13 сказок лесов и морей

Твой голос будто раздается издалека. Ты плаваешь под водой вместе с акулой. И хищница жаждет то, что ты так старательно растишь. Жаждет так сильно, что, если понадобится, она вырежет из тебя желаемое. И что-то подсказывает тебе, что стоит ей позволить сделать так, как она хочет.

– Ешь что хочешь, – говорит она тебе. – Приходи в мой сад. Когда ребенок родится, это будет девочка с золотыми волосами. Такая же, как все мы, поначалу. – Ее тонкие губы дергаются в кривой усмешке. Она наклоняет голову. – Ребенок будет здесь. Станет есть плоды моего сада. Сосать мою грудь. Деревня будет в безопасности много лет. Это все, что я могу обещать. Я запру ее в каменной башне, и да, малышка станет жить там, как в тюрьме. Ее волосы постепенно вырастут. Они будут становиться все длиннее и длиннее. Вначале покроют пол. Оплетут стены, будто корни. Подточат их и разрушат. Ее сила и моя столкнутся. Но все равно я буду любить ее, как родная мать. Стану кормить ее, как кормили меня. О малышка, приди ко мне и будь любима. Будь мне дочерью.

Она как будто человек.

– Я хотела… – Твой голос прерывается.

Она говорит тебе, что знает.

И когда придет время, она заберет твою утробу. Так нужно. У тебя есть только один шанс. И это он. Но, если ты послушаешь, то станешь богата и все болезни будут обходить твой дом стороной. В том, чтобы быть матерью ведьмы, есть и свои плюсы.

Она замолкает. Опять пристально смотрит на тебя.

– Скажи всем, что потеряла ребенка. Это будет правда. Во всяком случае, отчасти. Жена мельника снова беременна. Они не могут позволить себе еще одно дитя. Предложи им помощь. Посули деньги, молоко.

Ты сглатываешь. Вдыхаешь запах маленьких звезд-цветов. Крошечные колокольчики. Твой муж снова оживает. Он снова все слышит.

– Она заберет ребенка, – говоришь ты. – Мы вломились в ее сад. Украли растения. Ведьма заберет или ребенка, или мою жизнь.

Твой голос резок. Слова остры, будто бритва. Истерия, так это называют, у истеричных женщин утроба управляет разумом. Сводит их с ума. А когда ребенок заберет то, что у тебя внутри, только тогда ты успокоишься.

Но вернется ли хоть когда-нибудь хорошее настроение?

Ведьма кивает. Теперь ее голос звучит почти как у обычного человека.

– Да, – говорит она. – Я ведьма и не могу родить ребенка. Поэтому заберу твоего или мне придется убить твою жену.

Твой муж сглатывает.

– Все это… ради этого? – спрашивает он, указывая на растение.

На колокольчики и звезды. Calm… чего-то там. Название было длинным. Тебе не вспомнить. Ты снова голодна. Как только ведьма убрала от тебя руку, голод ворвался в твою утробу и тут же захватил твое сознание.

Ведьма пожимает плечами:

– Либо так, либо потеряешь ты обеих. – И снова улыбается. Ее зубы кажутся больше, острее. – Делай что захочешь.

Позже, сидя дома за столом, ты уминаешь зелень и коренья. Ощущаешь приятный резкий вкус. Малышка ворочается. Ты практически чувствуешь, как она растет. Вот только теперь ты ощущаешь, как от нее исходит опасность. Девочка с золотыми волосами. Крошка дрожит в твоем чреве, как головастик в ручейке. От удовольствия, ты понимаешь. Она буквально корчится от удовольствия.

Тебе это претит. Его голова на его ладонях. Тяжелая от вины, стыда. Ты думаешь о детях мельника. Они симпатичные, добрые малыши. В семье их и так уже шестнадцать. И еще один на подходе. Малыш, который будет пить твое молоко, растопит твое сердце. А пока ты видишь лишь золотые пряди волос. Два ряда острых зубов, пока спрятанных в десны существа, сидящего внутри тебя.

Глаза Господни над тобой, а в твоей утробе сияют звездочки.

Ты гладишь чудище, пока оно не заурчит.

Ты не будешь страдать…

Этот мир не создан для ласки и нежности. Он предпочитает слабость и беззащитность.

Ты росла доброй. Твое нежное сердце велело тебе выкармливать испуганных мышей, спасенных из мышеловки. Ты накладывала шины на их переломанные лапки. Пыталась помочь, но они почти всегда умирали. Но ты все равно давала им имена. Ты была ребенком без друзей. Здоровая девчонка, игравшая одна. С отчаянием ты искала в ветвях гнезда птиц, нуждаясь в ком-то подобрее людей.

Собаки иногда кусали тебя, но они всегда кидаются на людей, когда им больно. Ты была не против, снова и снова промывала раны и продолжала заботиться о них. Тебе было знакомо выражение их глаз, налитых кровью, стреляющих по углам.

Ты выросла доброй, но научилась прятать свою суть. Кусочек за кусочком. Этот мир не создан для ласки и нежности. Он предпочитает слабость и беззащитность. Принцессы в замках. Девы, ждущие идеального суженого, вооруженного тяжелым мечом. Ты выросла нежной и – рана за раной – нарастила панцирь вокруг себя. Люди – любопытные существа.

Ты нашла выводок брошенных зайчат. Забрала их домой. Твой отец свернул им шеи. Пять крошечных, безжизненно поникших тел у камина. Их освежевали и из них сварили суп. Но он убил их не ради еды. Он сказал тебе, что сделал это из милосердия. Без матери им все равно было не выжить, и он подарил им лучшую участь. Твоей собственной матери не стало больше года тому назад. А ведь ты так хотела вынянчить этих крошек, чтобы они выросли здоровыми и сильными. А теперь их хрупкие ребрышки хрустят на твоих зубах. Твой желудок болел, пока ты работала челюстями.

Мужчины не готовят. Тебе пришлось держать трупы, которые он освежевал. Без меха они были чуть меньше твоих детских ладошек. Малыши, которым нужна была забота. Ты бы справилась, заботилась бы о них с удовольствием. Коробочка, выстланная мягким одеяльцем, вчерашний хлеб, вымоченный в молоке. Каждая маленькая смерть научила тебя чему-то. Эта научила прятать. Ты разделываешь тушки. Добавляешь приправ. Варишь суп. Бульон из их маленьких косточек. Ешь его со свежеиспеченным белым хлебом. Кровь и слезы. Вкус крови и слез.

Люди вплетают доброту в свою жестокость. Соленый вкус крошечных жизней напомнил тебе об этом. Ночью ты жуешь уже черствый хлеб, запиваешь его молоком и надеешься таким образом избавиться от мыслей, что распирают твою голову. Заполнить пустоту внутри себя. В твоей душе разверзлась дыра, не просто большая – огромная. В мире не хватит хлеба, чтобы заглушить эту боль. Поле пшеницы, стадо коров не смогли бы тебя насытить. Ночью ты превращаешься в прожорливое чудовище. Ты голодна. О, как ты голодна!

За ужином ты видишь, как соус течет по бороде отца. Шкафы пусты, это ты их опустошила. Тебе приходится скрывать свой голод. Ты не в силах его остановить, но ты можешь его спрятать. Так ты становишься ведьмой. Мелкие обманы защищают тебя, тебя настоящую. Скрывают от любопытных глаз, помогают избежать вопросов.

Ты растешь вверх и вширь. Другим девочкам ты не нравишься, но в то же время нравишься все больше. Ты толстая, словно воздушный шар, а значит, им не конкурент. Твоя фигура защищает тебя от жадных ртов и любопытных глаз. Или они так думают. На самом деле нет, когда ты одна – все по-другому. Мужчины прижимаются к тебе в углах и в темных аллеях. Улыбаются тебе, проводят языком по зубам, будто ножом по наждаку. Ты видишь розовый цвет мельком, на желтом, белом и коричневом. Ты хочешь закрыть глаза, тебе это кажется опасным. Твое тело превратилось в сочный кусок мяса.

Ты всегда хотела любви. Или нежных прикосновений. Одобрения. Они чувствуют твою нужду, твою боль. Они не могут понять, как в тебе разверзлась эта пропасть, но стремятся ее заполнить. Вот только это все один большой секрет. Ты же делаешь, что тебе говорят. И ешь по ночам.

Однажды ты находишь черепашку у пруда. Она нездорова, тебе нужно ее вылечить. Ты одалживаешь книги, читаешь и готовишь лекарства. Выпускаешь ее в дикую природу, когда дело сделано. Скоро ее все равно съедят, думаешь ты. Но она умрет не под твоим присмотром. В этом весь смысл.

Небольшая толика твоей удивительной силы просыпается этой ночью. Ты печешь дюжину булочек с изюмом. Ты не будешь есть их все. Одну кладешь снаружи. Это дар богам в благодарность за все. Ты спасла жизнь. Вернее, они позволили тебе спасти жизнь. Тебе, такой, какая ты есть, делающей ошибки и пытающейся снова и снова. Лежа в кровати в ту ночь, ты смотришь на свои руки, а потом складываешь их на груди и начинаешь молиться.

Булочка лежит на мокрой от росы траве, сырая, мягкая. Ты впечатываешь ее в стену дома, будто глину.

В постели этой ночью ты размышляешь обо всех вещах, которыми ты была. И есть сейчас. Ты выбираешься из дому, чтобы накормить детеныша хищного животного. Он живет у вас за сараем. Он кусает твою руку.

Несмотря на это, ты кормишь его и гладишь по голове.

Твой отец начинает замечать отсутствие еды. Твой живот выдает тебя с головой. Он растет. Люди уже в открытую судачат о тебе, как будто ты какое-то животное или вещь. Ты превращаешься в одно из существительных. Хотя ты никогда и не чувствовала себя личностью. Особенно находясь с другими людьми в одной комнате. Под взглядом другой пары глаз ты бледнеешь и съеживаешься. Да ты просто настоящая чокнутая, хрестоматийная сумасшедшая. Ты отдираешь пленочки шелушащейся кожи. Нервно расчесываешь пальцами волосы. Такие же коричневые, как скорлупа фундука.

Той ночью на кухне появляется он. Высокий, поджарый. Похожий на зайца, но крупнее волка. Он смотрит на тебя. Ты протягиваешь руки, чтобы погладить его шерсть. Она грубая, но ей и не нужно быть шелковистой.

Перед ним стоит другая задача. Ты идешь с ним. Твоя рука лежит на его теплой спине. Он замедляет шаг. Он хочет, чтобы ты держалась рядом. Это что-то новенькое.

Вы добираетесь до границы деревни. А потом до леса, и тогда ты наконец опускаешь руку. Тебе становится страшно. В лесу происходят странные вещи. Здесь место для детей, которых не хотели. Ты часто думала о том, почему не оказалась здесь раньше. Бродила бы тут в темноте и в конце концов умерла бы с голоду. Впрочем, некоторые из брошенных детей выживают, вырастают и процветают. Они иногда возвращаются, в глазах их навечно застывает что-то дикое. Они работают помощниками на фермах, кормилицами и стражниками. А когда накопят денег, исчезают. Заяц уже в чаще леса. Ты отступаешь. Тебе здесь не место, но какое-то странное чувство принадлежности растет в тебе. Ты склоняешь голову. Видишь, как из-за стволов блестят глаза зверя.

Ты напугана. Да еще и это странное чувство, растущее внутри. Ты взволнованна так, как никогда в жизни. Тебе всегда говорили, чего тебе следует хотеть. Чего следует желать. Твое чувство очень сильно отличается от чужих. Ты убираешь дом, меняешь сено для скота. Кормишь коров и куриц. Живых существ. Одну съела лиса ночью. Ее внутренности теперь валяются в грязи. Тонкие нити кишок, причудливо переплетенные друг с другом, похожи на каллиграфию, думаешь ты. Ты кладешь свою маленькую руку на кровавое месиво. Тебе кажется, будто ты ощущаешь в них биение жизни. В тебе теперь есть что-то. Какая-то сила.

Твой отец ставит замки на шкафы в кухне. Железные ключи висят у него на поясе. Теперь тебе нужно спрашивать разрешения почти на все. Чтобы готовить. Чтобы поесть. Ты женщина, а женщинам необходима дрессировка.

Твоя мать была лишь тенью живого человека. Ты помнишь лишь маленькую темную фигурку, съежившуюся в комнате. Иногда она жаловалась, но только не тогда, когда ее сетования мог услышать муж. Она обнимала тебя и кормила вкусностями. Словно ты птенец, который отчаянным писком выпрашивает угощения. Она гладила тебя по мягким детским волосам. И ты знала, что важна для нее.

Ты помнишь разные вещи. Как она иногда сердито цокала языком. Как зашивала прорехи на твоей одежде. Иногда отец бил ее по лицу. Чтобы все видели, что у него есть сила и право. Теперь это происходит с тобой. Так заведено. Ты не возражаешь. А вот более изощренные издевательства ты ненавидишь. Ты чувствуешь себя соучастницей. Страх затыкает тебе рот, твои руки становятся мокрыми от холодного пота, твой язык опухает и еле шевелится. Ты как будто слепнешь, дергаешься, как крот, которого вытащили из норы и бросили на ярком свету. Ты не можешь найти покоя в своей душе. Зияющую пустоту надо заполнить во что бы то ни стало. Прокормить.

Твоя фигура… Сглаженная восьмерка. Ты ходишь по рынкам, мечтая, чтобы тебя потрогали. Чтобы сказали доброе слово. Ты отчаянно желаешь увидеть нежный взгляд. А еще съесть хоть немного еды. Нежность, вот что режет тебя изнутри. Раны расходятся и истекают кровью, совсем как на той курице. Они съедят тебя. Они придут за тобой туда, где ты обычно сидишь на насесте, и потребуют еще. И ты возненавидишь себя. Возненавидишь…

Во второй раз это черепаха. Широкая, круглая и плоская. Ты думаешь, что, наверное, Земля тоже похожа на плоский диск, скорлупу, скрывающую горячую и мягкую сердцевину. Ты прижимаешь руку к панцирю и решаешься зайти в ночной лес. Ты пробираешься все глубже и глубже в чащу, и тропинка наконец приводит тебя на поляну. На ней стоит небольшая каменная хижина. Примитивное жилище. Ты смотришь на нее, и она западает тебе в душу. Черепаха позволяет тебе побродить вокруг, а потом отводит назад. Она еще вернется. Твое сердце знает это наверняка.

На следующую ночь, лежа в кровати, ты чувствуешь сильный толчок, прямо под животом. Видишь, как отслаивается кусочек кожи. Ты тянешь за него с тем же упорством, с каким пытаешься застелить простыню без малейшей складки. Твоя кожа отслаивается так же легко, как со стола снимается скатерть. Ты стоишь посреди комнаты. Ты намного меньше, чем сейчас. А все вокруг такое большое. Твои глаза по бокам головы. Ты смотришь на буфет и окно одновременно. А вот камин ты не видишь, если не повернешься. Твои ноги зудят – так хочется сорваться на бег. Ты направляешься к двери. Ты бежишь. Ты бежишь