Дневник киллера

– Ты знаешь, кто я? – угрюмо буркнул я. – И почему я здесь?

– Нет, но мы можем посидеть за чашечкой чая и попробовать вспомнить вместе.

Эдди нахмурился.

– Иди-ка оденься. Разговор будет серьезный, и на твоем месте я не стал бы валять дурака с этим парнем. Давай шевелись!

Крейг исчез в спальне. Эдди направился в кухню и поставил чайник.

– Хочешь чаю, Иан?

– Нет, – ответил я, но он все-таки заварил чай и налил себе и Крейгу, который вскоре появился.

Я повернулся к Эдди:

– Можешь возвращаться, дальше я сам.

– Сейчас, только чай допью и уберусь. Начинай, не бойся, я не буду тебе мешать. – Только я собрался начать, как он перебил: – Познакомься, Крейг, это Иан, тот самый парень, о котором я тебе рассказывал. – И прошептал, очень тихо – так, что его могли слышать только Крейг и я... ну и любой другой, кто находился в квартире: – Киллер!

Я прервал его восторженные кивки и подмигивания, предложив допить свой чай в метро на обратном пути в Лондон. Через две минуты он исчез.

Крейг смотрел на меня и ждал продолжения. Я молчал. Наконец он не выдержал:

– Наладилась погодка, да?

Я покачал головой и сел напротив него.

– Пара серьезных вопросов, требующих серьезных ответов. Ты знаешь, зачем я здесь?

– Работа. Что-то насчет работы. Ты покажешь мне все ходы и выходы, а я должен делать все, что ты скажешь, – беззаботно ответил он и хихикнул. – Только не в смысле секса. Не обижайся, ты красивый парень и все такое, но я этим не интересуюсь.

– Я тоже, – быстро ответил я.

– Не обижайся, я ничего и не думал, просто хотел сказать, что это не мое. Чтобы мы оба знали и не было никаких недоразумений.

– Не будет никаких недоразумений! – рявкнул я. – Я не голубой.

– Знаю, знаю, можешь не повторять, – невинно вытаращил он глаза. – Я на всякий случай. В наше время никогда не знаешь, кто есть кто.

– Ну что, хватит? – Я скрестил руки на груди.

– Извини, – улыбнулся Крейг. – Лучше ведь с самого начала знать, правда?

– Говорят, ты убил кого-то? – спросил я. Он кивнул. – Хочешь знать, сколько убил я?

– Сколько? – насторожился он.

– Тридцать четыре. – Я подождал, пока до него дойдет.

– Я думал, больше, – скривил он рот.

Я наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.

– Может, будет и больше, уже сегодня.

Он что, совсем кретин? Я же киллер, у меня пушка. Чего он добивается? Думает, имя Д. Б. на меня подействует? Да, конечно, я тут по его приказу, но каким же надо быть идиотом, чтобы дразнить человека, который зарабатывает на жизнь убийствами! Дебил хренов!

Ну что ж, попробуем зайти с другой стороны.

– У тебя один, а у меня – тридцать четыре. Ладно, мы оба убийцы, прекрасно! Чушь собачья! Разница между нами в том, что ты по уши в дерьме после одного-единственного дела, а я чист как стеклышко после своих трех десятков. Ладно, можешь валять дурака сколько хочешь, просто я подумал, что тебе было бы полезно научиться самому стоять на ногах. Но если ты предпочитаешь провести остаток жизни в этой дыре – ради бога, я ухожу. Впрочем, наверное, наведаюсь сюда еще разок – когда Д. Б. решит покончить с проблемой раз и навсегда.

Это его проняло.

– Извини. Ты Иан, да? Извини, Иан, я не прав. Больше никаких шуток, ей-богу, клянусь чем угодно и так далее. Продолжай, я слушаю. Извини.

Я уставился на него, постаравшись сделать взгляд по-настоящему стальным. Наконец он сдался и опустил глаза.

С этого дня моя жизнь покатилась ко всем чертям.

12. Наука убивать

Разумеется, я не мог бы тронуть и волоска на голове Крейга, даже если бы и хотел. Однако он об этом и не подозревал, что придавало мне некоторый авторитет и немало помогло нам обоим быстрее привыкнуть друг к другу.

Я ушел примерно через час, обещав заглянуть на следующее утро в девять.

С чего начать? Что я ему расскажу? Как учить кого-то своему делу, если сам имеешь к нему природный талант? Ничего не поделаешь, надо попробовать разобраться в себе. Почему я умею убивать лучше, чем другие?

Может быть, причина в том, что я не чувствую вины?

То есть, конечно же, вина есть, ее никуда не денешь, но тем не менее я никогда особо не переживал по поводу содеянного. В самом деле: что, если мне придется убить, например, вас? Мы друг друга не знаем, так о чем мне горевать? Да и вы едва ли станете лить слезы над моей могилой – тут и говорить не о чем.

Да, пожалуй, дело именно в этом.

Чувство вины – это не что иное, как попытка подсознания засадить вас на тридцать лет за решетку без всякой видимой причины. Как правило, люди убивают под влиянием момента и потом так страдают, что рано или поздно выдают себя. Чаще всего просто рассказывают обо всем кому-то в напрасных поисках сочувствия и оправдания. Как будто ждут, что он улыбнется и скажет: "Ты правильно сделал, что удавил этого гада его же собственным ремнем. Я бы сделал то же самое на твоем месте, и любой другой тоже. Не переживай". Чувство вины – это орудие борьбы против инстинкта самосохранения, и навязывается оно обществом. Нам с детских лет промывают мозги, вбивая в сознание дурацкие общечеловеческие ценности, чтобы существующий порядок вещей не обрушился и в мире не воцарились насилие, грабеж и анархия.

Как говорит Логан, мораль, религия и футбол – вот три кита, на которых стоит "цивилизованное" общество. Уберите одного из них – и да поможет Господь всем нам.

Однако если вы никогда не ощущали себя частью этого общества, то с какой стати следовать его правилам? Задумано ведь как – вы подчиняетесь законам, и за это получаете награду: друзей, деньги, полноценную жизнь, любовь и счастье. Так все и делают. Но что, если друзей нет, а любви и счастья вы не нашли – зачем тогда зря мучиться?

Поэтому когда я убиваю, то не испытываю никаких неприятных эмоций, а значит, имею гораздо больше шансов выйти сухим из воды.

Но как, черт побери, объяснить это Крейгу?

Взять, например, мое первое убийство. Вообще-то оно не было первым – троих я убил еще в тюрьме, – но там все устроено по совершенно другим правилам: всем, как правило, известно, кто убил, но никто ничего не скажет. Тоже общественный порядок, но со своими законами. На воле же о том, что ты убил, узнают, только когда тебя поймают, и чувство вины работает сильнее, потому что одобрения и оправдания тут не дождешься. Я не хочу особо распространяться на эту тему. Короче, все сводится вот к чему: человеку нужно, чтобы ему простили то, что он сделал, или как минимум оценили его лихость.

Я знаю, о чем говорю, потому что сам это чувствовал после того, как провернул свое первое дело, выйдя из тюрьмы. Его звали Бен Джеймс. Я всадил ему в грудь пять пуль – была бы и шестая, но в последний момент я вспомнил, что говорил Барри, и выстрелил в голову. Правило профессионала: сначала клиента валишь, потом контрольный выстрел.

Помню, как стоял над ним, глядел на мозги, разбрызганные по ковру, и думал: "Боже, Иан, что ты наделал! Теперь снова за решетку, и на этот раз пожизненно, никаких скидок". Несколько секунд полной паники и целый ворох идиотских мыслей. Может быть, его еще можно спасти? Может, рассказать судье, как этот гад обращался со мной в тюрьме? А если они узнают о тех, кого я прикончил там? И так далее.