Желтая планета. Сборник рассказов

за окном, в свете уличного фонаря начал падать желто-голубой неоновый снег на фоне вечерней улицы. в доме напротив зажглось окно.

положив трубку, директор шумно выдохнула и уставилась на мальчика.

– пожалуйста, на занятие в пятницу я жду твоих родителей.

мурашки пробежали по спине от грозной многообещающей фразы.

– хорошо, – прошептал он.

– было бы замечательно, если твой папа все-таки появится, и расскажет нам, что происходит, и где деньги, которые он взял на ремонт, и почему до сих пор ничего не началось, почему он не отвечает, я бы даже сказала, – тут она строго посмотрела и сделала паузу, – я бы даже сказала скрывается. а если нет, то скажи маме, что мы ее очень ждем.

смысла возвращаться в зал уже не было. хор, распевшись за время разговора их с директором, перешел к повторению рахманиновского сочинения про весну, такого мелодичного и непростого…

Юра подошел к Марье Ивановне, гардеробщице и, по совместительству, уборщице и охраннице, скромно поздоровался, ожидая допроса, что он делает тут во время занятий, протиснулся между вешалок и снял с крючка свою куртку.

– мам?

– а…

мама смотрела в маленький экран телевизора, подвешенного на кухонной стене.

– ну мам! – он попытался добиться ее внимания.

– слушаю тебя, – не отвлекаясь от криминальной хроники, ответила она.

– послушай…

та, цокнув языком, выражая раздражение, наконец-то повернулась.

– ну что?

Юра посмотрел на нее, потом опустил взгляд в тарелку, взял вилку и начал ковырять пельмени.

– ничего, – шепотом сказал он.

она вздохнула, взяла пульт, выключила телевизор и, повернувшись к ребенку, вопросительно взглянула на него.

молчание было настолько неловким, что Юра забил рот едой и начал медленно жевать.

– ну так ты мне что-то скажешь?

показывая всем видом, что тщательно жует, он тянул время. проглотить никак не получалось. мешал ком в горле.

мама повернулась к экрану, включила телевизор и продолжила просмотр.

– если ты что-то хочешь сказать, прожуй и скажи, – раздраженно буркнула она, не глядя на сына.

тот с усилием все-таки проглотил и запил соком.

– мам?

– а?

– а когда папа вернется?

та, не глядя, встала, подошла к подоконнику, открыла форточку, впуская холодный вечерний воздух, и, стоя спиной, громко сказала:

– я не думаю, сын, что он к нам вернется.

до окончания четверти оставалась неделя. программа была подготовлена на лучшем уровне, как сказала только что Светлана Аркадьевна.

Юра жевал бутерброд, запивая бульоном из термоса. сидеть на широком подоконнике запрещалось, но это было так приятно. еще было несколько минут, когда распахнутся двери, за которыми звучит музыка, и ребята помчатся в зал на генеральную репетицию хора. повернув голову, он смотрел в холодное окно, разглядывая прохожих и проезжающие с разным звуком автомобили. один из них, черная «волга», остановился у дверей школы. грузная директорша вышла, выпуская после себя человека в темном пальто и белой рубашке с красным галстуком. «и как ему не холодно без шарфа», – подумал Юра, – «ведь так же легко простудить горло».

представитель администрации пропустил перед собой директоршу, та что-то объясняла, водя руками, показывая на фасад. возможно, объясняла, как школе необходим ремонт. они скрылись в здании. водитель выключил мотор.

Юра вздохнул, припоминая неприятный разговор с директором, сполз с подоконника, закрыл термос, спрятал недоеденный бутерброд в пакет, и стал ждать начала хора.

ботинок привычно пролетел по темному коридору, гулко стукнулся об угол и перевернулся.

– Юра, ты пришел? – раздался голос мамы с кухни.

– да… я дома.

– проходи, скоро будем ужинать.

рука сильно ныла, но, не обращая внимания на боль, он переоделся, помыл руки и прошел на кухню, щурясь от яркого света, стараясь не встречаться с мамой взглядом.

– как дела в школе?

– все хорошо…

– а в музыкалке?

– нормально..

– ну садись, я приготовила твое любимое.

мама подошла, взяла сына за плечи и ласково усадила за стол.

– расскажешь, как там у тебя?

Юра положил салфетку на колени, взялся за приборы и тихо улыбнулся, предвкушая свое любимое блюдо.

– пожалуйста…, – почувствовав укоряющий взгляд сверху, он поменял нож с вилкой, следуя правилам, которые так неудобно было соблюдать, но, что поделаешь, порядок есть порядок, и почему для левшей никто не разрешил держать все иначе?

мама дотронулась до пульта, выключила звук, села на стул, поджав под себя колено, повернулась, положив локоть на стол, а голову на кисть. так она делала в особые моменты. либо когда ей интересно. либо, когда предстоял серьезный разговор.

на этот раз получилось и то, и другое.