– Кто такая «она»? – неожиданно чрезвычайно взволновавшись, спросил Джейми. – Эта белая колдунья?
– Она ищет храбреца, смельчака. Одного из Маккензи – оно для него, для Маккензи. «Оно достанется им, – говорит она, – ради того, кто мертв».
– Кто эта колдунья? – снова задал вопрос Джейми.
Дункан говорил «бандруид», что означало и «колдунья», и «ведьма», и «знахарка», и «белая дама». Когда-то очень давно так называли жену Джейми Клэр – его белую даму.
Фрэзер стиснул руку Дункана. Он во что бы то ни стало стремился узнать все точно.
– Кто? – настойчиво твердил Джейми. – Кто эта колдунья?
– Колдунья, – прошептал Дункан, закрыв глаза. – Колдунья. Пожирательница душ. Смерть. Он мертв. Маккензи, он мертв.
– Кто мертв? Колум Маккензи?
– Все они. Все мертвы. Все мертвы! – вскричал умирающий и с силой сжал руку Джейми Фрэзера. – Колум, и Дугал, и Элен.
Внезапно он поднял веки и посмотрел прямо на Джейми. Из-за расширенных из-за лихорадки зрачков казалось, что глаза затягивают в себя, словно черный водоворот.
– Говорят, – неожиданно внятно сказал он, – что Элен Маккензи оставила братьев и дом и отправилась к морю, чтобы обвенчаться с силки. Она их слышала, понял?
Дункан сонно улыбнулся, и в темном омуте глаз мелькнуло неясное воспоминание.
– Она услышала, как оттуда со скал ее зовут тюлени, один, два, три, и отправилась к морю, подошла к воде и спустилась на дно, чтобы жить с тюленями. А? Правда же?
– Говорят такое, – сказал Джейми.
Во рту неожиданно пересохло. Элен звали его мать, и именно так о ней рассказывали, когда она сбежала из дома с Брайаном Дью Фрэзером, у которого были черные и блестящие, как шкура тюленя, волосы. Тем человеком, в честь которого его назвали Макдью, сыном Черного Брайана.
Рядом с ним, по другую сторону кровати, стоял, нахмурившись, майор Грей и следил за лицом Дункана. Конечно, англичанин не понимал по-гэльски, но Джейми не сомневался, что слово «золото» Грей опознает на любом языке. Он перехватил взгляд майора и, кивнув, вновь склонился над умирающим.
– Золото, братец, – произнес он по-французски, таким громким голосом, чтобы Грею было хорошо слышно. – Где золото?
При этом Джейми стиснул руку больного изо всех сил, искренне надеясь, что тот понял выраженное таким образом предостережение.
Дункан с закрытыми глазами стал встревоженно мотать головой на подушке. Потом что-то пробормотал, но так тихо, что невозможно было ничего разобрать.
– Что он сказал? – отрывисто поинтересовался майор.
– Не знаю. – Джейми погладил руку Дункана, попытавшись вывести его из забытья. – Поговори со мной, братец, расскажи еще разок.
В ответ раздалось лишь бессвязное бормотание. Дункан завел глаза, и теперь из-под набрякших век блестели лишь белки. Майор в нетерпении наклонился, схватил умирающего за плечо и тряхнул.
– Очнись! – крикнул Грей. – Поговори с нами!
И тут же Дункан Керр широко раскрыл глаза и, не обращая внимания на собравшихся рядом с ним людей, уставился в потолок, словно прозревая за ним нечто, недоступное никому другому.
– Она тебе скажет, – сказал он по-гэльски. – Она за тобой придет.
На мгновение он вернулся разумом на постоялый двор, в комнату, где он лежал, и уставился на склонившихся над ним людей.
– За вами обоими, – внятно сказал Дункан.
После чего он закрыл глаза и так и не сказал ни единого слова, так и не выпустив, впрочем, руку Джейми. Через несколько минут рука Дункана Керра обмякла и соскользнула на простыню. Все было кончено: тот, кто владел тайной «французского золота», скончался.
Итак, Джейми Фрэзер не нарушил клятвы – ни слова, что дал английскому майору, ни долга перед соотечественниками. Он поведал майору Грею слова Дункана, от которых англичанину, конечно же, не было никакой пользы. И как только выдалась возможность бежать, он не преминул ею воспользоваться – ринулся на вересковую пустошь, затем к морю, где, как мог, употребил в дело полученное от Дункана Керра знание. Нынче ему предстояло заплатить по счетам – чем бы это ни грозило.
За дверью раздался топот шагов, кто-то шел по коридору. Джейми еще сильнее обхватил руками колени, стараясь унять дрожь. Так или иначе, скоро это кончится.
– …Молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.
Открылась дверь; он зажмурился от луча света, ворвавшегося в кладовую. В коридоре царила тьма, однако прибывший охранник держал над головой фонарь.
– Вставай.
Нагнувшись над Джейми, страж рывком его поднял, вызвав резкую боль в затекших руках и ногах. Затем толкнул запнувшегося узника к двери.
– Тебя требуют наверх.
– Наверх? Куда?
Он и вправду растерялся: какая кузница может быть наверху? И кто будет устраивать показательную порку среди ночи?
На багровом в свете фонаря лице охранника появилась злорадная усмешка.
– В покои майора, куда же еще, да помилует тебя Господь, Макдью.
– Нет, сэр, я не скажу вам, где был.
Он старался говорить твердо и не слишком стучать зубами. Тем более что оказался не в кабинете Грея, а в его приватной гостиной.
Камин был разожжен, но майор почему-то встал так, что загораживал собой исходившее от огня тепло.
– И не скажете, почему бежали?
Грей говорил сухо и формально.
Джейми сосредоточился. Трехсвечный канделябр, стоявший на каминной полке, направлял свет прямо на него, отчего он видел вместо майора лишь темный силуэт.
– Это мое личное дело, – сообщил Фрэзер.
– Личное дело? – словно не веря своим ушам, переспросил Грей. – Вы сказали, что это ваше личное дело?
– Именно так.
Начальник тюрьмы шумно втянул носом воздух.
– Это, пожалуй, самое возмутительное из всего, что я в жизни слышал!