Детки в порядке

– А. Да, спасибо.

Ребята шли в своем собственном ритме. Нзази вел процессию, выставив сумку с продуктами как баррикаду между своим лицом и колючим снегом; сразу за ним Мэд вела Коко за руку, обводя ее вокруг пешеходов, спешащих по Ривер-стрит в противоположную сторону.

Они напоминали мне стаю гусей, что сворачивают вместе в полете, даже не видя друг друга. Непонятно, как они знают, когда и куда сворачивать, но как-то знают. Вероятно, думаем мы, это просто чудо.

Я замыкал шествие, то и дело вытирая слюнявый рот и пытаясь не выглядеть отбившимся от стаи заморышем с перешибленным крылом.

Светлые волосы Мэд метались под желтой вязаной шапкой и в белом зимнем свете походили на свежий ломтик лимона или бенгальский огонь. Мой несчастный, думающий сердцем мозг пенился мыслями о Мэд. Но не было ни малейшего шанса, что она смотрит на меня так же, как я смотрю на нее. Скорее всего, она смотрит на меня так же, как я смотрю на себя сам.

Я малый мальчик.

Я допил остывший кофе, и вот мы уже сходим с дороги к реке Хакенсак, где нам открылась небольшая пустошь. Табличка гласила, что тут находится историческое место высадки с моста. Много лет назад мы с классом ездили сюда на экскурсию. Это было место какого-то сражения во время Американской революции; то тут, то там были разбросаны старинные дома, охраняемые государством. Я оглянулся на наши следы в снегу и подумал о том, как тут все выглядело тогда, в прошлом, и как странно, что здесь произошла битва.

Вот здесь, куда я только что шагнул.

И здесь.

И тут тоже.

Мы подошли к короткому пешеходному мостику, соединяющему Хакенсак с Нью-Милфордом; с обеих сторон подростки перекидывались снежками. Мы подошли ближе. Один из них поднял руки в воздух и воскликнул: «Перерыв!» Я узнал его: он ходил в мою школу. Роланд, кажется. Хотя все называли его какой-то странной кличкой, которую я сейчас не мог вспомнить. Роланд был обут в разноцветные ботинки, словно одевался в темноте. Он и его друзья принадлежали к особой касте учеников хакенсакской школы, которые просто не могли оставить меня в покое. (Это было главной целью моего существования в школе. Хотя я был не против, что со мной иногда здоровается президент ученического комитета Стефани Дон. Она была слишком милой, чтобы осознавать свою красоту, и слишком красивой, чтобы не карабкаться стремительно по социальной лестнице наверх. Ее приветствие в буквальном смысле позволяло мне пережить неделю поддразниваний.)

Пока мы переходили мост, я старался не поднимать лица и думать о войне, которая пришла на это место несколько столетий назад. От войск, марширующих навстречу кровавой гибели, к Бруно Виктору Бенуччи III, марширующему… а кто, собственно, знает.

Земля – странная штука. В отличие от людей, ей все равно, кто вытирает об нее ноги.

. .

И вот посредине моста оно началось. Даже не слова, а осы, что жалят в уязвимую мягкую плоть. Бззззззз.

Мне в спину ударил снежок.

Потом в ногу. Потом в лицо.

– В яблочко! – завопил один из ребят.

Из рюкзака послышался папин голос: «Думай сердцем, Вик».

Я соскреб с лица снег, глядя вниз, чтобы они не увидели моих глаз. В этом был весь фокус: если они увидят глаза, то поймут, что мне не все равно. Я засунул руку в боковой карман рюкзака, нащупывая наушники: сердце просило парящих сопрано. Щелк, щелк, щелк, прокрутил вниз. Играй. Теперь я могу полностью исчезнуть в другом мире.

В том мире: все школьные клики оставили меня в покое. В том мире: я не был одним из семи миллиардов людей, населяющих землю.

В том мире: я был одним из четырех людей, населяющих землю. Папа, два сопрано и я.

В том мире: мы парили по небу, по облакам, над всем вот этим, беззаботные. Самая волшебная стая журавлей, что ловит души редкостных и прекрасных мыслителей сердцем.

В том мире: мое крыло срослось.

МЭД

Не знаю, что там слушал Вик, но надеюсь, что он включил плеер на полную громкость.

ВИК

– Полный назад! – Коко приподняла край ограждения из проволочной сетки.

Мэд уже проползла внизу и протягивала руку к сумке с продуктами, которую Нзази передавал ей поверху. На той стороне улицы я увидел свой старый насест: каменная стена, смоковница. Я почувствовал присутствие маленького кладбища по другую сторону сада. Интересно, сколько раз папа приходил туда? Останавливался ли у сада?

– Чувак, – сказала Коко. – С тобой все о’кей?

– Что?

Она указала под забор:

– Не хочешь срать, не мучай жопу.

Словарь у этой девочки был на удивление обширным.

– А лет тебе сколько?

– Мне одиннадцать. Но по исчислению Квинс это около двадцати шести.

– А. Ну ладно.

Я передал рюкзак через забор, поморщившись, когда Мэд небрежно бросила его на землю. Проползя под проволокой, я стряхнул снег с колен и груди, быстро заглянул в сумку (к счастью, крышка на урне держалась хорошо) и последовал за остальными по аллее с шипастыми и мертвыми розовыми кустами.

– Что у тебя там? – спросила Мэд. – Пушечное ядро?

Я оставил ее слова звенеть в воздухе.

– Ну ладно, надеюсь, – сказала она, показывая на мои окровавленные джинсы, – что смену одежды ты тоже взял.

Я как раз собирался спросить, кто вообще носит сменную одежду в рюкзаке, как вдруг понял, что у меня там как раз завалялись любимые треники. Зимой в школьном спортзале дули чудовищные сквозняки, и вследствие этого учитель физры разрешил нам носить нашу собственную одежду вместо форменных шорт.

– Да, кстати, взял.

– Круто. Когда войдем, покажу тебе, где можно переодеться и помыться.

Снег горами высился по обеим сторонам тропинки. Туда-сюда сновали неровные желобки: кто-то совсем недавно чистил снег. Странно было идти по саду, которым я раньше лишь восхищался издали. Я поднялся на деревянный мостик с прибитой к нему табличкой: «Канал “У золотой рыбки”». Между прямоугольными брусьями у меня под ногами огромные золотые рыбки лениво плыли по узкому ручью.

Канал «У золотой рыбки» получил свое имя от человека безо всякого воображения.

Перейдя мост, Нзази рванул к единственному зданию на участке: двухэтажному дому в колониальном стиле. Мы подождали на мосту, пока он положил сумку на крыльцо, постучал в дверь и трусцой прибежал обратно.

– Пойдем, – дрожа, сказала Мэд и повела нас к ряду парников.

Во всем этом было что-то от «Волшебника страны Оз»: я словно ступил в портал и перенесся в причудливый мир с необъяснимым сводом правил и сворой безрассудных, диких детей без родителей (получается, это такая страна Оз с привкусом Нетландии). Хотя эти дети были, по сути, бездомными, они вели себя с каким-то достоинством, и я понимал почему. Как и страна Оз, сад был прекрасен и уютен в своей причудливости. Растения почти все стояли голые, но все равно здесь царил дух роскошного ботанического сада, словно внешность сада не могла передать его дух.

Вот что напоминал мне этот сад: старика с юным сердцем.