– Зато вовремя. – усмехнулся сотник выжига.
Стрельцы рассыпались по степи. Обдирали мертвых ногайцев. Вели лошадей.
– Наших не трогайте. – Рыбка раскурил трубку и передал ее Каракуту.
– Наших не тронем. – ответил сотник. Стрельцы снимали сапоги и сабли с убитых казаков.
– В сундуках что? – спросил сотник.
– А ты глянь. – Каракут внимательно посмотрел на сотника.
– Лубянник! Глянь что у них там. – приказал сотник.
Здоровый стрелец, в два раза больше Рыбки, озаботился шлемом запорожца. Пыхтя пытался снять с наносника окровавленный кусок черепа.
– Оставь, говорю, Лубянник. – крикнул сотник. – Ты его разве что на хер оденешь. Лубянник бросил шлем.
– Дай место. – потребовал он у Каракута.
– Дорого встанет, стрелец.
– Чего с ним? Приколоть? – спросил Лубянник у сотника.
– Приколоть? Утро ведь....Чего уж....А приколи за Ради Христа.. – размыслил сотник.
Рыбка вынул изо рта трубку. Улыбнулся сотнику.
– Ты как дожил до таких лет, а? Совсем государство людьми оскудело....Всякого жопохлопа в сотники ставят.
Сотник подбоченился в седле, но не разгневался. Сказал буднично, словно квасу попросил.
– Коли их, ребята.
– Стой! – Лубянник рассматривал печать, покрывающую замок казенного сундука. – Тут ездец, Степан Тимофеев.
Сотник слез с коня и долго внимательно рассматривал печати на сундуках и клетке с кречетом. Вздыхал, глядел, пробовал на вкус восковых всадников пронзающих копьями змеев. Их налепили в Казани на воеводском дворе. Московская смиряющая лапа.
– А может....– в конце концов выдал сотник. – Они сами. Хитрованы набили.
– А ты попробуй. Сломай печать царскую.
Каракут достал из за пазухи свиток.
– Грамоту знаешь?
– Что я мотало какое. – оскорбился сотник.
– Тогда сюда гляди. – Каракут показал на печать в конце списка. – Казанского воеводы печать.
– Лубянник. Чти. – распорядился сотник.
Здоровый стрелец удивительно бойко зачитал.
– От воеводы Трубецкого. Казна Сибирская....Федор Каракут, Иван Рыбка, Грачик Федор....Через Казань, Жигули, Ярославль, Углич…Всем людям служилым царства Московского.
Лубянник свернул грамоту и отдал ее Каракуту. Сотник вздохнул.
– Это…Вы не серчайте. Мы ж не знали что вы государевы.
– А если бы не государевы были? – спросил Рыбка.
– А разве есть такие? – удивился деланно сотник. – Не знаю.
Всех.казаков кроме Грачика похоронили. Себе оставили один вагенбург и телегу покрепче. Все остальное отдали стрельцам. Возниц решили взять в стрелецком городке. Сотник теперь старался изо всех своих сил.
– У меня тут от Жигулей до Царицына всего до сотни людей. А из приказов шлют и шлют коты баюны. Пчел разводи. Остроги строй. Щук считай. Корабельный лес готовь… Слыхал казак корабельный лес. – сотник предлагал Каракуту полюбоваться безлесым степным пространством. – В острог приедем я тебе хорошего коня дам. Персияне оставили. Такой конь. Для Бовы королевича конь......
ХХХ
Ловили Андрюшку Молчанова Осип Волохов и Мишка Качалов. По среди ночи, по самой середке наисладчайших снов, сбежал поганый помяс. С тех пор и ловили. Если бы сразу нашли, забили бы кистенями. Не до смерти, конечно. Дьяк Битяговский он, если словом одним, змей змейский. Ослушаться нельзя. Чтобы было потом, чем слушать. Да и под утро с росой и рябиновым солнцем злость сама собой подостыла и теперь чего больше всего хотелось так это вернуться назад в теплую, как нахоженный чирик, Брусеную избу. Там парились в людской печи забеленные щи и фунтовые пироги из тяжелого теста с курятиной и желтой облитой яйцом коркой. Мишка Качалов как вспомнил, так ажник застонал от досады и бесповоротно решил, что эта его досада будет стоить помясу лишнюю дюжину затрещин. Собака подняла помяса на опушке Макаровского леса. Тот бежал через кусты в пропаленной ветхой шубе на голое тело. Он постоянно оглядывался. Тимоха собаку не спускал, держал у седла. Собака загрызет Молчанова. Битяговский загрызет Осипа. Не ласковый размен. Андрюха продрался сквозь кусты и тут же утонул в распаханом поле. Засосала его влажная глинистая почва. Молчанов попытался выдернуть ногу. Ему это удалось с превеликим трудом. Нога превратилась в огромный бесформенный кусок глины. Сил не было совсем, и Андрюха обреченно поставил ногу на место. Мишка и Тимоха за помясом не полезли. Сошли с коней. Орали с берега.
– Вылазь, Андрюх.
– Выходи, гузка немытая.
Помяс молчал. Щурил живые зеленые глазки и махал руками. Подгребал под себя томившееся на земле холодное солнце. Начали бросать аркан. Со злостью, а потом в перебивку с камнями. Пару раз попали. Не арканом. Андрюха в долгу не остался. Накрыл голову шубой, сел и превратился в огромный ком майской влажной юной земли.
– Еще и обтрюхался, гад. Что ты будешь делать! – зло сплюнул Осип Волохов. Посмотрел на Мишку.
– Лезть надо.
Мишка Качалов почесал бритый подъячий затылок.
– Надо.
– Так чего?
– Чего?
– Лезь.
– Сам лезь.
Осип тяжело вздохнул. Отыскал глазами камень
почище да побольше. Сел на него. Ударил каблуком сафьянового сапожка.
– Значит, местничать желаешь?