– Я вернулся, сладкая Рахаат. Вернулся героем, как и обещал, и как того хотел твой отец. Ты помнишь обещание отца, Рахаат?
– Помню, – едва слышно ответили мои губы.
– Теперь тсар выслушает меня, ибо будет говорить с достойным. Но прежде, чем говорить с тсаром, я хотел говорить с тобой.
Мои колени подкосились от того, как он это сказал, а сознание затуманилось. Словно со стороны услышала я свой вопрос:
– Почему? Почему прежде со мной?
– Потому что хочу знать, имею ли я право вести тебя на красный алтарь? Потому что, если твое сердце занято, я не посмею просить об этой чести.
«Мое сердце занято! Тобой!» – чуть было не выпалила я в традициях малышки Лалы, но вовремя сдержалась. Вместо этого я произнесла срывающимся от волнения голосом:
– Мое сердце свободно… Арон.
Тэн обернулся так быстро, что я вжалась в стену. Глаза засветилось изнутри, словно внутрь попал солнечный свет. Взгляд прошелся по мне жадно и так нежно, что губы сами собой распахнулись, а из груди вырвалось потяжелевшее дыхание.
Меня сгребли в охапку и привлекли к себе с такой скоростью, что я едва ли успела понять, что произошло.
Ноющая грудь оказалась прижатой к твердой, как камень, горячей плоти, а к моему лицу приблизилось лицо воина.
Если на расстоянии я могла скользить взглядом по его чертам, подмечая их правильность и притягательность, то сейчас все расплылось единой пеленой, которая накрыла ощущением чего-то огромного и великолепного.
Колени ослабли и подогнулись, я испуганно пискнула, а Арон со стоном припал к моим губам.
Стоило мне ощутить их твердость и тепло, как огненная волна прокатилась по телу, заставив губы приоткрыться. Нежнейшее прикосновение, пронзившее тело, превратилось в яростное подчинение воли и разума. Горячий, словно само пламя, поцелуй, безжалостно сминал губы, а когда в рот ворвался чужой язык, я застонала в голос от удовольствия, граничащего с болью.
Твердые пальцы смяли кожу на плечах, скользнули ниже, по рукам, и оказались на бедрах.
Не понимая, что делаю, я прильнула к воину ближе, и сквозь тонкую ткань энтари ощутила его горячую пульсацию.
Рука воина задрала энтари и скользнула внутрь шальвар. Горячая ладонь обожгла обнаженную кожу бедра. Пальцы воина сжались, придвигая меня ближе, и скользнули в самому сокровенному, начинавшему слабо пульсировать.
– Рахаат, – выдохнул над ухом воин и от его хриплого от страсти голоса закружилась голова. – Рахаат, как долго я ждал этого…
Палец воина слегка окунулся во влагу и тэн застонал в голос.
В следующий миг я с силой оттолкнула его, уперевшись ладонями в грудь.
Арон отступил, но смотрел на меня так, что казалось, еще секунда – и я закричу.
Меня останавливала мысль, что последствия для Арона могут оказаться ужасными. Гости и хозяева редко нарушают законы гостеприимства, но когда случается, это страшно. Я подумала, что первые же свидетели поймут намерения намерения по отношению ко мне, и Арона могут причислить к отверженным. К насильникам.
К счастью, потемневшим от страсти глазам тэна вернулось осмысленное выражение, и с глухим рычанием он отступил к противоположной стене беседки.
– Прости, пери, – сказал он глухо, словно сам не верил, что это возможно. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Я опустила руку на грудь, стремясь быстрее привести дыхание придет в норму, и слабым голосом ответила:
– Мне не за что тебя прощать, Арон, но больше не надо… Так. Это нехорошо.
Волны обострившегося после Слияния сестры желания прокатывались по телу, отчего колени совсем ослабли и пришлось облокотиться о стену.
С виноватым видом Арон склонил голову и золотистые рога сверкнули в темноте полумесяцем.
– Я слишком спешу, любимая. Но, несравненная моя, тебе не стоит бояться меня. Никогда не стоит, – хрипло проговорил он.
– Я не боюсь, – заверила я его, поправляя дрожащими пальцами энтари на груди.
– Ты – пери, и ты – принцесса, – сказал он. – И я буду обращаться с тобой, как с принцессой. Верь мне, Рахаат. Я смогу сдержать свою страсть.
– Я верю тебе и прощаю тебя, – глядя в его глаза, сказала я. – Я невинна, но даже я знаю, что сила моего желания такова, что ты не в силах противиться моему… запаху.
Арон промолчал.
Тишина длилась какое-то время, прежде, чем тэн заговорил снова. На этот раз взгляд его был ясен, и лишь расширившиеся от страсти зрачки говорили о железной воле воина, позволяющей тэну взять верх над своей природой.
– Моя спешка объясняется не только запахом твоего желания, – наконец, хрипло проговорил воин. – Я готов к страсти, Рахаат. Но я привез из нижнего мира тревожные известия. Они могут перевернуть привычный уклад жизни пери и тэнов, поставить под угрозу нашу безмятежность.
– Новости с нижней земли? – изумилась я. – Но как новости нижних могут поколебать Вершину мира?
Прежде, чем ответить, воин пожевал губами, словно взвешивал все за и против, перед тем, как посвятить меня. Наконец, он принял решение и заговорил.
– Из достоверного источника я получил известие, что готовится вторжение. Подобно тому, что случилось накануне Тысячелетней войны. Темные силы ждут, чтобы ворваться в мир и уничтожить его. Обратить жизнь в скорбь и крики невинных жертв.
– Но ведь Тысячелетняя война давно позади, – прошептала я едва слышно. – И длилась она тысячу лет только…
– Только благодаря тэнгериям, – закончил за меня Арон. – Благодаря силе ярости нашего народа. Демонической ярости.
– Но с тех пор, – пролепетала я. – С тех пор мы получили Прощение. Прощение Матери! Прощение богов и людей! Нам дарована вторая сущность! Тэны не пойдут на поводу у сил зла, они подвластны лишь сонму богов! А пери…
Я замолчала, чувствуя, как грудь вздымается от волнения, а к разуму подступает паника. Я хорошо знала, что творили предки во время Тысячелетней войны. От нас никогда не скрывалась история, а, чтобы не повторять былые ошибки, ее кровавые подробности никогда не приукрашивались. Каждая мелочь, каждая деталь – все есть в священных Книгах Скорби, обучать которым начинают с самого юного возраста.
Каждой пери, каждому тэну противно насилие на инстинктивном уровне.
И если наши воины, повинуясь приказам сильнейших, становятся прославленными героями прежде, чем взять жен, то это лишь для того, чтобы защищать свою семью и свой народ. Мы свято чтим законы богов и, особенно, заветы Матери.
Что касается пери, то нас с самого раннего детства воспитывают в нежности, в любви и чувственности, обучают изящным искусствам и науке дарить наслаждение. В этом наша защита: становясь зависимыми от священного семени господина, мы, как никто умеем получить то, что для нас – жизнь. Жизнь в прямом смысле. Что такое сражения, злость и жестокость, которые встречаются на нижней земле, мы знаем лишь понаслышке и слишком нежны, чтобы спуститься с Вершины мира и встретиться с ней лицом к лицу.
Но Арон, великолепный светловолосый тэн говорил страшные вещи. Страшные тем, что я чувствовала – он говорит правду.
– Ты права, несравненная Рахаат, – тихо сказал Арон, врываясь в мои смятенные мысли. – Тэны не пойдут на поводу зла, а пери, даже те, кто помнит Тысячелетнюю войну и заключение в бездне, смогут противиться своей демонической сущности, взывая к милости Матери.
– Хрустальная защита Бхукти-Джар, – пролепетала я. – Всего лишь пять лет назад отец настоял, чтобы Бхукти-Джар окутала паутина хрустальных коридоров, построенных из Слез богини. Он не скрывал, что слезы богини помогут пери противостоять злу даже в случае великой нужды. И вот этот день настал. Как отец оказался прав!
– Великого тсара не зря прозвали Мудрым, – почтительно сказал Арон, склоняя голову. – В Бхукти-Джар пери в безопасности. По вашему примеру остальные Джары принялись спешно возводить над своими землями хрустальные паутины. В некоторых строительство только начинается, в иных кипит полным ходом, а где-то подходит к концу.
– Значит, несмотря на тревожные новости о грядущем вторжением, здесь, на Вершине мира, мы в безопасности, – прошептала я и осеклась, увидев, как омрачились глаза Арона.