Мы оседлаем бурю

Я скрестила на груди руки и приготовилась к спору.

Что-то сильно ударилось о стенку кареты, и непрочное дерево раскололось, обнажив наконечник стрелы. Ливия закричала. Визг снаружи прозвучал эхом ее испуга, в бок кареты вломилась лошадь, а за ней и всадник. Раздался хруст. И вопль. Левантийский воин пал среди бури криков и грохота копыт. Полдюжины трупов снаружи завели свою песнь искушения, а Ливия жалобно всхлипнула.

– Что такое тут происходит? – Джонус отпихнул меня от окошка. – Кто…

Экипаж замедлил ход, а потом рванул вперед так, что мы повалились с сидений, и до наших ушей донеслись громкие проклятия кучера.

Еще больше мертвых принялись за свои песнопения.

– Кисианцы! – объявил Джонус. – Они…

Экипаж понесся под шквалом криков и градом осколков. Мы, запертые внутри, покатились с ним, и удары колотили нас, как пьяный матрос, до тех пор, пока с последним тяжелым стуком наша карета не превратилась в сумрачную и заполненную пылью могилу.

На один оглушающий миг в этом мире не осталось ничего, кроме Ливии, залитой кровью и пронзенной обломками крыши. Переломанная опора проткнула ей низ живота, но умерла она, скорее всего, от глубокого пореза, снесшего половину шеи и открывшего голую кость среди порванной плоти. И после смерти она взывала ко мне громче, чем при жизни, пела ту же надрывную песнь, что и остальные.

Лицо Джонуса забрызгало кровью, однако, судя по тому, как он дернулся, кровь была не его. При виде Ливии его вырвало, он всем весом навалился на разбитую стенку кареты, проломил ее и свалился в подлесок, усеянный обломками. Не оглядываясь, Джонус скрючился пополам, изо рта полилась рвота.

– Идиот, – прошипела я, вытягивая припрятанный на бедре нож, и еще один, из рукава.

«Не убивай его!»

– Не убью, пока не окажемся в безопасности.

Я выбралась из-под обломков и торопливо огляделась.

– Поднимайся! – велела я Джонусу, глядя дальше, поверх кареты. Одно колесо медленно продолжало вращаться, сквозь него я видела усеянную смертью дорогу. Стрелы сыпались среди дикой пляски лошадей, и, хотя врагов с алыми поясами было больше, левантийские воины дрались яростно и рубили их как снопы. Невозможно было понять, побеждает ли превосходство в силе или в числе, но в любом случае кисианцы, похоже, позаботились о доминусе Виллиусе за меня. В самом центре бури, накренившись вперед, посреди дороги стояла другая карета с мертвыми лошадьми между оглоблями.

Пора было выбираться.

Я склонилась над едва переведшим дыхание Джонусом.

– Как мне кажется, наилучший план – бежать.

– По ту сторону дороги за деревьями – лучники.

– Значит, нужно перебраться и попробовать спрятаться где-то выше по склону. Ты идешь?

Он взглянул на мои ножи и кивнул.

Одарив его мрачной улыбкой, я метнулась из-под укрытия разбитой кареты и бросилась в бой. Он обрушился на меня симфонией разрушения – грохотали копыта, вопили раненые, лязг клинков и треск разрываемой плоти заглушали вездесущую песню мертвых. На меня набросился потерявший коня кисианец, я пригнулась, уворачиваясь от удара, полоснула его по ноге сзади. Я не оглянулась на резкий вопль, чтобы посмотреть, не хромает ли за мной солдат, и с колотящимся сердцем углубилась в этот хаос. Впереди показался просвет, и я рванула туда, но сейчас же остановилась, когда путь мне перерезал большой чалый конь. Ярко-синие, горящие огнем битвы глаза молодого всадника составляли странный контраст с его алым плащом. Всадник что-то выкрикнул, я повернула назад и налетела на Джонуса. Рядом с ним свалился с седла еще один левантиец – нет, еще одна. Женщина грохнулась на дорогу, ее кости хрустнули, как и у любого мужчины.

– Эй, ты! – Ко мне прорывался лорд Иллус, а с ним рядом и доминус Лео Виллиус. Оба были вооружены, Иллус клинком, а Виллиус – булавой, похожей на жезл священника. Оба были залиты кровью. – Помогай, защищай нас.

Иллус знал, кто я.

– Нужно выбраться с дороги, – сказала я, указывая на лес. – Пробивайте путь. Я прикрою тыл.

Он согласно рявкнул в ответ и двинулся дальше, отбил удар клинка встречного кисианца, рубанул по ногам очередной лошади. Доминус Виллиус протиснулся мимо меня.

– Эй! – окликнула его я. – Держись рядом, не то получишь… да плевать, мне без разницы!

Я последовала за ним и уже собралась вонзить нож сзади в ногу кисианского солдата, но доминус Виллиус размозжил ему череп одним ударом и не оглядываясь двинулся дальше. Может, конечно, он и сидел в грязи, благословляя бедных, только это Божье дитя пробивало дорогу куда более умело, чем негнущаяся фигура лорда Иллуса впереди. А когда откуда ни возьмись появился клинок, замахнувшийся, чтобы разрубить ему глотку, доминус Виллиус показал и другой талант. Он легко уклонился, как будто предвидел удар. Танцуя, он шел через неразбериху боя, словно между струй дождя, оставаясь сухим. За его спиной и я была неуязвима.

– Быстро! – Лорд Иллус оглянулся и окликнул нас, приближаясь к краю дороги.

Доминус Виллиус промедлил, и из гущи схватки ему в затылок полетело копье. Молодой священнослужитель пригнулся, и копье с тошнотворным хрустом ломающихся ребер вонзилось в грудь лорда Иллуса. На мгновение Божье дитя застыл от потрясения, но когда к зову смерти присоединился еще один голос, я толкнула его вперед.

От обочины склон поднимался к густым зарослям с редкими скальными выступами. Доминус Виллиус полез наверх, оглянувшись, лишь когда позади крикнул что-то на своей тарабарщине левантиец. Его клич эхом распространялся среди оставшихся всадников.

– Что они…

Левантийцы отступали, но вопросы задавать было некогда. Я толкнула доминуса Виллиуса в спину.

– Лезь наверх! – приказала я, помогая ему подняться, когда он потерял равновесие среди густого подлеска. – Ну, давай!

Я спешила за ним, то бежала, то карабкалась по отвесному, оплетенному зеленью склону и прислушивалась, ожидая погони. Но за нами взбирался только отставший Джонус, продирался сквозь кусты, стараясь догнать. Он споткнулся, вскрикнул, упал, и я оглянулась, почти ничего не видя.

– Вставай!

Он поднялся на ноги и тут же завалился вперед под ударом прилетевшей непонятно откуда стрелы.

– Нет! – Это слово сорвалось с моих губ, но я его не произносила. Мои ноги скользили по склону вниз, хотя я пыталась остановиться. – Джонус! Нет!

«Уходи, идиотка! – кричала я, пытаясь вернуть контроль над собой, но меня захлестнула паника. – Он уже мертв! Беги!»

Но Она не бежала, а катилась по склону. Ее взгляд остановился на упавшем теле, словно больше ничто значения не имело. Джонус не шевелился. Не кричал. Он лежал лицом вниз в траве, по одежде расплылась кровь. Оставалась еще надежда, горячая, словно летнее солнце, но когда Она бросила меня перед ним на колени, я услышала тихий шепот, вздох смерти. Джонус тоже пел с той стороны.

– Нет, нет, нет! – Она с криком перевернула его, охватила ладонями бледное лицо. – Ты не можешь, нет…

Все вокруг внезапно опять стало четким. Отсыревшая земля под моими ногами. Отяжелевшая голова Джонуса у меня в руках. Крики. Звук тяжелых шагов.

Я выпустила из рук его голову и бросилась прочь. Лес вокруг меня кружился. Задыхаясь, чувствуя подступающую тошноту, я упала, но тащилась вперед, цепляясь за поросль папоротника. Сумрак позади взорвался криками ужаса, и я рискнула обернуться. Джонус встал, из его спины торчала стрела. Но он умер. Я же слышала его песню.

– Это невозможно, – произнес доминус Лео Виллиус, он пытался спрятаться чуть дальше вверх по холму.

Место было выбрано удачно, за краем большой скалы, но когда за нами придут кисианцы, там ему не спастись. Я должна его вытащить, оставив им труп, но никак не могла отвести взгляд от Джонуса.

– Как вы смеете пытаться меня убить! – прокричал широко раскинувший руки мертвец, возвышая голос к шатру из сплетенных веток. – Я доминус Лео Виллиус из Чилтея, почтенный служитель Единственного истинного Бога.

Позади меня сдавленно ахнул настоящий Лео Виллиус. Тело Джонуса двинулось вниз с холма, к приближающимся кисианцам.

– Бог вдохнул в меня жизнь, и ее не сможет отнять ни одна рука, лишь его, – продолжал кричать он, и еще две стрелы пробили грудь мертвеца.

От удара с близкого расстояния он на миг потерял равновесие, но тут же выпрямился.

– Что это такое? – выдохнул Лео Виллиус.

– Я не знаю, – сказала я, – но он отвлек их внимание. Мы должны идти.