекаясь идеей, — если представить информацию в качестве гипотезы, то есть предположения, тогда моя совесть будет чиста...
— Данила, дедушка, остановитесь, — голос Риты прозвучал серьезно, но глаза у нее по-прежнему смеялись, — вы когда в последний раз видели научные передачи по телевизору? Знания не в рейтинге. А на федеральный канал, я слышала, попасть вообще нереально.
— В самом деле, что-то я разошелся, тут знакомства нужны, как это называется, связи, — проговорил Роман Борисович, берясь за чашку, — но спасибо за идею, за веру в…
— Роман Борисович, рано панихиду устраивать, — перебил Даня и обратился к Рите, — мы даже не попробовали!
— В лучшем случае нам светит «Битва экстрасенсов»! Но и туда без блата не попасть…
— Я легко могу договориться об эфире.
— Нет-нет, молодой человек, я не хочу быть вам в тягость, — Роман Борисович переходил на официальный тон, значит, начинал волноваться.
— Да, Данила, нам в самом деле неудобно, выглядит так, словно дедушка делает тебя обязанным, — произнесла Рита.
— Да бросьте! Никаких проблем. Как будущий журналист, я имею знакомства на телевидении. Завтра же обо всем договорюсь!
Внучка и дедушка переглянулись. Рита пожала плечами, мол, решайте сами, но Даня подметил заинтригованный взгляд девушки, и некое приятное чувство наполнило его.
Взявшись за подбородок, Роман Борисович погрузился в размышления. О раскрытии источников, конечно, не могло быть и речи. Как и о событиях, круто изменивших его судьбу, — предавать это огласке могло быть слишком опасно. Но как велик был соблазн рассказать миллионам о результатах деятельности длиною в целую жизнь — а вернее, скинуть с плеч груз ответственности, который тяготил его все эти годы. Это походило бы на всенародную исповедь, нужную не для чьего-то помилования, а для того, чтобы у самого себя вымолить прощение.
Словно скрытая в скорлупе, деятельность эта разрасталась и ширилась много лет и уже не могла оставаться в плену сознания. Она требовала выхода с болезненной настойчивостью, проклевывая себе путь и раз за разом ломая внутренние преграды. Скорлупа трещала по швам, то и дело выпуская наружу скупую информацию, и настало время ослабить это разрушительное давление. Как любой увлеченный исследователь, он был несколько оторван от жизни, но интуитивно доверял этому бескорыстному юнцу больше, чем любопытному кандидату наук.
— Хорошо, Данила, давай попробуем, но с одним условием. Это не должно принести неудобств, в первую очередь тебе! Не допущу, чтобы из-за меня люди страдали…
— Роман Борисович, никаких проблем. Все круто сделаем, — ответил Даня, не представляя даже, как выполнить обещанное.
Помимо адреса, простодушный профессор сообщил в диспетчерскую и дату своего рождения, поэтому Дане не терпелось совместить приятное с полезным: преподнести своеобразный подарок профессору на предстоящий юбилей и снискать благосклонность его внучки.
— Как молвил поэт: я многое готов поведать миру. Дай боже, чтобы мир оказался готов к этому, — рассеянно проговорил профессор, вытянул кулон за цепочку и сжал его в кулаке.
Даня знал, что теперь Ромашка уйдет в себя, с грустной улыбкой покачиваясь в кресле. Неизвестно, что за мысли занимали его ум, в каких мирах он бродил в это время. В период творческой задумчивости профессора лучше не трогать. Бесполезно. Однако в животе заурчало, и, взглянув на Риту, он подсел ближе к столу.
Вскоре чай был выпит, Даня отправил остатки халвы в рот. Рита забрала посуду и понимающе улыбнулась. «Душа нараспашку», — подумал Даня, в упор пялясь на ее чувственные губы, пытаясь поймать взгляд. Но Рита, всем видом продемонстрировав нежелание переходить личные границы, молча подхватив поднос, отправилась на кухню.
Даня заглянул в телефон: пять пропущенных и тридцать два сообщения. Много заказов, Людмила панику подняла. Пора идти. Попрощавшись, Даня нарочито медленно возился с самокатом в прихожей и прислушивался. Мерно покачивалось кресло. На кухне шелестела вода и тихо позвякивала посуда
Глава 4
Оказавшись на работе, Даня первым делом направился в диспетчерскую.
Совершенно не реагируя на распахнувшуюся дверь, что было крайне удивительно, Людмила многозначительно повела бровью в сторону Татьяны, в свою очередь та загадочно улыбнулась. Даня сделал вид, что не заметил, как его появление прервало беседу. Мало ли что девушкам в голову взбредет. Подойдя к стойке, он привычно поздоровался.
— Я вся к твоим услугам, Данечка! — лихорадочно поправив прическу, Людмила украдкой заглянула в крошечный осколок зеркальца на стене.
Старший диспетчер никогда не разлучалась с этим зеркальцем. В рабочее время оно поблескивало на стенке, а в обеденный перерыв путешествовало в специально сшитом кармашке кофты. Этот осколок был ей дороже годовых списков заказов, всех счетов на доставку. Но на многочисленные расспросы о тайне зеркальца следовали довольно размытые ответы. Некоторые работники пиццерии высказывались о памяти и наследстве, другие о старомодности и мелочности.
Как-то раз, страшно вытаращив глаза, местный старожил Серега поведал, что Людмила никто иная, как внучатая племянница самой Снежной королевы, заботливо хранящая осколок зеркала до поры до времени… Коллектив замер в ужасе, некоторые даже прикрыли ладошками открытые рты. Серега, конечно же, списал эффект на собственное остроумие, не замечая замершую в дверях Людмилу. Но, когда увидел, пулей выскочил вон, едва не сбив последнюю с ног, под редкие смешки недальновидных коллег. В общем, он долго не появлялся в диспетчерской, а истинное значение зеркальца так никто и не узнал. Мало-помалу коллеги смирились со странностями диспетчера, считая, что люди, в конце концов, имеют право на милую блажь.
— Помоги, пожалуйста, — мне нужен заказ в… ну… на телевидение, короче.
— Допустим, был такой заказ, — опершись подбородком на сложенные в замок пальцы, Людмила заговорщицки понизила голос и подалась вперед. — А тебе зачем?
— Дело серьезное, — подыгрывая, Даня нагнулся к ней, таинственно оглядываясь на замершую Татьяну, — понимаешь, в мелодраме хочу сняться. В главной роли.
Татьяна хихикнула, поджав губы, Людмила строго выпрямилась в кресле.
— Ну, знаешь, Данила… Нету больше заказа. Был да сплыл!
— Куда?
— Поздно. Сергей уже повез в Останкино. Так что не видать тебе главной роли. И мелодрамы не видать, — показала язык Людмила.
— Спасибо, Люда, ты чудо! — на бегу натягивая красный жилет, Даня выхватил кепку из рюкзака и выскочил на улицу, оставив девушек в полном недоумении.
Серегиного фэтбайка действительно не оказалось на парковке. Он полез за телефоном. Длинные гудки. Здоровяк Серега в своем стиле — никаких разговоров за рулем. Интересно, какой маршрут он выбрал? До Останкино на велике проще всего по улице Академика Королева, значит, надо наперерез, по дворам.
Даня надавил до упора рычажок скорости. Мелькнул двор, позади остался сквер. На перекрестке он огляделся в надежде увидеть здоровенную фигуру в красном, но тщетно. Зная Серегину медлительность, Даня вертел головой, искренне удивляясь. Да не мог же он сквозь землю провалиться! По крайней мере, за такое короткое время. Из ближайшей кофейни приятно потянуло молотым кофе. Он сглотнул слюну. Да разве до кофе сейчас? Не дождавшись зеленого сигнала светофора, Даня вскочил на самокат.
По мере приближения к Останкино дворы становились все оживленнее. Во избежание столкновения пришлось совершить пару резких движений рулем и несколько торможений юзом. Оскалив зубы и заливаясь звонким лаем, тонконогая чихуахуа бросилась навстречу, чуть не цапнув за штанину. «Гоняют по дворам, безобразие!» — взвизгнул высокий тощий мужик в сланцах, с розовым поводком в руке. «Успокойся, Спартак, хулигана поймают», — донеслись попытки усмирить рычащую собачку.
Дворы опасны. Высматривать Серегу нет возможности. Лишь бы не врезаться в очередного нервного жителя. Или не раздавить. Едва он покинул обманчивый уют двора, как шумная улица Королева встретила его потоками машин и толпами незнакомых людей. Что ж, не в этот раз.
Его внимание привлекла невзрачная вывеска «Останкино. Подъезд № 17». Даня медленно направился в сторону КПП без особой цели. Наверное, чтоб совесть не мучила, хотелось довести дело до конца — чтоб охранник послал куда подальше. Услужливое сознание тут же нарисовало смеющиеся Ритины глаза. Ну ничего, он пытался. Сделал все, что мог.
Рослый охранник подозрительно оглядел Даню и сплюнул в сторону. Недавнее желание пострадать тут же исчезло.
— «Желтые круги»? Что доставляете, стесняюсь спросить? А, пицца… Может, и привозили, не знаю. Смена была. А тебе какое дело? — с недоверием спросил охранник, одергивая черную униформу.
— Я лично заинтересован, чтобы наши клиенты получали пиццу вовремя, — затараторил Даня.
— Один привозит, другой проверяет? Двойной контроль? Это по-нашему, — хмыкнул охранник, — ты давай… не маячь у прохода. Не положено.
— Только собаку зря испугал, — рассеянно пробормотал Даня.
— Кто собака? А ну вали отсюда по-хорошему! — крепкая ладонь угрожающе легла на дубинку.
Без вариантов, как выражается Санька. Правда, это он о красивых девушках, вываливающихся из дорогих ночных клубов… Ну да ладно.
На ближайшем пешеходном переходе в ушах раздался знакомый скрип несмазанной цепи. Плотная фигура в красном жилете и желтой кепке, вперевалочку, с усилием крутила педали велосипеда на агрессивных шинах.
— Серега! Ба-алин!
Серега резко нажал на оба тормоза и кивком предложил перейти на тротуар.
— Серег, заказ еще у тебя?
— Ничего себе, «еще»! Да я несся как угорелый, не жалея себя, — забасил тот, вытирая обильный пот со лба, — правда, заскочил в кофейню минут на десять. Так приятно пахло кофе там, на перекрестке… не смог устоять. Специально они это делают, что ли? А какие там круассаны, м-мм…
— Слушай, дело есть. Отдай мне заказ.
— Зачем это? — насторожился тот.
— Сам толком не знаю. Но мне надо туда попасть.
— Зачем это? Опасно. Вдруг проверят? Людка меня убьет!
— Буду тебе очень обязан, выручай! — взмолился Даня.
Здоровяк неспешно протер шею какой-то тряпицей.
— Знаешь, кафешка та запала в душу… — он со значительным видом сглотнул слюну, махнув тряпицей в направлении кофейни.
— Раф и миндальный круассан, — предложил Даня.
— Миндальный, говоришь? — Серега наморщил лоб и почмокал пухлыми губами. — Ну смотри, без фокусов там!
К подъезду № 17 вышла миниатюрная девушка в широком джинсовом комбинезоне. Глядя с возмущением на то, как Даня вынимает коробки, она нервно поправила большие круглые очки и скрестила руки на груди.
— Как вы себе это представляете — я и четыре пиццы? — насупив брови, наконец пропищала девушка.
— Съешь потихоньку. Не обратно же ему везти свои желтые круги, — хмыкнул охранник, поигрывая дубинкой.
— Очень смешно! — девушка скривила рот и закатила глаза. — Одни умники кругом! Сходи, говорит, пиццу забери. Так и знала, Герман Петрович снова шутку выкинет! Четыре коробки! Вот как я это понесу?
Как только Серегин заказ оказался у Дани, мысли о телепередаче лихорадочно забились в голове. Да разве с таким громилой на входе прорвешься. Как всегда, выручил случай.
— Я помогу! — выпалил Даня. — Куда отнести?
Ее лицо засветилось благодарностью. Даня внутренне возликовал — все началось складываться как нельзя лучше. Но тут вмешался охранник.
— Посторонние на территорию не допускаются. Не положено. А ты мне сразу не понравился, проверяющий, — презрительно ткнул он дубинкой в сторону Дани.
— Ах, не положено? Тогда сами и отнесите! — девушка снова начала заводиться.
— Отставить! Бросить пост не могу. Не положено.
— Да что вы за люди такие! Он за вас посторожит! — она указала пальцем на Даню. — Ты, в кепке, слушай задачу: никого не впускать…
— Прекратить, значит, тут командовать! Это тоже не положено, — охранник измученно вздохнул и отвернулся.
Судя по всему, он изо всех сил пытался найти выход из положения. В голове боролись желание отделаться от назойливой девушки и недоверие к подозрительному парню. С парнем все понятно, а вот женский визг непредсказуем.
— Говоришь, Сережей звать? Давай мухой. И смотри у меня. Понял?
Через пару минут они молча шли по лабиринту длинных коридоров с многочисленными коричневыми дверями, то и дело сворачивая в незаметные узкие переходы с висящими проводами и передвижными подмостями вдоль стен.
Впереди раздались голоса, щелкнула кинохлопушка — Даня помнил этот звук: старшекурсники баловались. Поднявшись по лестнице мимо подсобки, заваленной декорациями и большими, обитыми металлом по углам ящиками, они резко повернули налево и неожиданно оказались в просторной студии.
Висящие гроздьями осветительные приборы, множество камер на штангах и штативах, амфитеатр зрительских мест вокруг съемочной площадки… Даня замер, рассматривая магию процесса.
— Эй, чего рот раскрыл? — неожиданно приветливо улыбнулась девушка. — Положи пиццу на стол. Держи без сдачи.
— Нам без сдачи не разрешают, — улыбнулся в ответ Даня, — я подожду.
Девушка вновь насупилась, нацепила на лямку комбинезона извлеченный из кармана бейдж с надписью «помреж», сунула под мышку папку «Монтажные листы» и затерялась в толпе снующего персонала.
Даня осмотрелся. Вокруг кипел рабочий процесс: один тащил кабели, другой устанавливал кресло, третий настраивал свет, четвертый камеру… и вообще, все казались знатоками своего дела, привычно исполняя роль в волшебном мире съемки.
— Почему гоблины на площадке? — обратился к Дане человек в клетчатой жилетке с карандашом за ухом. — Пожалуйста, по местам.
— Извините, вы режиссер? — Даня не понял и задал встречный вопрос.
— Ха-ха, возможно, в следующей реинкарнации заменю Германа Петровича!
— Получается, мне нужен Герман Петрович, — произнес Даня. — Где его найти?
— С какой целью интересуетесь? — человек с подозрением уставился на Даню.
— Хочу сделать предложение для съемки передачи.
— Так вы актерский агент, — и, не дождавшись ответа, равнодушно махнул рукой, — там, за декорациями!