Записки стороннего наблюдателя

Бесполезно пытаться изложить это на бумаге, оно существует где-то за пределами понимания человеческого, и вряд ли в каком-то из языков изобрели для этого описания подходящие слова. Петербург можно увидеть, но важнее его почувствовать, проникнуться, надышаться им. К счастью, далеко не все способны на это, оно дается само, существует вместе с человеком изначально, будучи решительно не приобретаемым.

В очередной раз завернув не в тот двор, юноша выругался про себя, уже было решил спросить дорогу, как увидел на стене номер нужного ему дома. Сердце его бешено заколотилось в груди, дыхание стало учащенным, пар с каждым выдохом становился все гуще. Дверь в парадную была распахнута настежь, за что он поблагодарил судьбу. С самого начала своего пути больше всего он боялся, что ему попросту не откроют. Поднявшись на нужный этаж, он остановился как вкопанный у двери, не решаясь позвонить. Он знал, что в квартире сейчас празднуют, что его появление понесет за собой лишь смятение, после которого последует неизвестно что. Он тряхнул головой, словно отгоняя от себя какую-то навязчивую мысль, и позвонил.

Дверь открыла стройная девушка невысокого роста с вьющимися светлыми волосами. Глаза ее, большие, темные, выражали неподдельное счастье, которое может возникнуть только в том случае, если человек наконец сбросил свой душевный груз, тяготивший его долгое время, и получил желаемую свободу. Однако стоило ей увидеть, кому она открыла, буря эмоций смела это выражение с ее прекрасного лица, оставив на нем отпечаток боли и уныния.

– С днем Рождения, Анна.

– Что ты здесь делаешь? – сорвавшимся голосом спросила она, опустив при этом глаза.

На этот вопрос у незванного гостя не было ответа.

– Уходи, пожалуйста.

– Я не уйду.

Анна захлопнула дверь и провернула ключ дважды. Юноша предполагал такой исход, поэтому, оправившись после первого потрясения, просто сел на лестницу и закурил. В эту же секунду из двери напротив выскочила не самого приятного вида пожилая женщина и буквально вышвырнула его из парадной. Он, не долго думая, сбросил рукавом своего пальто снег с краешка скамейки, уселся и принялся ждать.

На улице уже начало темнеть, когда из парадной стали выходить знакомые юноше люди. Он закрыл лицо воротником своего пальто и отвернулся от входной двери, чтобы никто его не узнал. Когда во дворе воцарилась полная тишина, он выкурил последнюю сигарету и взглянул на небо. Оно было дивного вида в этот декабрьский вечер. За отсутствием какого-либо искусственного освещения можно было различить томный лунный блик, игравший на снегу. Размеренно падали маленькие снежинки, создавая иллюзию звездного неба. Умиротворяющая, вовсе не страшная тишина окружала молодого человека, только где-то вдалеке можно было с трудом различить звуки работавших двигателей машин. "Будь, что будет," – подумал молодой человек, встал и отряхнулся от снега, который приличным слоем уже покрыл его с ног до головы.

Позвонив в звонок, он надеялся, что ему будет предоставлена возможность хотя бы высказаться. Его сердце бешено заколотилось, тут же разлив неприятное тепло по всему телу. Защелка замка грозно цокнула, отдав эхо по всей парадной, и дверь отворилась.

– Анна, я хочу с тобой поговорить.

– Вот беда, – с насмешкой в голосе отозвалась девушка. Однако дверь не закрыла.

– Я понимаю, что извиняться мне не имеет смысла, да, наверное, такое и не подлежит прощению…

– Хоть что-то ты понимаешь, – перебила его Анна.

– Прошу, – проскулил юноша и взглянул на нее жалобными глазами.

– Входи.

За год в квартире ничего не изменилось. Все те же светлые, обшарпанные временем стены, мебель из темного дерева, даже тот же желтый чайник на плите.

– Чаю?

– Буду благодарен, – улыбнулся юноша.

Когда он вошел в кухню, увидел остатки праздничного ужина в духовке. Он вспомнил, что за весь день ничего не ел, но, понимая его нынешнее положение нежеланного гостя, говорить ничего не стал.

– Как вы отпраздновали?

– Если ты собираешься и дальше все свои реплики адресовывать моей духовке, то можешь даже не пытаться наладить со мной диалог, – рассмеялась Анна.

Что-то сильно кольнуло его в сердце. Он помнил этот смех, такой искренний, звонкий…

Анна накрыла на стол, поставив пришедшему гостю еду, а себе чай.

– Зачем ты здесь?

– Я должен говорить все сразу и прямо?

– Да, от твоей лжи я уже устала.

– Анна, я никогда тебе не лгал.

– Это с какой стороны посмотреть, – грустно вздохнула девушка.

– Я вернулся в Петербург. Надолго.

– Ты полагаешь, из этого следует…

– Да, – перебил юноша.

– Ты обидел меня. Предал всё мое искреннее чувство, все мои моральные убеждения, в которых сам же со мной был согласен. Знаешь, с чем ты меня оставил?

Он грустно покачал головой, не смея поднять на нее глаза.

– Разочарование, – Анна помолчала. – Во всем и во всех. Ты научил меня не доверять никому, во всем сомневаться, хотя я вовсе не хотела этому учиться.

– Это было моей ошибкой. Я не хотел.

– Но ты это сделал. Нет, это не измена, но прямое и неоспоримое предательство.

Анна не чувствовала ни злости, ни недоумения к этому человеку. Она ощущала лишь острую, глубокую обиду в своей душе. Она просто не понимала, за что на ее сердце была оставлена эта рана. Может, она сделала что-то не так?

– Доедай и уходи.

– И ты не переменишь своего решения?

– Нет, больше ты от меня ничего не услышишь. Исчерпано.

Исчерпано. Эта реплика Анны еще долго не давала молодому человеку спокойно спать.

Выйдя из ее дома, он отправился к себе. На улице было холодно, поднялся буран. Из-за снежных вихрей нельзя было разглядеть, куда ступала нога.

На дорогах было еще довольно много машин, люди возвращались по домам после тяжелого рабочего дня. Город впадал в своего рода ночную спячку: непроглядная темнота уже спустилась на его проспекты, снег, метавшийся из стороны в сторону предупредительными порывами, словно прогонял людей с улицы. Проходя мимо одного из каналов, пересекающих Невский проспект, юноша остановился. Он вслушивался в завывания злого ветра и, словно подхваченный его порывом, унесся в свои мысли. Из этого своеобразного транса его, замерзшего и дрожащего, вывел треск толстого льда, что раздался эхом по всему холодному, в тот миг неприветливому Петербургу.

Глава четвертая. Симфония

Холодным декабрьским вечером из парадной старого желтого дома вышел человек по фамилии Бернштайн. Его выпившие товарищи пошли себе прямо, распевая во весь голос незнакомые ему песни. Он же, абсолютно трезвый, тут же почувствовал ледяной укол слабого ветра, который, казалось, становился все сильнее. Он был фигурой незаметной, даже в кругу своих так называемых друзей, но особо не расстраивался. Сейчас это было на руку.

Тревожно оглядываясь по сторонам, он пошел прочь из этого замкнутого в неровной формы прямоугольник двора. Бернштайна начинало лихорадить. Тут он столкнулся с щупленьким юношей, торопящимся к парадной, из которой только что вывалилась орава гуляющих.

– Простите, ради Бога, – улыбнулся молодой человек и, не дождавшись ответа, нырнул в медленно закрывавшуюся дверь.

Бернштайн, уловив знакомые черты в лице этого смешного на вид человечка, задумался на мгновение, остановился. Припадок глубокого мучительного кашля вывел его из этих раздумий. Нужно торопиться.