Огненный крест

Треклятое письмо было надежно спрятано в седельной сумке. Скоро ему придется выполнять чужие приказы, однако сегодня можно притвориться, что ничего не случилось. Последняя мирная ночь в объятиях жены и в кругу родных.

Еще одна тень на фоне костра. Еще один окрик часового, еще один шаг в ворота предательства.

– А они? Они поступают правильно? – Она склонила голову в сторону шатра. – Те, кто доносит на своих знакомых?

– Нет, – сказал Джейми спустя мгновение. – Они тоже не правы.

Толпа правила бал, но за ее бесчинства приходилось платить каждому по отдельности. И цена была высока: разрушенное доверие, сосед, обратившийся против соседа, и страх петли – удушающий, тесный, не оставляющий места милосердию и прощению.

Дождь разошелся не на шутку. Капли громко забарабанили по навесу, и воздух задрожал от потоков воды. Началась зимняя буря без грома и молний. Горы, маячившие над головой, оставались невидимы.

Он прижал Клэр к себе, положив ладонь на ее живот. Она едва заметно вздохнула и устроилась поудобнее; круглый зад аккуратно лег прямо меж его бедер, словно орех в скорлупу. Жена расслабилась, и Джейми снова испытал странное чувство единения плоти.

Поначалу такое случалось, только когда он брал ее. Потом это ощущение стало приходить все раньше и раньше. Первое же прикосновение Клэр становилось для Джейми приглашением и наградой; она неизбежно сдавалась на его милость, а он принимал этот дар. Порой, испугавшись, Джейми осознанно отказывал себе в близости – просто чтобы убедиться, что все еще может это сделать. Страсть была коварна, как ярость толпы, и отнимала разум.

Но теперь он отбросил сомнения. Ведь в Библии говорилось: «И будут два одною плотью; что Бог сочетал, того человек да не разлучит». Однажды Джейми уже пережил такую разлуку; второе расставание его просто убило бы.

Часовые поставили над костром навес, укрывая его от дождя, но капли все равно иногда попадали в огонь. Языки пламени то и дело начинали шипеть и метаться, бросая отблески на парусину.

Джейми не боялся умереть рядом со своей женой – даже в огне войны. Он боялся, что ему придется без нее жить.

Ветер переменился, и от крохотного шатра, где спали молодожены, донесся тихий смех. Джейми улыбнулся себе под нос. Надо надеяться, что его дочь, как и он сам, обретет в браке истинное счастье. Пока что все шло хорошо. Лицо Роджера озарялось любовью всякий раз, когда он смотрел на Бри.

– Что ты собираешься делать? – тихо спросила Клэр. Дождь почти заглушил ее слова.

– То, что должен.

Другого ответа у него не было.

Весь мир сжался до границ Фрейзер-Риджа. С Шотландией покончено, Колониям тоже недолго осталось; смутные и далекие картины будущего складывались перед ним по рассказам Бри. А женщина, лежавшая у него в объятиях, его дети и внуки, слуги и арендаторы – они были настоящими. Господь дал ему их, чтобы беречь и защищать.

Гора высилась, темная и молчаливая, но Джейми знал, что семья спит рядом, вверяя себя под его покровительство. Если Господь позволил ему заслужить такое доверие, значит, Он даст Джейми сил, чтобы его сохранить.

От привычного соприкосновения тел Джейми охватило возбуждение; приподнявшийся член оказался зажат в складках одежды. Он хотел Клэр, хотел уже давно и отмахивался от этого желания в суете Сбора. Должно быть, глухая боль в паху стала эхом боли, охватившей ее чрево.

Иногда, если взаимное нетерпение было слишком велико, Джейми брал жену прямо во время месячных – и каждый раз эта близость казалась ему грязной, тревожной и волнующей, а удовольствие смешивалось со стыдом. Мысли пришли не ко времени и не к месту, и Джейми отвернулся от Клэр, не желая ее тревожить.

Однако чувство, разгоравшееся в его чреслах, не было похоже на похоть или на всепоглощающее желание быть рядом. Он хотел накрыть Клэр своим телом, завладеть ею – ибо тогда он мог притвориться, будто она в безопасности. Укрыв Клэр собой, он мог защитить ее. Бессмысленный, глупый порыв, но Джейми ничего не мог с ним поделать.

Он невольно напрягся, и Клэр завозилась, протянула руку вперед. Ладонь коснулась его бедра, остановилась на мгновение, а потом сонно поползла вверх.

Джейми прижался губами к ее уху и, не задумываясь, пробормотал:

– Пока я жив, с тобой ничего не случится, a nighean donn. Ничего.

– Я знаю. – Постепенно она снова расслабилась, задышала глубже и спокойнее. Только мягкий живот вздымался у него под рукой.

Походный костер давно погас под ливнем, а Джейми по-прежнему лежал без сна.

Часть 2

Призывая вождя

Глава 18

Нет ничего лучше дома

Гидеон в змеином броске вытянул шею, норовя куснуть всадника впереди.

– Стоять! – вовремя осадил Джейми коня. – Вот поганец!

Джорди Чишолм удивленно обернулся, не подозревая о грозившей ему участи. Джейми со смущенной улыбкой приподнял фетровую шляпу.

Пробираясь вдоль медленно ползущего каравана, приходилось то и дело пинать Гидеона по ребрам, чтобы конь не кусался, не лягался и не топтал шмыгающих под копытами детей. За неделю в дороге Джейми хорошо изучил скверный нрав жеребца. Брианну и Марсали, ехавших в середине колонны, он обогнал неторопливой рысью, а затем набрал скорость, и мимо Клэр и Роджера в голове каравана пролетел, едва успев махнуть в знак приветствия шляпой.

– А Mhic dhiobhail![24 - Сын дьявола (гэльск.).] – Джейми пригнулся к лошадиной шее. – Что-то больно ты резвый, приятель. Давно плетью не получал?

Он взял левее и направил коня вниз по склону, топча сухую траву и с треском ломая голые ветки кизила. Надо бы погонять сукина сына, выбить из него дурь, вот только на двадцать миль вокруг ровного места не найти.

Джейми перехватил вожжи, прищелкнул языком, врезал каблуками по бокам коня, и тот пушечным ядром полетел по заросшему склону.

Гидеон был откормленным и быстрым жеребцом, поэтому Джейми его и купил. А еще он был упрямым и злобным, потому стоил совсем недорого. Хотя все равно больше, чем Джейми мог себе позволить.

Когда они перебрались через ручей, перепрыгнули упавшее бревно и стали карабкаться по почти отвесному склону сквозь заросли дуба и хурмы, Джейми усомнился, таким ли мудрым было то решение. Это оказалась последняя его связная мысль, потому что Гидеон вдруг встал на дыбы, резко свернул и помчался вниз, распугивая перепелов.

Через полчаса бешеной скачки Гидеон стал если не сговорчивее, то хотя бы чуточку покорнее. Джейми промок до пояса, разодрал в царапины кожу, набил синяки и пыхтел едва ли не громче коня. И все же держался в седле и не выпускал поводья.

Развернув жеребца в сторону заходящего солнца, он прищелкнул язы ком.

– Давай. Двигай к дому.

Хоть он гонял Гидеона довольно долго, вряд ли они забрались далеко. Вскоре Джейми увидел знакомую гряду.

Он направил коня по хребту, выискивая безопасный спуск. До каравана отсюда было рукой подать, но прокладывать путь сквозь заросли тополей, каштанов и елей нелегко, а Джейми спешил присоединиться к своим людям прежде, чем они достигнут Риджа. Не то чтобы он не доверял Клэр или Маккензи, просто ему хотелось самому возглавить отряд при возвращении домой.

– Господи, да ты никак возомнил себя Моисеем, – пробормотал он и в притворном смятении покачал головой.

Жеребец был весь в мыле, и когда деревья расступились, Джейми чуть ослабил поводья, давая ему передохнуть. И все же он по-прежнему держался настороже: вдруг скотине придет в голову выкинуть очередной фортель.

С запада дул ветер. Джейми поднял голову, наслаждаясь его холодящей лаской на разгоряченном лице. Во все стороны тянулись коричнево-зеленые холмы, в низинах клубился туман. При виде этой картины на Джейми снизошел покой, и он вздохнул.

Гидеон тоже успокоился. Джейми неспешно опустил руки на шею коня, но тот даже не дрогнул. Ага, вот оно – то самое Место.

Место, которое нельзя описать, его можно лишь увидеть собственными глазами. Кто-то говорит, оно святое, хотя церковь и религия здесь совершенно ни при чем. Это просто то самое Место, которое предназначено именно тебе, вот и все. Джейми отпустил вожжи: даже самый сварливый конь не будет показывать здесь норов.

Жеребец замер, только темная кожа парила на холоде. Им стоило бы поторопиться, но Джейми был рад перевести дух. Его вымотала не битва с Гидеоном, нет, – тяжелое внимание людей.

Он с раннего детства был окружен другими и научился отгораживаться от них, находить уединение в мыслях. А еще, рожденный горцем, быстро осознал целительную силу подобных мест.