Апейрон

– Реклама – величайшее искусство двадцатого века!

– Цитируешь человека, решившего не конкурировать с собой, ведь зачем держать собаку и самому лаять? Главная забота рекламы – продать. Без стратегии много и хорошо не продашь. Какое же искусство строится на обмане?

– Военное.

– Война – искусство? Применять творчество и оттачивать мастерство в убийстве и разрушении? Спутав искусство с рекламой, процесс с результатом, а игру со стратегией, с кем они постоянно воюют?

– Видимо, с собой.

– А борясь с собой, ты не заметишь, как опошлишь свободу. Коммерция – это нормально, а реклама не порок, но место им не здесь. Придет время, когда сгинет каждый, кто возводит здесь рекламу. Ложь бегает спринты, но правда бегает марафоны. Кстати, заметь, слово «реклама» в переводе с латинского глагола promovere – двигать вперед, и от pro – вместо. Если переводить дословно, то звучит как «двигать что-то вперед вместо чего-то». Формально мы живем во время самого масштабного в истории человечества массового самоубийства, которое охотно и производим. Реклама может быть величайшим искусством только для клинических идиотов, застрявших в дверном проеме госпиталя на окраине города Нёрдлигена.

– Постой, ты же сейчас сам отчасти что-то да рекламируешь, только свое, а не их.

– Безусловно, но заметь, пожалуйста, важное отличие. Я не называю рекламу искусством, а встречая уроборос, не ласкаю его чешуи. Когда творят искусство, то можно заметить, как реклама подтягивается за ним, словно послушный младший брат. Когда производят только рекламу, что подтягивается за ней?

– В общем, на развилке указатель хулиганы разъебали. Мы-то что будем делать?

Все там же, в строке поиска на YouTube, появилась надпись:

Аквариум «Баста, раста»

– Буди иконокласта.

?

Все события и герои не вымышлены. Любые совпадения с реальными личностями неслучайны. Автор передает, а не сочиняет.

?

?

– Мы заблудились.

– Мы не могли заблудиться. Мы точно следовали указаниям короля: «Пойдете в самую густую лесную чащу мимо зловещих деревьев с ужасными сучьями».

Глава 1

Зачем нужен свет, если он светит днем?

Сегодня тихая ночь. За стеклом домашнего серпентария послышался звук свернувшейся в кольцо змеи. На пол звонко упал колпачок от шариковой ручки. Нехебкау слегка зашипела.

Ворвавшийся в легкие взгляд дыхания напротив залезал между Темными и Черными эпизодами полостей движений. Между Т и Ч, где отныне и всегда влиятельные, блистательные в тени своих оков У, Ф, Х, Ц. Языковые налеты варьируют точки соприкосновения, но не избавляют от накипи на кончике языка.

У. Удушье собственной не-собственности, сужающихся на виске сосудов, бьющихся в такт отсчету до начала жизни и конца смерти. Гипертрофированная маска на речной глади вечно смотрящего с наглостью неотделимого от мира существа, именующего себя кем угодно, только бы именующим. Паршивая попытка статься, быться, исчезнуть до не сбыться.

Ф. Факел, воспламеняющий плоть изнутри, выжигая места для новых ролей несопричастной боли, подхватывая и изничтожая все, что пискнет или шепнет. Звуковой геноцид на слово, мысль, чувство, ощущение – откликающееся лезвие палача. Неудавшееся шоу факира, обожженные краешки загнувшихся листов, текущие строки и лица.

X. Хохот и шум, расширяющие до предела пространства для всасывания в себя всего, что хочет и может стрелой проникнуть под ткани тканей. Жестокий бросок последней оставшейся силы на чужеродное бессилие, бесконечный замес, который по природе своей конечен, оттого и гниет в форме вальяжного наплевательства.

Ц. Цареубийство, разграбленные ангары, пустые казармы. Блуждание по спиралям, стирающие тот ползунок, которым ты прежде так сладострастно кликал, которым ты легко и беззаботно передвигал по экрану своих переживаний.

– На что намазываешь это масло?

– Не понимаю, о чем ты.

– Все, что говоришь, – отысканное на полках холодильника масло. Ты извлек, открыл, пустил острый нож в его тело, и вот масло на ноже. На что ты его намазываешь? Хлеб, печенье, хлебец? Иначе быстро растает, испарится, шмякнется на стол.

– Хм…

– Раз за разом ты пропускаешь нож в масло. Иногда большой кусок отрежешь, в другой день совсем крохотный, но, куда мажешь, вопросом не задаешься – не впрок масло расходуешь. Вкус его ты не знаешь, но аромат слышишь, вот слюна и течет, а желудок урчит и просит.

– Верно чувствуешь и говоришь.

– Ты не преуспеешь, пока хлеб не испечешь.

– А он разве не испечен? Мне смерть и тебе смерть – смертные мы.

– Мы здесь ни при чем и ни при ком. Смертные, бессмертные – это никак не касается ни масла, ни хлеба. Масло мажется, хлеб печется. Можем и ножом себя вообразить, да и он не мы.

– Что же мы?

– Слово.

– Что это значит?

– А ты загугли.

– «Слово – единица речи, служащая для выражения отдельного понятия».

– Ты и есть единица речи, то есть жизни, служащая для выражения отдельного понятия жизни.

– Предназначение?

– Предназначение – это путь, который можешь пройти, – функция. А ты переменная.

– Переменная?

– Да.

– А если всё не так?

– Точно не так. И это тоже важно понять. Потому что, если хочешь, чтобы было так, то оно должно быть не так.

Глава 2

Страх – еще один повод идти вперед?

Пропасть оказалась гораздо глубже, чем виднелась из мангровых зарослей, по которым я в панике прорывался к спасительной кромке обрыва последние несколько часов своего странного путешествия. Другого выхода не было. Шум ломающихся с треском кустов приближался, искажая мой единственный вариант спастись. Вот она, та кромка обрыва, что я успел заметить сквозь заросли сжимающих меня джунглей. Впервые за жизнь я обнаружил себя перед лицом реальной опасности, когда необходимо спуститься по канату – на глаз почти километр – вниз по обрывистому камню.