Казалось, инкубу ничего не стоит удерживать её вес, едва ли демон даже ощущал его. Мишель чувствовала себя настолько уставшей, что и не подумала сопротивляться. Под мерное покачивание шагов она ощутила, как проваливается в бездонную пропасть. И это было чудесно!
– Так почему не сказала обо мне этому следователю, который занимает свою поганую должность последний день? – голос инкуба вырвал из забытья.
– Думала, ты настоишь, чтобы внести изменения в наш контракт, – сонно пробормотала она. – Ну, что я обязана тебе свободой и за это должна, как ты выражаешься, отблагодарить.
Возникла пауза. Мишель даже показалось, что уязвленная.
– Детка, ты какого мнения обо мне? – после паузы сердито пробормотал инкуб.
– Самого лучшего, – заверила Мишель, а когда кожей ощутила его самодовольную улыбку, коварно добавила: – С конца.
В следующий раз Мишель вынырнула из забытья, когда ее бережно усадили на сиденье химеры.
– Ты проводишь меня? – пробормотала она, радуясь, что демон откинул спинку. – До общежития?
– Ни о каком общежитии и речи не идет, – ответили ей. – Похоже, единственный способ быть уверенным, что ты не вляпалась в очередное дерьмо, проконтролировать это самому. Так что мы едем ко мне.
– К тебе? – встрепенулась Мишель.
Инкуб понял ее по-своему.
– Да не трепыхайся, крошка. Будешь хорошей девочкой и не вступишь в новую кучу хотя бы часов шесть – и вернешься в своё общежитие, в котором тебе мёдом намазано. И не дрожи, мы же не в особняк моих родителей едем. В Вилскувере у меня есть чудесная холостяцкая квартира.
Для компаньонок и конкубин, то есть для девок, для таких, как она, подумала Мишель, отключаясь.
Глава 5
Мишель лежала на белом бархатном песке у самой кромки воды. На боку, подложив под щёку кулак и подтянув колени к животу. Несмотря на то, что глаза были закрыты, она знала, что вода в море, или даже океане, на берегу которого она лежит, синяя-синяя, почти фиолетовая. А еще ласковая и тёплая, почти горячая…
Подул легкий ветерок, сдувая прядь волос со лба и Мишель инстинктивно поёжилась.
А потом принялась закапываться в тёплый песок. Конечно, она понимала, что идея закопаться в песок так себе, куда практичнее встать и поискать покрывало или полотенце (не пришла же она на пляж с пустыми руками), но сон на то и сон, чтобы не замечать в нем нелепостей. Поэтому Мишель потянула тёплую песчаную кромку на плечо и, когда та поддалась, укутывая её с ног до головы, тихонько замурлыкала от удовольствия.
Но в следующий миг коварный песок, так уютно укрывавший её, осыпался, вызывая волну мурашек по телу.
А затем море вышло из берегов.
Оно оказалось таким, как и ожидала Мишель – тёплым, приятно обжигающим, очень ласковым. Оно баюкало, укачивая на нежных и сильных волнах и пробуждало одновременно. Предугадывало скрытые, тайные и очень постыдные желания её тела. Оглаживало, сжимало, скользило по коже то медленно, то порывисто… От настойчивых прикосновений его волн начала ныть грудь, соски съёжились, став невероятно чувствительными, а внизу живота стал наливаться тугой комок чего-то сладкого и пульсирующего. Он содрогался, словно кто-то извне дергал его за ниточку, как клубок, который вот-вот развернётся и это должно принести за собой что-то невероятное… какой-то немыслимый взрыв наслаждения…
Время от времени вода касалась губ, и тогда Мишель приоткрывала их, потому что хотелось, чтобы эти прикосновения были сильнее, ощутимее. Она ожидала ощутить солёный вкус, но когда юркий ручеек ворвался в её рот, язык ощутил горячую свежесть, с хмельными нотками мяты и кофейного пудинга.
Мишель принялась играть языком с этим настойчивым ручейком, который по-хозяйски исследовал её рот, и от их соприкосновения жар внизу живота усилился, стал опьяняющим и каким-то лихорадочным, принялся истово пульсировать, раздразнивая, уводя за собой на какую-то недостижимую вершину.
С каждым мгновением прикосновения волн становились всё более настойчивыми и бесстыдными. Откуда-то пришло понимание, что Мишель ничего так не желала, как подчиняться им, следовать за наслаждением, которое они дарили.
Повинуясь прикосновению очередной волны, она перевернулась на спину и завела руки за голову. Когда тот же самый горячий ручеек, что обследовал её рот, накрыл сперва один, а потом другой сосок, она выгнулась, и, закусив губу, застонала от удовольствия.
Мир за подрагивающими закрытыми веками был пунцово-коралловый, пульсирующий в едином ритме со сладкими спазмами внутри.
Когда влажная горячая дорожка пролегла по животу, спускаясь всё ниже, ноги как-то сами собой распахнулись навстречу, бесстыдно подставляя накатывающим волнам самое интимное, самое сокровенное.
Когда что-то влажное и горячее коснулось там, где собралась в этот миг вся её суть, Мишель застонала в голос и попыталась ещё шире развести бедра.
Она опустила руки, запустила их прямо в бирюзовые потоки воды, которые оказались на ощупь шелковистыми, словно волосы.
Балансируя на грани упоительной бездны, трепещущая, взволнованная, Мишель покачивалась на ласково-кипучих волнах, плыла сквозь упоительную негу, стремилась к неведомой, но от этого ещё более желанной вершине.
– А-а-х, – вырывалось у нее время от времени, – а-а-а-а-х!
Танец чего-то влажного и горячего внизу был волшебным и очень чувственным. Дразнящие прикосновения к невероятно чувствительному местечку становились какими-то иступленными, хмельными. Столь необходимые сейчас, до невозможного пылкие и страстные, они стирали границы с миром, сминали условности, подводили к вершине удовольствия и бесстыдства.
Повинуясь этим прикосновениям, Мишель ощущала, как сама расширяется, растекается, смешиваясь с волнами океана, взрывается сверхновой звездой, дарит жизнь мириадам галактик…
Когда яркое, ни с чем не сравнимое удовольствие превысило грани возможного, Мишель исчезла. Совсем. Ее просто не стало! Нигде, ни в одном из миров!
А когда снова появилась, глаза открылись сами собой.
Потолок с встроенными хромированными лампами, серые муаровые обои на стенах…
Мишель вздрогнула от остаточных сладких спазмов и недоумённо уставилась на мужскую руку, лежащую у неё на груди. Понемногу осознавая реальность, она повернула голову и встретилась взглядом с инкубом. Вид у демона был до того довольный, что Мишель покраснела.
Твёрдые горячие губы приникли к её виску.
– Я нашел тебя, сладенькая, – прошептал инкуб. – Наконец-то я тебя нашел.
Что-то в этих словах резануло. Мишель, опьяненная близостью его тела, не поняла, что именно.
Чувства Мишель каким-то нелепым образом раздвоились: с одной стороны, ей должно быть невыносимо стыдно, с другой… ей было так хорошо, как никогда, кажется, не было.
Она попыталась понять, вспомнить, каким образом оказалась в постели инкуба. Причём полностью обнаженная…
Последним ярким воспоминанием Мишель было то, как Эрам посадил её в свой мобиль. Затем… кажется, достал из него снова, подхватив на руки.
Потом… о Богиня! Он раздевал ее, а она… почти не пыталась сопротивляться…
– Нет-нет, конфетка Мими, от тебя за версту несёт фуриями. И слушать ничего не желаю, всю твою одежду, вплоть до этих игривых бабулиных трусиков ждёт утилизатор… не надо так волноваться, утром тебе доставят всё необходимое, чтобы ты спокойно чесала на свои занятия… А теперь тебя надо помыть, лакомая…
Кажется, её мыли, касаясь во всех местах, долго и нежно, периодически покрывая поцелуями мокрую кожу, затем, завернув во что-то мягкое и уютное отнесли в спальню… Вроде бы Эрам укутал её, а сам удалился, поцеловав в лоб, и она, чувствуя себя в полной безопасности, наконец провалилась в сон, который больше не прерывали…
И вот теперь… проснуться в объятиях демона… Бесстыдной, разгоряченной от пережитого удовольствия, обнажённой… Все же её следует считать распутницей…
Размышления, впрочем, как и лёгкие ласковые поглаживания прервал звук, больше всего напомнивший Мишель рычание дикого зверя.
Сжавшись в объятиях инкуба, она всё же приподняла голову и ахнула.
На пороге комнаты стоял Эрам де Вуд.
***