Испытание молчанием
Винни теряет дар речи. Это как похороны по второму кругу, даже хуже. Ты же чуть не сдохла! Так давай увековечим этот травмирующий опыт пищевым красителем! Джо ведь самой ампутировали ногу после встречи с дроллем. Уж кому-кому, а ей стоило бы… воспринимать случившееся без этой эйфории? Или даже с ужасом?
Но нет, как с гуся вода. Джо поворачивается к Винни спиной, хватает пакет миндального молока и говорит:
– А может, «Укушенная девушка»? Так Джонни тебя вчера тоже называл. Слыхала? – Джо оглядывается на Винни через плечо.
Винни вынуждена покачать головой: она не слыхала. Но это звучит еще отвратнее, чем первый вариант. Потому что прыжок она хотя бы помнит. А укус? Такая запись в мозгу отсутствует. И всякий раз, как кто-то упоминает об этом, Винни приходится играть в хардкорную версию той игры, в которой надо переворачивать карты и вспоминать, где прячутся две одинаковые…
Только подходящую пару Винни отыскать никак не может: она продолжает переворачивать карты и проигрывать, проигрывать, проигрывать.
– А может, не надо ничего называть? – предлагает Винни.
Джо фыркает:
– Нельзя называть напиток «Не-надо-ничего-называть», Винни. Вообрази, какая будет путаница с заказами!
Винни зажмуривается. С каждой секундой все хуже и хуже. Надо было после похорон сразу ехать в усадьбу Воскресенингов. Предложила бы Дэриану встретиться в другой день. Лучше всего у него дома, где ее не узнает никто из Цугута-фоллз, где никто не станет ныть по поводу оборотня и визжать о Маскараде кошмаров.
Несколько минут слышно только грохот перемалывания свежих кофейных зерен, свист пара, вспенивающего миндальное молоко, и, наконец, пронзительное шипение взбитых сливок. Потом перед Винни снова возникает Джо и сует ей стакан.
Пенка сверху насыщенно зеленая.
– На, отведай, – подмигивает Джо. – И скажи потом, как тебе «Девушка, которая прыгнула». Или… лучше назвать «Попрыгунья»? Типа выпьешь кофе – захочешь прыгать.
Винни кивает. Ей очень хочется сказать: «Если можно, я бы предпочла черный кофе», но она берет стакан обеими руками. Он согревает ее онемевшие пальцы.
– Я буду дегустировать… там. – Она указывает на один из столиков.
– Конечно-конечно, – понимающе кивает Джо. Потом стучит себе по лбу: – А я продолжу изобретать названия для напитков.
Дэриан опаздывает. Это не удивительно, ведь нынче он – заложник прихотей Драйдена Субботона, а сам Драйден – заложник разгневанного города, «опасного вервольфа» на вольном выгуле и Маскарада кошмаров, который он ни в какую не хочет отменять.
Просто раньше Дэриан никогда не опаздывал, и когда он наконец прибывает, он явно убит тем, что вынудил Винни ждать тринадцать минут.
– О боже! – выдыхает он, падая в кресло напротив. – Прости, мне так стыдно, что я опоздал. У нас сейчас полный дурдом, Вин!
Ну, на пациента психушки он, может, и не тянет, но видок еще тот: воротник лежит на жилетке как попало, внизу очков – черное пятно. То ли чернила, то ли слезы его изможденной души.
– Вчерашнее интервью видела? – спрашивает он, расчесывая волосы пальцами, что никак не спасает неудачную гелевую укладку.
Винни кивает:
– Это какая-то…
– Эпическая ипостась демонстрации дерьма? Убийственное убожество? Жесткая жесть?
Винни вздрагивает. Видать, у брата на работе страшный стресс, раз он докатился до игры слов. И когда Дэриан тянет руку к ее кофе, она не препятствует.
Он набирает полный рот зеленых взбитых сливок. Потом замирает, его щеки раздуваются, а лицо обретает тот же оттенок (который, к чести Джо, действительно вышел похожим на изумрудное платье Винни). Он глотает очень медленно и осторожно.
– Что это? – говорит он, когда его рот наконец пустеет. – Что ты такое заказала?
Винни не отвечает. Просто молча встает, приносит стакан воды из кулера у входа и протягивает ему. Дэриан опустошает его залпом.
– Гадость какая! – говорит он, и Винни кивает. Ей хватило одного глоточка, чтобы понять, что она никогда больше это пить не будет.
– Еще воды? – спрашивает Винни, но Дэриан качает головой. И похоже, в первый раз с момента своего появления замечает, что Винни и сама выглядит не очень.
– Похороны! – Дэриан хлопает себя по лбу. – Вот я идиот! Как прошли похороны?
– Веселого мало, – признается Винни и замечает, что ее пальцы тянутся к медальону… потом отпускают его, потому что тот подводит Винни очень близко к разделу ее памяти с табличкой «Папа». Это ящик, который она держит запертым уже восемь дней – с тех пор, как расшифровала папино секретное послание: «Меня подставили». Здесь она этот ящик открывать уж точно не собирается.
– А ты знал Грейсона? – спрашивает она, мысленно навешивая на ящик дополнительный замок.
– Знал, – отвечает Дэриан, хмуря брови и морща лоб. – Ровно настолько, насколько вообще можно было знать Грейсона Пятницки.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, он же был популярным.
– А ты – нет?
– Нет! – вспыхивает Дэриан. – То есть да, я был вполне себе популярным… до этого… ты же знаешь… До «инцидента».
О, Винни знает. А еще она знает, что Дэриан никогда не был популярным. По крайней мере, не таким, как Грейсон Пятницки. Он, конечно, кое с кем дружил и в целом слыл приятным парнем, но душой компании не был. И уж точно не закатывал шумные вечеринки.
– Грейсон знал всех, – продолжает Дэриан, – и все знали Грейсона. Но никто не знал Грейсона по-настоящему, если так можно выразиться. Он любил пошутить. Был добр – ко всем, кроме учителей. Каждую ночь он устраивал вечеринки или розыгрыши, без конца. Но это все, что я могу про него рассказать. Он был человеком, которого сложно описать, и в общем, я думаю, как следует его не знал никто. И уже, – Дэриан поводит плечом, – не узнает.
– Уже не узнает, – вторит Винни полувздохом-полузаклинанием, словно эти слова как-то помогут его праху быстрее погрузиться на дно озера.
Дэриан тянется через стол, чтобы взять Винни за руки. Винни смотрит ему в глаза и видит, что они слегка заблестели.
– Я рад, что ты пока не охотишься, Вин. Мы тебя уже один раз чуть не потеряли, и нам это было выше крыши.
– Ну да, – отвечает Винни, молясь, чтобы он не повторил мамины слова. Чтобы не всадил ей в сердце еще больше осколков…
Но от осколков не увернуться. И от этих слов никуда не деться. Дэриан всегда скептически относился к существованию Ворчуна, хотя прямо ей об этом никогда не заявлял.
– Я знаю, с координацией тестов у нас полная неразбериха, но я обещаю: скоро мы поймаем этого монстра. «Альфы»-Вторниганы прочесывают лес без передышки, ночные отряды охотников увеличены в два раза, а тестовая площадка на набережной будет готова завтра-послезавтра.
Дэриан ободряюще пожимает руки Винни, потом выпускает их и откидывается на спинку стула. Он будто не замечает, что сестра у него на глазах превратилась в неподвижную статую.
– Мы скоро придем в усадьбу Воскресенингов и прямо там возьмем кровь на анализ у тебя и всех студентов. И, я уверен, нам хватит нескольких дней, чтобы загнать оборотня в угол. Не может же это чудовище вечно бегать. Оно должно заплатить за то, что сотворило с тобой и с Грейсоном и…
У Дэриана звонит телефон. Звонок перебивает его в тот момент, когда его голос повышается, а лицо краснеет от несвойственной ему ярости. Ярости, которую Дэриан, как понимает Винни, испытывает, потому что верит, что оборотень едва не оборвал ее жизнь.
Какая-то часть Винни ценит этот пыл. Однако бóльшая ее часть просто жаждет спасительной передышки. Не может сердце биться, когда в нем столько осколков.
– Черт, – говорит Дэриан, выудив наконец телефон и прочитав имя звонящего. – Придется ответить. Увидимся позже, ладно, Вин? Будь умницей.
Он вскакивает на ноги, попутно оживляя телефон движением пальца.
– Да, Драйден, что случилось? – Он быстро нагибается, чтобы чмокнуть Винни в макушку – удивительное проявление нежности, непривычное для их семьи.
Но с тех пор, как Винни выписали из больницы, Дэриан часто так делает. Как жаль, что ей от этого не легче. Вот бы это хоть немного уменьшало радиус действия той гранаты.
Дэриан рассеянно машет и покидает «Джо в квадрате». Винни не машет в ответ.
Через несколько минут после ухода брата Винни бросает свой стакан с остатками коричневато-зеленой жижи в урну возле прилавка, и тут рядом возникает Джо:
– Ну, что скажешь?
– Нет, – отвечает Винни хрипловато и качает головой.
– Нет, – морщится Джо. – Еще подумать?
– Нет, – Винни сдвигает очки на переносицу. – Не надо больше думать, умоляю. Я не люблю навороченные напитки и взбитые сливки. Я просто хотела черный кофе.
Джо задумчиво кивает:
– Ладно-ладно. Я, кажется, поняла, куда ты клонишь. – Она щелкает пальцами. – Придумала! Что, если мы назовем порцию дрип-кофе «Винни» и будем продавать с пятидесятипроцентной скидкой по средам?
Винни ссутуливается и вздыхает. Все в Цугута-фоллз словно вату в уши вставляют, когда она с ними разговаривает. Но после встречи с Дэрианом Винни чувствует себя слишком раздавленной, чтобы продолжать бороться.
– Конечно, – говорит она. – Пусть будет «Винни». За полцены по средам.
– Отлично! – широко улыбается Джо. – Эй, и знаешь! – кричит она уходящей Винни в спину. – Тебе все «Винни» бесплатно! И маме с братом тоже!
Глава 4
Сейчас, когда внутри Винни плещутся зеленые взбитые сливки в такт похоронным речам в честь Грэйсона, последнее, чего ей хочется, – это идти на тренировку в усадьбу Воскресенингов. Но ведь она столько трудилась, чтобы снова стать светочем, и теперь она не может все испортить, прогуляв обязательную тренировку выходного дня. Все еще в траурной одежде, Винни паркуется возле усадьбы и тащится в красное кирпичное здание. Почти пустой рюкзак ощущается неподъемным.
Первую пару она пропустила. Примерно ноль переживаний по этому поводу. Профессор истории светочей Самуэль и кучка мелких светочей (включая братца Маркуса) – это ее самая нелюбимая часть дня.
А на свой любимый урок она как раз сейчас пробирается. Это анатомия кошмаров с профессором Иль-Хва. Винни прибывает за несколько минут до запаздывающего звонка. Просканировав глазами кабинет, она находит близняшек и Фатиму возле окон. Эрика Четвергссон расположилась за одной из задних парт.
Винни случайно встречается с ней глазами и получает от нее сдержанный кивок. Ничего большего Эрика обычно не предлагает. Однако Винни, честно говоря, надеялась на большее, после того как шесть дней назад прижала Эрику к стенке в усадьбе Четвергссонов. На что именно Винни надеялась, она сама не знает, но определенно на большее.
Хотя сдержанный кивок в знак признания – это в миллион раз лучше, чем погружение в жидкий азот того взгляда, который Эрика посылала Винни предыдущие четыре года.
– Привет, – окликает Винни, плюхаясь на свое обычное место: возле Эммы и позади Бретты. Фатима сидит перед Эммой, и получается небольшой квадрат.
– Привет, – отзывается Эмма.
Бретта и Фатима тоже оборачиваются к Винни.
– Как прошли похороны?
Левая нога Эммы завернута в силиконовую сетку, которая служит дышащим и водонепроницаемым гипсом. На парту Эммы опирается пара костылей. Их резиновые верхушки она каждый день обвязывает разными шарфами, подходящими к наряду. Сегодня они кобальтовые, под цвет ее сине-зеленого платья бэби-долл.
Этот цвет подчеркивает прохладные оттенки ее умбровой кожи, и таким же шарфом обвязаны ее косички.
– Похороны прошли невесело, – честно отвечает Винни. Она засовывает пальцы под очки, чтобы потереть глаза. – Джей совершенно раздавлен.
Винни – единственная из студентов, кто ходил на похороны. «Это ради Джея», – говорила она себе, когда упрашивала маму ее пустить. Теперь она думает: «А может, я это сделала ради себя?» Из какой-то извращенной потребности узнать больше о вервольфе, о Ворчуне, о смерти, которая запросто могла стать ее собственной…
Если разобраться, много ли она в итоге сделала, чтобы поддержать Джея? Она просто была Девушкой, которая прыгнула, и паразитировала на этой церемонии, прицепившись с краю, а как стало слишком тяжко, сбежала.
– Еще бы он не был раздавлен, – качает головой Фатима, и волны ее бирюзового хиджаба колышутся поверх серого джемпера в горошек. – Теперь он, похоже, самый юный Ведущий Охотник за всю историю Цугута-фоллз.
– Бедный Джей! – вздыхает Бретта с искренним сочувствием, прижимая руки к груди. Ее крутые кудряшки пружинят, вторя движению. На Бретте вытертые джинсы и ярко-розовая футболка, а ее кроссовки такие белоснежные, словно только что из магазина. – Мы можем что-то для него сделать? Цветы, наверное, не его тема, да?
– Нет, – шумно вздыхает Винни. – Если честно, я сомневаюсь, что мы можем что-то сделать. Ситуация – хуже не придумаешь, но…
– Э-э-эй, Девушка, которая прыгнула! – Кейси Вторниган шлепается на парту Винни, словно паучиха с ветки.
Винни не понимает, откуда он взялся. Не хватает только паутины.
– У нас сегодня вечеринка в старом музее, и ты должна прийти.
– Пожалуйста, – вступает вторым голосом Питер Воскресенинг, который материализуется за спиной Винни с той же кошмаристой внезапностью и беззвучностью, а еще с избытком одеколона. – Вы все должны прийти.
Фатима мерит гневным взглядом сначала Питера, а потом и Кейси. Бретта закатывает глаза, а Эмма, всегда самая добрая в их компании, говорит:
– Ну не знаю. Ваши вечеринки всегда так поздно.
– Но ведь эта в честь погибшего парня, – настаивает Кейси.
Винни напряженно выпрямляет спину:
– Ты имеешь в виду Грейсона Пятницки?
– Его самого. – Он улыбается Винни, словно они друзья. Словно они всю жизнь дружили и он не измывался над ней четыре года.
У Питера точно такая же физиономия. Медоточивая – иначе не скажешь. И Винни хочется содрать сложенные бантиком губы с его веснушчатой рожи.
Не он ли две недели назад перед классным часом пел «Колдовское отродье, с днем рожденья тебя!» и ржал, когда Данте Лунеди просил Винни не красть костяшки его пальцев? А теперь у Питера такой вид, словно он сам с радостью преподнес бы ей пальцы своих рук – и ног в придачу.
– Да ты хотя бы знал Грейсона? – спрашивает Винни.
– Нет, – пожимает плечом Кейси. – Но мы всегда устраиваем вечеринки, дабы почтить память павших охотников. К тому же именно этот парень превратил старый музей в Старый Музей. Так что уж в его-то честь мы точно закатим вечеринку. Это будет правильно.
Он произносит все это с таким апломбом – можно подумать, он знает, как чтить чью-то память. У Винни от его тона пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
Но почти сразу распрямляются, потому что Эмма говорит:
– Может, мы и придем.
А Бретта вздыхает:
– Мы подумаем, ладно?
– А теперь, детишки, идите в свою комнату: тут взрослые разговаривают, – звенит голосом мамы-Советницы Фатима.
Кейси и Питер повинуются. При этом Кейси откидывает с лица свои патлы и бросает: «Класс, увидимся вечером», а Питер шутливо раскланивается. Ретируются они так же стремительно, как и появились.
– О нет, Эмма, пожалуйста, не говори, что правда хочешь пойти, – стонет Фатима, глядя на подругу и качая головой.
– Это же в честь Джейсона Пятницки! – оправдывается смущенная Эмма, яростно расчесывая ногу через просветы в силиконовой сетке «гипса». – Мы же раньше всегда ходили на вечеринки в честь охотников. И да, я знаю, что Кейси и Питер – дебилы, – она сочувственно закатывает глаза в сторону Винни, – но мне кажется, это будет правильно. Он погиб, и мы должны уважать его память.
– Это из-за Джея? – подозрительно спрашивает Фатима. – Потому что я просто уверена, что у них с Винни…
– Нет у нас ничего! – выпаливает Винни. Ей обдает лицо жаром, и она наклоняется к проходу, чтобы слышали все. – Я ведь уже говорила!
– Да я знаю, но… – Фатима пожимает плечами, будто говоря: «Вот не верю я тебе, Винни Вайнона Среданс». И, судя по тому, как Бретта и Эмма с улыбочками отводят глаза, они ей тоже не верят.
А та замечает, как ее кулаки снова сжимаются. Не из-за этих хитреньких переглядок и не из-за сути сказанного Фатимой, а из-за того, что она снова чувствует себя как на похоронах. Будто опять стоит возле грохочущего водопада, а вокруг люди возмущаются из-за не того кошмара и поздравляют Ведущего Охотника, который не хочет им быть.
«А ну, хорош чудить! – кричит она на себя. – Светочи не должны так реагировать!» Вот вечеринка в память погибшего охотника – это да, это в стиле светочей. Или напиток, названный твоим именем. В духе того, что сказал ей однажды дедушка Фрэнк: «Вот поэтому нас и называют светочами, Винни: мы – фонарики, которых лесу не погасить».
– Ну давайте сходим! – умоляет Эмма, когда на пороге класса показывается профессор Иль-Хва. – Ну пожалуйста. Как сказал Кейси, это будет правильно.
Бретта кивает, будто это объяснение ее полностью устраивает, а Фатима со вздохом сдается:
– Ладно, но, если мама заметит, что я сбежала из дома, я свалю все на вас троих.
– Стоп, – шипит Винни, пока профессор Иль-Хва прочищает горло перед классом. – Нам что, придется сбегать из дома? Во сколько же эта вечеринка?
– Ах, милая Винни, – Бретта нежно поглаживает ее по руке, – мы заедем за тобой в полночь.
Винни тяжело сосредоточиться на лекции профессора Иль-Хва. Даже тщательный разбор кровеносной системы келпи не может ускорить двухчасовую пару.
«Келпи: косматые водные существа, имеют очертания лошади, но при более пристальном взгляде можно заметить шерсть в виде водорослей и выпуклое тело, более приспособленное к высокому давлению на глубине».
Время от времени Винни делает пометки: «сходство с тунцом», «продвигает разогретую мышцами кровь к сердцу». Но ее карандаш то и дело убегает на поля тетради. Сначала она рисует руки дролля. Только кости – много-много, каждая точно на своем месте. Винни всегда успокаивало это занятие.
Но сегодня оно не приносит покоя.
И она переключается на тему урока. Келпи Винни видела близко всего десять дней назад. Она отрубила ему пару щупалец. У кошмара было лицо сродни человеческому, но с одним рядом клыков, поблескивающих в ночи.
Этот блеск Винни не забудет никогда.
Еще она будет помнить, как келпи рычал. Этот звук, глубокий, как километры водной толщи, и древний, как сами столетия.
Но живее всего в памяти Винни тот момент, когда из-за деревьев всего в нескольких сотнях шагов от нее вышел Ворчун. В тот момент ее внимание было поглощено надвигавшейся на нее мантикорой, а потом вервольф прыжком сбил Винни с ног, убрав ее с пути этой кошмарной скорпионихи…
Винни перечеркивает свой рисунок келпи. Зловещая серебристая линия, рассекающая искаженное в агонии лицо. Потом она перечеркивает руку дролля и, наконец, перечеркивает дату на верху страницы.
6 апреля.
Вместо нее Винни пишет: «Похороны Грейсона. Покойся с миром».
Но вот и долгожданный звонок. Прежде чем разойтись, близнецы и Фатима подтверждают намерение встретиться с Винни в полночь. И это, кажется, еще ох как не скоро. Эмма, Бретта и Фатима все вместе идут на урок истории. А Винни тем временем направляется в раздевалку. Она по-прежнему отстает на четыре года, по-прежнему вынуждена каждый день выносить своего самодовольного кузена и бороться с искушением съездить ему по морде.
Из Маркуса так себе Битлджус, но стоит вспомнить его трижды… В общем, только Винни делает шаг из раздевалки в своем черном тренировочном костюме, до нее доносится птичья песня в аранжировке студеного весеннего ветерка… и Маркус тут как тут.
– Привет, сестренка!
– О господи, – бурчит Винни, не сдержав накопившееся за день раздражение.
Кейси и Питеру она грубить не будет – по крайней мере, до тех пор, пока ей, маме и Дэриану официально не вернут статус светочей. Но Маркус? Он же родственник. Мерзкий, невыносимый родственник.
– Что тебе надо? – Она быстрее шагает по каменной дорожке, ведущей к хитроумной полосе препятствий.
– Я слышал, сегодня в старом музее будет вечеринка. Можно я приду?
– Нет! – рявкает Винни. Но это не действует. – Тебе всего четырнадцать. Тебе нельзя на вечеринку.
– А тебе всего шестнадцать.
– Ну ты сравнил! Это гигантская пропасть.
В подтверждение своих слов Винни проводит ребром ладони между их головами, показывая разницу в росте. У его лба ей приходится опустить руку на несколько дюймов.
– У тебя еще даже голос не поменялся.
Его щеки, к удовлетворению Винни, обретают артериально-алый цвет.
– И что? Это не значит, что мне нельзя ходить на вечеринки.
– Еще как значит!
– Почему ты такая вредная?
– А почему ты такой надоедливый?
– Я все маме расскажу, если ты меня не пустишь.
– Что и требовалось доказать, – фыркает Винни. Ей уже видно начало полосы препятствий: длинную ленту грязного трека, зигзагом уходящую в лабиринт с высокими стенами, над котором виднеется череда платформ, связанных веревками, и качающихся покрышек.
– Мне плевать, что ты расскажешь маме, – продолжает Винни. – Сомневаюсь, что она мне что-то сделает. Думаю, в моем возрасте она тоже тусовалась.
Румянец Марка начинает пылать огнем. Его темно-карие, как у Винни, глаза злобно глядят из-под нахмуренных бровей.
– То, что ты – Девушка, которая прыгнула, еще не дает тебе права обижать людей. Раньше ты мне больше нравилась.
Он высовывает язык – сущее дитя! – и шагает к своим двоим дружбанам, которые ждут на старте.
Винни смотрит ему вслед: у нее внутри смесь праведного гнева и настоящей обиды. Часть ее хочет догнать Маркуса и заставить его взять свои слова назад. Но остальная часть знает, что это лишь подольет масла в огонь противостояния двух незрелых личностей. Поэтому она просто стаскивает с себя очки и протирает их.
Шкряб, шкряб, шкряб – хлопок ее тренировочной футболки трет поликарбонат.
– Вот же он задница!
Винни переключает внимание вбок. Оказывается, рядом с ней нарисовалась тренер Роза. Подошла тихо-тихо, как охотник, которым она и становится каждую воскресную ночь.
– Задница, – повторяет Роза. – Но ничего, он это перерастет. – Она задумывается на миг. – То есть я верю, что перерастет. Наверное.
Винни смеется и возвращает очки на место.
– А пока, Винни, – Роза похлопывает ее по плечу, – уделай-ка его на полосе препятствий. Это отобьет у него охоту с тобой связываться. – Она пожимает плечо Винни и шагает прочь.
Спустя мгновение Роза стоит со свистком во рту и приказывает всем построиться на старте.
И у Винни в груди теплеет. Из догорающего пепла ее утра поднимается птица Феникс.
Четыре года Маркус был милым с Винни наедине, но стоило кому-то появиться рядом, тут же превращался в настоящую занозу. Винни просто давала всему этому соскальзывать с себя, как воде с перьев василиска. Так она поступала со всеми своими обидчиками. Всякими Кейси Вторниганами, Данте Лунедями, Питерами Воскресенингами и даже криоморозильными снежными королевами вроде Эрики. А что ей еще оставалось в ее положении изгоя? Отбывать наказание и терпеть.
Но, как сказал Маркус, она – Девушка, которая прыгнула. Ее теперь зовут на вечеринки, ее именем назвали кофе, ее показывают в новостях. С точки зрения Совета, она официально еще не светоч, но весь город встречает ее так, словно ее уже приняли обратно. Перед ней открываются дороги, которых четыре года попросту не существовало. Места, где она – желанный гость, люди, которые не только готовы, но и сами рады с ней общаться.
Винни больше не беспомощный изгой.
Этим можно пользоваться. Этим нужно пользоваться.
Один из ключевых защитных механизмов феникса – сиять так ярко, чтобы на время ослепить хищников, лишив их способности преследовать добычу.
При этой мысли, прилетевшей из услужливого «Справочника кошмаров», Винни окончательно стряхивает с себя пепел. Она вдруг понимает, что с нетерпением ждет вечеринки в старом музее, потому что с этого момента все изменится. А всяких Маркусов, Кейси и Питеров она сейчас уделает на полосе препятствий.
Она сможет отделять одно от другого. Она – истинный светоч, ослепляющий людей ярким сиянием.
Глава 5
Винни дико нервничает. Она знает, что надо поспать часок-другой до приезда близняшек, иначе завтра будет паршиво, но сна ни в одном глазу.
Сбегать из дома ей уже приходилось. Всего две недели назад она улизнула на свое первое испытание. Это не сложно, ведь окно Дэриана находится над крышей. Но тот побег был ради леса. Иными словами, благородная миссия. Винни могла ткнуть пальцем в знамя с медведем, висящее на двери ее комнаты, и сказать: «Я так поступила ради нашего дела, мама! Из преданности!»