Петербургские сказки

Юноша осторожно повернул голову, боясь, что обледеневшие жилы лопнут, рассыпавшись тысячами осколков. Девочки нигде не было. Подгоняемый растущим беспокойством, он поднялся и подошёл к двери.

– Малышка! – с трудом разлепив губы, прохрипел юноша.

Девочка не ответила.

Он почему-то точно знал, что она не ответит. Страх пробил ледяные оковы, и дрожь наконец охватила его. Юноша смотрел на две цепочки следов в инее: от подошв штопаных детских сапожек, и вторые, оставленные женскими туфлями. А ещё, прямо у порога среди серого инея вызывающе алела обёртка. В грязных тонах бумажный фантик выглядел так неестественно, что юноша на миг заподозрил, будто тот ему почудился. Он наклонился и поднял обёртку. Пальцы ожгло морозом. Было ощущение, что весь расползающийся по миру холод исходил от этой бумажки.

У них никогда не было денег на конфеты. Единственной сладостью, которую он приносил девочке, были размокшие леденцы. Юноша даже думал, что девочка никогда в жизни не пробовала конфет. До этой ночи. От обёртки навязчиво разило приторно-сладким запахом шоколада и тлена.

Он бросился по цепочке следов. Надрывая лёгкие, он звал её. Его голос эхом метался в коридорах развалины, и потревоженные тени стали выползать из углов, протягивая к юноше свои длинные тонкие щупальца. Мрак, пульсируя от крика, стремительно сгущался, стремясь поглотить жертву, пока та не вырвалась из обледеневшей каменной клетки. Юноша не замечал всего этого – слёзы и страх застлали его глаза.