Тысяча осеней Якоба де Зута

– У барышни Аибагавы, – отваживается спросить Якоб, – большая семья?

– Была большая, теперь маленькая. Отец, новая жена отца, сын новой жены отца. – Короткая заминка. – Мать, братья и сестры умер от холеры. Много лет давно. Тогда много умер. Не только моя семья. Много, много горя.

– Однако ваше призвание… то есть акушерство… Это… Это искусство жизни.

Черная прядка выбилась из-под платка. Так и тянет дотронуться.

– В старые времена, – говорит барышня Аибагава, – когда еще не построить большие мосты через широкие реки, путники тонуть часто. Люди говорить: «Умер, потому что речной бог сердитый». Не говорить: «Умер, потому что большие мосты построить не умеем». Не говорить: «Люди умирать, потому что много невежество». Однажды мудрые предки наблюдать паутина, плести мосты из гибкая лоза. Или еще, видеть, как дерево упал через река, строить каменный островок посреди широкая река и соединить островок к островку. Строить такие мосты. Люди больше не тонуть в этот опасный река, много меньше люди тонуть. Мой плохой голландский понимать?

– Прекрасно понимаю, – уверяет Якоб. – Каждое слово.

– Сегодня в Японии, когда мать или ребенок умирать при родах или мать и ребенок вместе, люди говорить: «Ах, они умер, потому что боги так решить». Или: «Потому что плохая карма». Или: «Умер, потому что мало платить за о-мамори – магия из храма». Господин де Зут понимать, это как мост. На правде – много, много смерть из-за невежество. Я хотеть построить мост от невежество, – тонкая рука рисует в воздухе мост, – к знание. Это, – она с почтением поднимает вверх листок с текстом доктора Смелли, – кусочек для мост. Когда-нибудь я учить этот знание… Создать школа… Ученики учить другой ученики… И тогда, потом, в Японии много, много меньше матерей умирать из-за невежество. – Несколько мгновений она созерцает свою мечту, потом опускает глаза. – Глупый план.

– Нет-нет-нет! Более благородных устремлений и представить невозможно.

– Простите… – Она хмурится. – Что есть «благородных утомлений»?

– «Устремление». Я хотел сказать – план. Цель в жизни.

– А-а… – На ее ладонь садится белая бабочка. – Цель в жизни…

Она сдувает бабочку; та летит к свече в бронзовом подсвечнике.

Бабочка складывает и раскрывает крылышки; складывает и раскрывает.

– По-японски зовут монсиро, – говорит барышня Аибагава.

– У нас в Зеландии таких бабочек называют «капустница». Мой дядя…

– «Жизнь коротка, а путь искусства долог». – В лазарет прихрамывающей седовласой кометой врывается доктор Маринус. – «Удобный случай скоропреходящ. Опыт…» Ну что, барышня Аибагава? Продолжите наш первый гиппократовский афоризм?

– «Опыт обманчив». – Она встает и кланяется. – «Суждение трудно».

– Истинная правда!

Он жестами подзывает других учеников, смутно знакомых Якобу по встрече в пакгаузе.

– Домбуржец, знакомьтесь, мои студиозусы: господин Мурамато из Эдо…

Самый старший и унылый на вид учтиво кланяется.

– Господин Кадзиваки, его прислали из княжества Тёсю, из Хаги…

Кланяется, улыбаясь, еще один ученик, еще не переросший юношескую худобу.

– Далее, господин Яно из Осаки…

Яно разглядывает зеленые глаза Якоба.

– И наконец, господин Икэмацу, истинный сын Сацумы.

Икэмацу бодро кланяется; его лицо испещрено следами перенесенной в детстве золотухи.

– Студиозусы, Домбуржец отважно вызвался помочь нам сегодня. Поздоровайтесь с ним, пожалуйста!

От беленых стен лазарета отдается дружное:

– Здравствуйте, Домбуржец!

Якоб никак не может поверить, что отведенные ему минуты уже истекли.

Маринус держит в руках металлический цилиндрик около восьми дюймов в длину, с поршнем на одном конце и заостренным рыльцем – на другом.

– Господин Мурамото, что это?

Старообразный ученик отвечает:

– Это называется «клистир», доктор.

– Клистир. – Маринус цепко ухватывает Якоба за плечо. – Господин Кадзиваки, как применяют клистир?

– Ввести в прямую кишку, затем впрай… нет, впрас… а-а-а, нан’даттака?[11 - Как это будет? (яп.)] Впрос…

– Впрыснуть, – комически-театральным шепотом подсказывает Икэмацу.

– Впрыснуть лекарство от запор, или кишечные колики, или многий другой заболевание.

– Именно-именно. Господин Яно, в чем преимущество ректального введения лекарств по сравнению с оральным?

После того как ученики-мужчины разобрались со значением слов «ректальный» и «оральный», Яно отвечает на вопрос:

– Организм быстрее усвоить лекарство.

– Хорошо! – Маринус улыбается чуточку угрожающе. – Кто знает, что такое «дымовой клистир»?

Ученики-мужчины совещаются, не включая в свой разговор барышню Аибагаву.

Наконец Мурамото отвечает за всех:

– Мы не знать, доктор.

– Вам и неоткуда об этом узнать, господа. В Японии до сего дня не видели дымового клистира. Элатту, будьте так добры!

Входит помощник Маринуса. Он несет сшитую из кожи кишку длиной в человеческую руку, а также раскуренную трубку. Кишку вручает хозяину, и тот размахивает ею, словно ярмарочный фигляр.

– На нашем клистире, господа, вот здесь, посередине, имеется клапан, в который вставляется кожаный рукав – вот так, – и через него цилиндр наполняется дымом. Прошу вас, Элатту!

Уроженец Цейлона вдыхает табачный дым из трубки и выдыхает в кожаный рукав.