Хроника мёртвого города

– Одевайся, пора тебе познакомиться с остальными, – с этими словами он накинул на плечи черный, с серыми проплешинами, плащ, и начал обуваться.

– Туман, у меня проект к завтрашнему дню надо сдать, может как-нибудь в другой…

– Фадей, ты забыл, что мне наплевать на твою суетность? Ты один из нас, и ничего для тебя теперь не может быть важнее.

Туман зашнуровал ботинки с высоким берцем и вышел в общий коридор.

– Мой тоже возьми, – он кивнул соседу на два одинаковых противогаза, лежащих на столе.

Фадей понурился, сгреб на кровать книги, торопливо собрался и вышел вслед за Туманом, прихватив газовые маски. На улице пришлось продираться через хлюпающее грязевое болото мимо стройки. Фадей все норовил поскользнуться и сверзнуться в глубокий котлован, темнеющий черным провалом, но безжалостная рука Тумана вовремя хватала его за воротник и возвращала на путь истинный. От грязного вечернего воздуха мутило, не спасала даже осенняя прохлада.

– Ну наконец-то, – пробурчал Фадей, когда они добрались до разбитого асфальтного полотна. Он достал маленький ингалятор силара – легкого синтетического наркотика, но не успел даже снять защитный колпачок. Туман выхватил ингалятор, бросил его под ноги и раздавил толстой подошвой, игнорируя недоуменный взгляд соседа.

– Запомни, теперь в твоей жизни не будет никакой подобной дряни, – пояснил он и бросил взгляд на часы. – Мы, к тому же, сильно задерживаемся.

Спустя пару километров дворов, темных переулков и сомнительных проходов, Туман привел своего соседа к большому заброшенному оперному театру. Колонны его были изрезаны глубокими трещинами, куски желтой краски вместе со штукатуркой отваливались с фасада, а в занавешенных разным тряпьем и ветошью окнах не было стекол.

– Надевай маску, – скомандовал Туман, не оборачиваясь.

– Так ты меня вроде как знакомить хотел.

– И?

– Ну, так как меня запомнят, если на лице у меня будет такой же противогаз, как и у остальных?

– Фадей, я же тебе, дурак, говорил. Какой, черт возьми, от тебя толк, если ты можешь запомниться остальным лишь своей рожей? Вот постарайся, чтобы люди увидели в тебе человека, потом и свети мордой, сколько влезет.

– Так подумают, что я псих какой, вдруг я один в маске припрусь?

– Противогазеры не подумают, хех, – усмехнулся Туман. – Вот увидишь.

Они натянули противогазы и шагнули в темный портал входа в театр.

Коридоры, устланные пожелтевшими страницами бухгалтерских отчетов, личных дел и газет привели их в зал, где раньше перед зрителями в солидных костюмах и роскошных вечерних платьях выступали симфонические оркестры, танцевальные ансамбли и дуэты вокалистов. Но то было раньше, сейчас искусство вовсе перестало трогать души людей, им гораздо приятнее внимать кричащим голосам теле- и радиовещания. По всей стране храмы культуры гасли, как сгоревшие спички, и медленно гнили, стираясь жерновами Времени в труху. Раньше большую часть зала занимали ряды мягких кресел с мягкой вельветовой обивкой. Оказалось, что горят они вполне сносно, и после закрытия театра большую их часть растащили на отопление домов и квартир жители окрестностей.

По скрипящей деревянной сцене перед толпой людей, сидящих прямо на полу, ходил человек и вдохновенно говорил. Свою речь он уже, судя по всему, заканчивал, Туман и Фадей тихо присоединились к задним рядам слушателей, стараясь не помешать.

– … в этом театре больше не звучат произведения Моцарта и Бетховена, людям это больше не нужно. Они теперь жрут и еле переваривают гигабайты телепередач, кричат тогда, когда там говорят закричать и с пеной во рту бьют кулаками по столу, отбивая такт. Если раньше я не верил до конца, что мир, который достался нам такой дорогой ценой, мы сможем сами втоптать в грязь, то теперь у меня не осталось и капли сомнения. С каждым днем мы вязнем в собственном дерьме все глубже. Кричим об индивидуальности, топим друг друга в попытках выделиться, а на деле остаемся безликой массой, толкающей страну к краю, за которым лишь тьма. Для этого мы набираем силу, газеры! Чтобы открыть глаза друг другу и остальным, чтобы остановить весь этот собственноручный Потоп, чтобы потом мы смогли с полной уверенностью сказать, что у нас получилось. Либо что мы, в отличие от других, попытались. Мы должны стремиться вверх, а не вниз, и ни на секунду не терять надежды, умирающей в нашем мире!

Человек на сцене замолчал и просто спрыгнул вниз, усаживаясь наравне с остальными. Аплодисменты раздались секундой позже. Ряды людей в абсолютно одинаковых противогазах аплодировали пустой сцене.

– Почему он так сразу слился с остальными? Да и кто он вообще? – спросил Фадей у Тумана.

– Он показывает, что несмотря ни на что, продолжает оставаться равным среди равных, – пояснил Туман. – Это был Дум, наш лидер.

Когда аплодисменты поутихли, на сцену вышел человек с черной потертой гитарой и снял свой противогаз с абсолютно черным визором.

– Здесь звучали правильные слова о надежде. Она умирает, но продолжает цепляться за таких, как мы с вами. Так же и мы, цепляемся за нее всеми силами, именно поэтому мы каждый раз собираемся здесь. Я уверен, что пройдут годы, но в этом зале заброшенного оперного театра мы продолжим собираться, и вместо Бетховена здесь продолжит раздаваться блюз умирающей надежды.

Его низкий хриплый голос поднимался откуда-то из глубины груди, а вовсе не из массивного лысого черепа, и пробирал до мурашек. Человек на сцене одернул кожаную куртку, перевесил гитару, тронул струны, ударил сильней и заиграл. Дребезжащие аккорды зацепились друг за друга, и шестеренки музыки понесли над залом блюз умирающей надежды.

« В наших глазах крики «Вперед!» 

В наших глазах окрики «Стой!» 

В наших глазах рождение дня 

И смерть огня. 

В наших глазах звездная ночь, 

В наших глазах потерянный рай 

В наших глазах закрытая дверь, 

Что тебе нужно – выбирай…»

ВЕРА БЕЗ ПОКЛОНЕНИЯ

«Холодно.

Мерзнут до фиолетовой синевы пальцы и густеют сизые чернила. Нет, не так ведут подобные записи. Стоит начать заново, если что вырву первую страницу.

Итак, начали. Сейчас конец ноября, недавно выпал снег. Воды в кранах по-прежнему нет, а батареи ледяные. Но среди нас все еще горит уверенность.

Мда, как-то совсем непонятно получается. А что, если эту запись будет читать тот, кто понятия не имеет, что сейчас происходит? Ну, в таком случае, надо кратко обрисовать ситуацию. А то историки часто забывают писать о том, что происходит за время их жизни, несмотря на то, что это такая же история. Ну ладно, возможно, я буду из числа немногих, кто этим займется и уж точно первым, чьи записи переживут создателя в Хранилище.

Вернемся к нашим баранам. Нахожусь я в Городе, ныне блокадном. Верховное правительство отказывается снабжать нас водой и практически обрубило электричество. С этим понятно, теперь объясню, из-за чего это все. Ну, кем бы ты ни был, читатель, о явлении свободного газерства ты слышал, так что это размусоливать не буду. Город можно смело назвать колыбелью газерства, а с недавних пор и настоящей цитаделью. Лет семь назад, по неведомым мне причинам, движение стало набирать популярность и лавинообразно расширилось. Количество сторонников с противогазами вместо лиц росло практически в геометрической прогрессии. Поразительно, но идея захватила абсолютно разные слои населения. В конечном итоге, сторонники газерского движения стали повсюду. Они водили такси, преподавали в школах и университетах, готовили еду и разносили ее, служили в воинских частях и даже командовали ими, управляли банками и заседали в администрации Города. Тысячи людей, имеющих одно и то же пристрастие.

Как и у любого движения, у свободных газеров был лидер. Он редко об этом заявлял и вообще считал себя равным с остальными, чем заслужил еще большее уважение. Звали его Дум, среди газеров в ходу были лишь полуимена-полуклички. И был он того возраста, в котором твое слово уже имеет вес, но никто пока не хочет этого признать. Это был возраст неизбежных перемен. С ростом движения, у него появилось много полезных знакомых, которые и подсказали ему, что делать дальше. Прошло сравнительно немного времени, каких-то несколько лет, и настал день, не такой уж и далекий от сегодняшнего. Дум пошел в политику, и, в конечном счете, встал во главе правительства Города, единогласно поддержанный населением. К тому времени каждый житель Города так или иначе был причастен к движению противогазеров и всецело его поддерживал. Короче, любой политик бы позавидовал такому отношению избирателей. Вот тогда и началось самое интересное. В Государстве было объявлено Пришествие Пророка.

Ни больше, ни меньше. Все прошло по отработанной схеме. Одаренный прозрением и благодатью Пророк быстренько прошел тернистый путь от изгоя до всеобщего любимца (спасибо СМИ). Все бы ничего, такие провидцы и раньше праздно шатались и вытягивали деньги с набожных дурачков, но случилось невозможное – правители Государства признали Пророка. Без всяких мученичеств от местного Понтия Пилата. Не знаю, что же там произошло на самом деле, а что раздуло телевидение, но факт налицо. Религиозного фанатика вдруг нарядили в дорогой костюм, побрили, причесали, и со святым раболепием вручили ему полномочия Главы правительства. Вот это я понимаю, новогодний розыгрыш!

А тем временем все это было более, чем серьезно. По стране, ревя движками огромных внедорожников, разъехались проповедники, окруженные военными конвоями, дабы мирным способом набрать сторонников новой веры. Противников, почему-то, оказалось мало. Да и те немногие, как-то сами посбрасывались с мостов, постреляли друг друга с незапатентованных пистолетов и наглотались нелицензированных таблеток. Все стало прекрасно. По всем городам затеялись стройки, создалось много рабочих мест. И теперь люди работали с желанием, ради общей цели. Никому не нужные университеты и театры сносились, как пережитки архаичного прошлого, а на их месте строились храмы Пророка с его ликом на стенах. Идиллия. Нарушил ее только наш Город.

Все жители оказались возмущены Пришествием и прямо заявили, – «Дум, изгибайся хоть узлом, но здесь этой ереси (мат заменен) не будет. Пусть проваливают на все четыре стороны! (в оригинале звучит лучше, но мат, опять же, заменен)» Как-то так и получилось, что ни священники со своими инквизиторами в погонах, ни строители храмов, в Город не попали, и были посланы в дальнее пешее путешествие. Уехали они мирно, но, как оказалось, крепко обиделись.

Расстроились нашим отказом они крепко, ответ не заставил себя долго ждать. Сначала Город лишился электричества. На неделю. Без каких-либо предупреждений. Невозможно даже было связаться с верховным правительством. Потом подачу электроэнергии восстановили, и Дум поехал в столицу разбираться с возникшем недопониманием. Пока его не было, случилось еще одно интересное явление – абсолютно все СМИ начали вести пропаганду веры Пророка без перерывов на обед, вечернее чаепитие и сон. Двадцать четыре часа в сутки счастливых песен и молитв, превозносящих Рай на земле, в который превратится Государство с Пророком во главе. В Городе никто больше не включал телевизор и радио. Тогда все еще надеялись, что скоро все образуется, и временное помешательство исчерпает само себя.

Дум вернулся не с самыми приятными новостями. По его словам, внешний мир помешался и впал в фанатичное безумие, словно древние англосаксы перед крестовым походом. Примерно это, кстати, и планировалось. Город уже успели окрестить «нечистым» и «отрекшимся», а также подлежащим «очищению от грехов». И хоть это было сказано неофициально, стало понятно, на каком курсе парусник верховного правительства…»

– Все пишешь?

– Кто-то должен это делать, – буркнул в ответ Борат.

– Мания величия просто у тебя. Вот и все, – по обыкновению поддел его собеседник, – поел бы чего, ходишь, как костыль бородатый.

– Все сказал? – смысла в таком диалоге было с гулькин … кхм … нос.