– Они могут быть здесь… – директор глянул на свои часы в корпусе из нержавейки, – через два часа двадцать минут.
– Так точно, сэр.
– Разворачивайте оперативный штаб.
– Сейчас же приступаю, сэр.
– Янина, назначаю вас главной. Постоянно держите меня в курсе. Но операция всецело в ваших руках.
– Спасибо, сэр!
Ей устраивают экзамен. Ей, ее группе, Мазибуко и ОБР. Она уже давно этого ждет.
3
Мальчик не ждал его на углу улицы, и в сердце Тобелы закралось дурное предчувствие. Потом он увидел, что перед домом Мириам стоит такси. Не маршрутка, а седан, «тойота-крессида» с желтым маячком на крыше и надписью: «Кейптаунское такси». В их квартале такая машина смотрелась особенно неуместно. Он повернул на грунтовую дорожку, подъехал почти к самому дому и слез с мотоцикла – точнее, не слез, а просто осторожно спустил ноги на землю. Отвязал от заднего сиденья коробку из-под обеда и пакет с фунгицидом, купленным по дороге домой, аккуратно смотал веревку и поднялся на крыльцо. Парадная дверь была открыта.
Мириам, увидев его, встала с кресла; он поцеловал ее в щеку и сразу почувствовал, что ей не по себе. Тобела сразу понял почему – в другом кресле сидела незнакомая женщина. Она не встала, чтобы поздороваться с ним.
– К тебе приехала мисс Клейнтьес, – сказала Мириам.
Тобела положил вещи, повернулся к гостье, протянул руку.
– Моника Клейнтьес, – представилась гостья.
– Очень приятно. – Не в силах больше ждать, Тобела повернулся к Мириам: – Где Пакамиле?
– У себя в комнате. Я попросила его подождать там.
– Извините, – сказала Моника Клейнтьес.
– Чем могу вам помочь?
Тобела оглядел незнакомку: пухленькая цветная женщина в свободном дорогом костюме: блузка, юбка, чулки, туфли на низком каблуке. Ему с трудом удалось подавить раздражение.
– Я дочь Джонни Клейнтьеса. Мне нужно поговорить с вами наедине.
Сердце у него екнуло. Джонни Клейнтьес! Прошло столько лет…
Мириам горделиво выпрямилась:
– Я буду на кухне.
– Нет, – возразил Тобела. – От Мириам у меня секретов нет.
Но Мириам все равно вышла.
– Извините, пожалуйста, – повторила Моника.
– Чего хочет от меня Джонни Клейнтьес?
– Он попал в беду.
– Джонни Клейнтьес, – механически повторил Тобела. На него нахлынули воспоминания. Да, если Джонни Клейнтьесу нужна помощь, он обязательно обратится к Тобеле. Теперь понятно.
– Пожалуйста, – молила Моника.
Он заставил себя вернуться в настоящее.
– Сначала я должен поздороваться с Пакамиле, – сказал он. – Вернусь через минуту.
Он вышел на кухню. Мириам стояла у плиты и рассеянно смотрела в окно. Он тронул ее за плечо, но ответа не получил. Он прошел по коридорчику, толкнул дверь в детскую. Пакамиле лежал на кровати и читал учебник. Когда Тобела вошел, мальчик поднял глаза.
– Разве мы сегодня не пойдем в огород?
– Здравствуй, Пакамиле.
– Здравствуй, Тобела.
– Мы с тобой обязательно пойдем в огород. После того, как я побеседую с нашей гостьей.
Мальчик медленно и серьезно кивнул.
– Как у тебя прошел день?
– Все хорошо. На перемене мы играли в футбол.
– Ты забил гол?
– Нет. Голы забивают только большие мальчики.
– Ты и есть большой мальчик.
Пакамиле только улыбнулся в ответ.
– Сейчас я побеседую с нашей гостьей. А потом мы пойдем в огород. – Он погладил мальчика по голове и вышел. Ему было здорово не по себе. Имя Джонни Клейнтьес не сулило ничего, кроме неприятностей. Он, Тобела, сам навлек беду на свой дом.
Они шагали в ногу по парадному плацу первого парашютно-десантного батальона, известного под названием «Летучие мыши». Капитан Тигр Мазибуко шел на шаг впереди, Малыш Джо Морока чуть поотстал.
– Это он? – спросил Мазибуко и показал на небольшую группку.
Четверо «летучих мышей» сидели в тени под зонтичной акацией. В ногах приземистого лейтенанта лежала немецкая овчарка – крупная, сильная собака. Она вывалила язык и тяжело дышала на блумфонтейнской жаре.
– Это он, капитан.
Мазибуко кивнул и снова пошел вперед, взметая с каждым шагом облачка красной пыли. «Летучие мыши», трое белых и один цветной, говорили о регби. Авторитетнее всех разглагольствовал лейтенант. Мазибуко шагнул к нему и, не говоря ни слова, лягнул собаку по голове тяжелым кованым ботинком. Овчарка заскулила и прижалась к сержанту.
– Мать твою! – воскликнул лейтенант, застигнутый врасплох.