Угарит

– Запасная? – обрадовался парень, – пустая, да? Ну вот ее и вставь. А эту себе сохрани на память.

– Да ты что! – продолжала возмущаться я, – а сколько мы тут всего еще увидим! Разве можно!

– Батарейки, – скучно и просто ответил он.

– Что батарейки? У меня вон запасной комплект был, только что вставила…

– Мы в ближайшие три тысячи лет увидим место, где можно купить пальчиковые батарейки, как ты думаешь?

– Ну… а мы что, три тысячи лет тут будем сидеть? – ошарашено спросила я. В самом деле, мне как-то не приходило это в голову.

– Я не знаю, Юль, – как-то устало и очень серьезно ответил он, – мы с тобой в древнем мире. Тут ценятся серебро, умение владеть оружием, а главное – родовые связи. Все эти наши побрякушки – они совсем не для этого мира. Как мы будем отсюда выбираться, я понятия не имею. Но я совершенно точно знаю, что мешочек серебра и благодарная толпа деревенских жителей помогут нам в этом гораздо больше, чем дохлый фотик без батареек. А сдохнет он скоро. Вот и впарим его любителю халявы и приключений. Я бы еще мобильник свой ему продал, с рингтонами всякими, да он уже разрядился. Куй железо…

– Не отходя от кассы, – грустно ответила я. Фотика было безумно жалко, но Венька был прав. И вообще… Я вдруг ощутила эти три тысячи лет – ну вроде как в раньше на самолете летела, знала, что десять тысяч метров отделяют меня от земли, и ничего, а тут оказалось, что надо прыгать – и каждый метр из десяти тысяч всей кожей враз прочувствуешь. Я знаю, я один раз сигала с парашютом для прикола – не с десяти, конечно, тысяч, и даже не с одной, но все-таки…

Молча достала я из сумки сменную карточку памяти, тщательно убрала основную в маленькую коробочку и отдала фотик Веньке. Пусть сам с ними торгуется. И отошла в сторонку. Ну чего им видеть, как я реву? Подумают, фотика жалко. Ну и да, жалко! Только дело вовсе не в фотике!

Следующие полчаса у мужчин прошли в оживленной дискуссии, из которой я разбирала только охи, ахи, причмокивания и прочие междометия. К концу, правда, слышно стало и повторявшееся слово «шекель» – я еще удивилась, неужели израильская валюта такая древняя. Это потом Венька мне объяснил, что шекель был мерой веса, общей для всего Ближнего Востока, примерно десять граммов, и что шекелями серебра измеряли цену любой крупной покупки. А я тогда слишком переживала, чтобы о таких вещах задумываться.

– Перекредитовались! – радостно завопил Венька, когда дискуссия, казалось, готова была перейти в мордобой, – на самых выгодных условиях! Деревня платит половину цены баранами и рыбой, а другие полцены – этот фотик! И нам с тобой бонус, смотри, – довольный Венька потрясал передо мной каким-то кожаным кошелем.

– Это бусы? – с надеждой спросила я.

– Какие бусы? – не понял парень.

– Ну, я же бусы хотела у них выменять?

– Ах, ну да, – недоуменно сказал он и снова повернулся к финикийцам, уже бережно упаковывавшим свое приобретение. Вот они, мужчины! О самом главном и думать забыл. Но тут в разговор неожиданно вступил почтенный старец.

– Он говорит, – перевел мне Венька, – что половина всех бус, которые только есть в деревне – это дар владычице, как они тебя по привычке называют. А если кто из местных девок пожадничает, Ибирану ей лично задаст!

– Оставьте вы бедных женщин в покое! – крикнула я, выбежала за ворота и яростно зашагала прочь от деревни в сторону, куда глаза глядят.

Вот есть же такие вещи, которые за три тысячи лет совершенно не изменились, блин.

12

Торговая операция оставила нас с очень неплохими по тем временам капиталами – полтораста шекелей чистого серебра, уж и не знаю, сколько бы всё это потянуло в наши собственные времена. В общем, почти два кило там было, а нынешними ценами на серебро я как-то никогда не интересовался. Даже шальная мысль пришла в голову: вот если бы найти ту самую дыру, или Переход, как мы с Юлькой стали его называть, так можно было бы организовать очень даже прибыльный бизнес: сюда тащить всякую бытовую технику, а также запасные батарейки к ней, а отсюда – серебро, а то и золото, ну, на худой конец экологически чистую продукцию. И пусть потом археологи будущих веков удивляются своим находкам.

Может быть, именно поэтому нас обратно и не пускали? Будь такие Переходы открытыми в обоих направлениях, тут бы такое началось… Меня все-таки не оставляла мысль, что происшествие наше не случайно, как и вообще не бывает ничего случайного в этом мире. Может быть, на нас возложена некая высокая миссия, мы только не знаем, какая? И когда мы ее пройдем – ворота откроются вновь? Ну, а закрытый до поры до времени портал – всего лишь средство обеспечить выполнение миссии, и никаких красных петухов. Или это я слишком увлекся компьютерными играми с их переходами на новый уровень…

Чего Юлька тогда распсиховалась, я правда не понял. Ну, девушки на то девушки, чтобы иногда заводиться на пустом месте. Если бы подумал и остановился, смог бы понять, конечно, что переживает она вовсе не из-за фотика… Я, на самом деле, тоже переживал, только не мог себе позволить думать об этом. И то сказать, уже ведь было такое в жизни дважды, когда вдруг оказывался я в совершенно незнакомой стране: сначала в Израиле, потом в новой России – и как-то приспосабливался, ничего. Эта страна была совсем странной, но не совсем чужой, так что третий уровень… тьфу, в общем, новый этап обещал быть лишь ненамного сложнее второго.

Словно включилась сразу какая-то программа на выживание: некогда переживать и оплакивать недоступное (временно недоступное, надеялся я), надо действовать. Разведать обстановку, завести связи, собрать побольше денег, оружия, и артефактов… ну то есть набрать побольше всего того, что в дальнейшем могло пригодиться. И мы с Элибаалом, кажется, оба были уверены, что надули друг друга – ну, а на восточном базаре так оно и принято, по большому-то счету.

Ему-то ведь тоже негде было разжиться новыми батарейками. Так что можно было только догадываться, какие чувства испытает почтенный банкир и пират, когда сядут нынешние. Я, правда, заверил его, как мог, что пользоваться Зерцалом – так он его решил называть – можно только один раз в день и обязательно с чистым сердцем. Насчет чистого сердца он не очень понял и пытался всё у меня уточнить, какие именно тут полагаются ритуалы, годится ли простое омовение рук из кувшина, или надо омывать всё тело и обязательно проточной водой, и каким богам, покровителям Зерцала, потребны жертвы, и хватит ли им голубя на новолуние, или прямо-таки надо целого барана. Я постарался ему объяснить, что главное тут – отсутствие дурных намерений, обмана и насилия. Даже процитировал что-то из библейских пророков, что помнил: «милости хочу, а не жертвы».

Но до него это как-то плохо доходило, да и мне самому стало как-то стыдно. На самом деле, я ведь откровенно обманывал человека, отмазку сочинял: все равно ведь сядут через неделю, а то и раньше, батарейки. Я, конечно, расписывал это себе так: вот замыслит он какой-нибудь очередной грабеж, Зерцало и померкнет. Вроде как наказание за жадность и алчность… да только поймет ли он? С его точки зрения, ничего дурного он в нашей деревне не делал, пришел за своим. Хотел отколотить других, а его самого отколотили – ну что ж, бывает, видать, богам своим он недостаточно угодил, или мы тут угодили своим богам еще сильнее, вот они нам сильнее и помогли. В следующий раз будет молиться усерднее, жертвовать щедрее и всех поколотит. Да, если разобраться, не так ли и в наше собственное время люди порой воспринимают свою религию? Иначе не жертвовали бы таких денег на храм всякие бандиты…

Но на самом деле, конечно, я ему впарил совсем не тот товар, который разрекламировал. Просто тогда я старался об этом так не думать, надо же было собирать артеф… Ну, в общем, серебро было нелишним, а Элибаала было, за что наказать.

Да и Юлька скоро успокоилась. Вечером того дня бусины нам действительно понесли – ну, не половину всех деревенских запасов, но значительную часть – это точно. Она тут же оживилась, стала расспрашивать меня про металлическую проволоку, которой, конечно, в деревне не было и быть не могло. Нанизывали бусины на шерстяные нити или на какие-то жилки неясного происхождения, вероятно, ягнячьи. Но Юльку всерьез зацепила идея проволочного производства, она даже знала, как это делается! Вот уж никогда не задумывался. Оказывается, раскаленный железный прут последовательно пропихивают через дырочки всё меньшего размера, так его истончают до состояния проволоки. Но кто и когда стал бы этим заниматься в нашей деревне, а главное – зачем, это вот оставалось для меня совершенно неясным.

Но Юлька, похоже, совершенно всерьез вознамерилась вести промышленное производство украшений, и основой для него должна была стать именно проволока. Что ж, свой резон, надо признаться, в этом был: я понятия не имел, была ли изобретена проволока, но можно было не сомневаться, что бусы на ее основе будут иметь серьезные преимущества перед обычными бусами на нитках и жилках. Только удастся ли наладить производство? И будет ли в нашем распоряжении достаточно качественного железа… или скорее меди? Металлы в этом мире были не так доступны, как в нашем.

А вообще, с этими бусами постепенно выяснилось много всего интересного. Оказалось, Ибирану не просто девкам на забаву их покупал, хотя и девкам тоже, конечно. Страна Угарития, выражаясь языком журнала «Сатирикон», впала в ничтожество еще задолго до нашего появления. Когда именно, Ибирану внятно объяснить не мог, и еще меньше он мог объяснить, почему: рассказывал всё больше про гнев богов и всякое такое. Якобы, боги не поделили между собой страну Угаритскую, как он ее торжественно величал, и потому в гневе обрекли ее на опустошение и разорение. Хорошенькое дело: сами не поделили, а страдать пришлось людям! Впрочем, у них тут отношения с высшими силами явно не отличались принципами гуманизма.

Так вот, в ничтожество их предки впали достаточно давно, чтобы принять это как факт, но слишком недавно, чтобы считать этот процесс необратимым. Ну вроде как в наше время всё некоторые пытаются то Российскую империю реанимировать, то Советский Союз. Римскую, скажем, или Вавилонскую – уже нет, а эти еще не забыты. Вот так и Ибирану тосковал по временам всеобщего благоденствия и величия.

Но вернуть эти времена было не так-то просто. Былая мощь Угарита была основана на торговле: это был крупнейший перевалочный пункт в Восточном Средиземноморье, и крупнейший производитель пурпурной краски, много дороже золота. Ее добывали из моллюсков, в изобилии водившихся в прибрежных водах, и, казалось бы, никуда эти моллюски не исчезли, но… исчезли торговые корабли египтян и критян, исчезли рынки и лавки, исчезли караваны из Междуречья и Сирии. Вернее, всё это сместилось к югу, в финикийские города, где тоже умели добывать моллюсков, а уж тем более взвешивать серебро и считать шекели.

Угаритян финикийцы тоже не забывали: охотно покупали у них баранов и пшеницу, а при случае рыбу, оливковое масло и иногда даже вино, ведь сама Финикия была очень небогата сельскохозяйственными угодьями, и вообще у финикийских господ поинтереснее находились занятия, чем баранов стричь. В общем, в качестве сырьевого придатка угаритяне им очень даже годились. Но ни в коем случае не пурпур, не продукты высоких технологий! Это добро финикийцы отныне сами хотели продавать угаритянам, по собственным ценам.

И что тут поделаешь, на чем поднимешься? Кому нужна в маленьких деревнях эта пурпурная краска, для одного грамма которой нужно целую кучу моллюсков загубить? Ее только царям продавать, а настоящих царей в округе нет, так только, царьки над деревеньками. Вот Ибирану и решил, что станет покупать у финикийцев египетские предметы роскоши «для среднего класса» и сбывать их вглубь континента, местной знати, в обмен на сельхозпродукцию, которую можно отдавать финикийцам. А что-то оставить себе, попробовать возобновить производство краски… Словом, передать статус сырьевого придатка другим, а самим снова стать торговыми посредниками.

Но Элибаал этот бизнес-план просек на раз, и подставил Ибирану вполне конкретно. Бусы-то он ему продал, и даже в кредит, но торговля пошла не особо бойко, а условия возврата кредита оказались бандитскими. Фотиков у меня, к сожалению, больше не было, так что бизнес-план оказался окончательно похороненным.

Только у Ибирану, как оказалось, в тот самый день родился новый план… Следующим утром он за завтраком (надо сказать, шашлык тоже быстро приедается, захотелось каких-нибудь человеческих мюсли поесть) выступил с неожиданным предложением:

– Могуча рука господина моего, и нет другого такого воина в наших краях. Если нашли мы милость в очах господина моего, пусть обучит наших воинов, да владеют мечом, как и он.

– Каких воинов? – удивился я.

– Воинов нашей деревни.

– А у вас есть воины?

– Каждый наш мужчина – воин! – горделиво сказал я, но, судя по содержанию его просьбы, он вовсе не был в этом уверен, – и когда придут финикийские злодеи, все встанут на защиту родного края.

– А мечи есть?

– Как не быть мечам! – возмутился Ибирану, – целых два… нет, три.

– Попробовать можно, – вяло согласился я. Делать было все равно нечего.

– Что сказали уста господина моего?

– Ну, может, получится…

– Согласен ли господин мой? – современный ивритские выражения понимал он не очень хорошо.

– Изрекли уста мои, да соберутся мужи селения сего пред очами моими, да узрю от малого до великого из них! – сказал я как можно торжественнее и архаичнее.

Это он понял, но сразу усомнился:

– Таки от мала до велика? – удивился он, – не угодно ли господину моему обучить избранных, да защищают селение, а остальные да работают в поле?

Впрочем, я свято верил в принципы Цахаля и всеобщую воинскую обязанность, так что настоял на своем: постоянную службу может нести очень ограниченное число самых способных воинов, но при случае необходимо, чтобы каждый мужик знал свое место в строю и владел боевыми приемами на базовом уровне. К тому же, чтобы отобрать воинов для бригады Голани, ну то есть самых способных, надо попробовать в деле всех. Ибирану согласился.