Я выжгу в себе месть

Кислица не готовила к путешествию. Если бы не Всполох, Ягиня вообще ничего толком не поняла бы. Отчасти ведьма была благодарна наставнице за это. Не каждая девка могла понять и перенести подобное путешествие. Два десятка девиц в разное время стучались в ее ворота, и все стали частью Леса и забыли о прошлой жизни. Некоторые до сих пор завывали в глубинах чащи и блуждали бледными тенями, не зная покоя.

А сколько же учениц приняла Кислица? Оставалось только гадать. В отличие от Ягини, она сразу брала быка за рога: рассказывала о ворожбе на крови, заставляла собирать травы на убывающую луну, отлавливать зайцев и красть животину, приносить жертвы богам и духам Нави, чтобы те даровали удачу и силу.

Ягиня усмехнулась. Дочь купца наверняка рухнет на пол, когда узнает, чем ей предстоит заниматься. Одно дело – собирать травы, другое – чертить колдовские знаки, призывать пламя и пытаться вонзить лезвие ножа в чужую плоть. У Ягини получилось лишь на третий раз, когда Кислица заставила ее заколоть ворона и вырезать знак Мораны на черной земле. Кажется, на том месте до сих пор ничего не растет, кроме чертополоха. Зато Ягиня смогла пройти в Навье царство и переродиться.

От одного воспоминания пробрала дрожь. Словами не описать, каково это, когда тебя собирают по косточкам, скрепляют их живыми и мертвыми водами, заставляют кровь течь по-иному и привязывают твой дух к Лесу. То был тяжелый обряд, который длился целую вечность. Возможно, боги щадили девок, когда убивали их, не давая стать ученицами и испытать жуткую боль.

Ягиня заварила себе травяного чаю, чтобы успокоить сердце. Такое благословение было хуже смерти. Позволить Мраку забрать Василику? Нет уж, раз пришла, пусть идет до конца. Никто не заставлял ее стучать в ворота.

– Стереги ее, Всполох, – сказала ведьма. – Не подпускай к ней Черного всадника ближе, чем надо.

– Слушаюсь, – отозвался пламенный дух.

Маковый свет разливался по небу мучительно долго. Ведьма приказала Василике гулять по заднему двору до рассвета. Она сидела скучала возле старой бани и думала о том, что сруб стал совсем негодным, стоило бы поменять или поворожить. Интересно, сколько лет самой избе? С виду не дашь и десятка, а там – кто знает. Если верить слухам, то она стояла тут, еще когда Калина была совсем ребенком. А когда появилась, и вовсе никто не скажет.

– Скучаешь, девка? – выскочил Банник из-за угла. – Пошли ко мне, попаримся как следует.

– А как же анчутки? – фыркнула Василика. – Не они ли целую ночь веселятся в твоих владениях?

– Они, – кивнул дух. – Но теперь уж светает, оттого анчутки давно разбежались по округе и заснули. В бане пусто. Прикажешь растопить?

– Не хозяйка я тебе, чтобы приказывать, – покачала головой Василика. – Не надо, потом как-нибудь.

Сердце ее тосковало по веселью. Как славно прыгали духи Нави, как чудно кружились платки, как отплясывали неживые девки и молодцы, то и дело поправляя костяные маски! А запах спелых ягод? Она слышала его до сих пор. Пусть Ягиня и говорила, что служители Нави хотели напиться ее крови, но тоска по живому скреблась под ребрами. Раньше Василике казалось, что колдовская сила – самое желанное, что может быть, не зря сами князья падали ведьмам в ноги. Теперь она думала иначе. Ягиня заставляла ее толочь травы, разрешала прогуливаться лишь вокруг избы и не дальше. Ведьма под страхом жуткой смерти запретила девке заходить глубже в чащу. Василика догадывалась, что там прятались дивные чудовища. Поскорее бы Ягиня научила ее бороться с ними!

Все, что ведьма давала ей делать, было простым и понятным. Пара-тройка заговоров, и только. Василика научилась отгонять полынью и рябиной нечисть, заваривать разные настои, смешивать ягоды с сухоцветами и травить мышей, которые норовили забраться в мешок с мукой. Разве ж это было настоящим колдовством? Василика знала не больше обычной травницы или знахарки. Такие и в Радогощи водились.

– Чего грустишь, молодица? – взглянул на нее Всполох. – Сегодня с тобой глубоко в Лес пойдем. Хозяйка наказала к алатырь-камню сходить помолиться.

– Кому? – спросила Василика.

– А кому ты молишься? – отозвался дух. – Тому и молись, главное – силой от чудо-камня напитаться.

Про алатырь-камень ей рассказывали в далеком детстве. Кормилица говорила, будто чудо-камень, исписанный золотыми письменами, стоит на одиноком острове прямиком посреди океана. Костяная Ягиня посмеялась, когда узнала об этом. Алатырь-камень был верным и вечным стражем, разделявшим чащу и мир Нави. За избушкой ведьмы начиналась Грань, где резвились лешачата и злые духи, а за Гранью – огромный оберег, алатырь-камень, неведомо кем и когда поставленный. Ягиня рассказывала, будто сама Трехликая Богиня-Пряха спустилась с небес и оплела письменами огромный камень, а сам оберег наделила жуткой силой. С тех пор он сторожил Навье царство, не пускал в мир Яви. Каких только колдовских знаков на нем не было, и с помощью каждого можно было оборонить или проклясть, обернуть человека в птицу, рыбу, а то и вовсе умертвить.

А что же находилось за алатырь-камнем? Ягиня не рассказывала, но Всполох однажды проболтался, что с той стороны журчали две тонкие речушки, одна – с живой водой, другая – с мертвой. Первая действовала на духов Нави как жгучая отрава и исцеляла людей, вторая будто бы оборачивалась черными змеями, щекотала духов и разъедала человеческое тело изнутри.

Пока Василика представляла, что находится за Гранью, на небе совсем уже рассвело, а незнакомый всадник в багряных одеждах покинул ведьмин дом и уехал.

– Пойдем в дом, – сказал Всполох. – Теперь уже можно.

Василика вздохнула. Ягиня повторяла, что она еще не готова принимать подобных гостей, не окрепла, не набралась колдовской силы.

– Ручеек ты, – усмехнулась ведьма, когда девка вошла в дом. – А надо, чтоб было море.

– О чем ты? – не поняла Василика.

– О силе, – покачала головой Ягиня. – Ты, конечно, чуть сильнее обычной девки, но маловато будет. В долгий день, когда Дажьбог в разы превзойдет в силе Морану, разожжем с тобой костер. Пламя всегда питает, запомни это.

Долгий день? Наверняка речь шла о русальной неделе, когда женщины скорбели о молодости, а девки вплетали в косы ивовые ветви, жгли свечи, пускали венки по реке и пели.

Удивительно, как быстро летело время! В начале багряно-зеленого червня Василика ушла из купеческого дома. Ей казалось, что прошло всего пара седмиц, но никак не целый месяц.

– Наблюдай за луной, – посоветовал Всполох. – Так проще понимать, когда какое время.

Василика тяжело вздохнула. Ягиня дала ей мясной похлебки и наказала есть побольше, потому как дорога будет тяжелой. Девка кивнула, хоть и не ощущала особого голода. Ведьма никогда не жалела еды, повторяя, что их труд требует сытости и нет лучшего способа восполнить потерянные силы, чем мясные щи и свежий хлеб.

– Ну все. – Ягиня убрала опустевшую миску. – Домовой натаскает воды, а вы со Всполохом ступайте к алатырь-камню. Я бы тебя проводила, девка, но нельзя. Сама должна справиться, иначе лада не будет.

Василика вышла за ворота. Лешачата больше не бегали вокруг нее, не просили пахучих яств – лишь мерцали и глядели смарагдовыми очами из кустов. Кто-то куда-то крался, кто-то выл вдали, лесавки прыгали по толстым веткам и осматривались, ища добычу. Духи Нави, кажется, дремали. Не любили они высовываться днем, когда солнечные лучи пробивались сквозь густые кроны. Но Лес и без того пьянил.

Василика обошла избу и побежала, перепрыгивая через кочки. Жаль, что она не могла обернуться зверем, – так хотелось мчаться, выть, рычать, чтобы аж шерсть вздыбилась.

– Чуешь ты его, – усмехнулся Всполох. – Алатырь-камень зовет тебя.

Василика не поняла его слов, да и не хотела. Внутри разливалось неведомое тепло. Ладони заискрились, а в глазах заплясала зелень. Она чувствовала, как переговаривались деревья, как танцевали за кустарниками лешачата, как незнакомая мавка тащила мертвого путника, предвкушая пир, как журчала речка вдали, рассказывая о голодных русалках.

Василика бежала по узкой тропке, Всполох катился рядом. Вся ее душа стремилась туда, в черную глубь, где не было ни одного солнечного лучика – лишь чужие глаза светились огоньками в предвкушении жаркого пира.

– Всего один танец, – повторила Василика знакомые слова. – Всего одна пляска и одна душа.

Ее закружило по ветру. Зашумело, загудело вокруг, из ниоткуда появилась черная тень. Она почти слилась с Василикой в одно целое, как вдруг Всполох с шипением прыгнул прямиком в ураган из листьев и темноты.

– Мра-ак! – закричал дух. – Не твое время, не твоя девка! Убирррайс-с-ся!

Тень превратилась в клыкастую пасть и бросилась на Всполоха. Одурманенная Василика замерла, не зная, что делать. Пламенный дух неистово зашипел и рассеял тьму. Слуга Нави сделал круг-другой и с воем растаял. Ветер улегся. Все затихло, как будто ничего и не было.

– Что это? – прошептала ошеломленная Василика.

– Тварь, – фыркнул Всполох. – Не обращай внимания, молодица. В Навьем царстве всякого хватает.

– И как его побороть? – нахмурилась она. – Я должна знать, что делать в следующий раз.

– Побороть – никак, – грустно сказал дух. – А вот прогнать можно, не зря же хозяйка отправила меня с тобой.

Остальная часть пути прошла в тишине. Василика не бежала – ступала ровно. Клыкастая тень все еще стояла перед глазами. Стыд вгрызался в душу. Надо же, считала себя умной, а не сделала ничего! Не будь рядом Всполоха, она бы сгинула. Нет, такое никуда не годилось, и Василика пообещала себе, что после возвращения потребует, чтобы ведьма обучала ее, не жалея. Иначе как справиться с духами Нави? Что она будет делать, если Всполоха не окажется рядом? Не нравилось ей, что Костяная Ягиня щадила ее, жуть как не нравилось, особенно теперь.

Пламя в груди отплясывало и требовало выхода. Василика сама не заметила, как дикая и ранее незнакомая сила потекла по телу, словно бурный ручей, забилась в ребрах и едва-едва не взорвалась. Всполох украдкой усмехнулся: не зря ведьма отпустила девку к алатырь-камню, ой не зря.

Плен трав

Голоса сплетались в один.

– Плясать не переплясать тебе, молодица.

– Пляши!

– Пляши!