Тайнопись видений

Он неловко похлопал порченого по спине, и тот завыл еще громче. Он никогда никому не жаловался и не плакал перед другими. Только Элиас увидел всамделишного Астре – слишком сильного и слишком слабого, злого на весь мир и убитого печалью, задетого нелепыми загадками и ревущего взахлеб. Калека впервые понял, как это приятно, когда можно проявлять то, что чувствуешь, и не прятаться. Против Элиаса у него не было скорлупы, и Астре кольнула совесть за гадкую мысль: «Не хочу больше притворяться. Не хочу быть главным в семье. Не хочу занимать место Иремила».

И тут раздалась песня:

А я ночью не усну,
Как сова ушастая.
Отыщу себе сосну
И в дупле пошастаю.
Я внутри найду свирель,
Как у деда Бахая.
И заливистую трель
Я тебе забахаю.

Астре сглотнул слезы и рассмеялся.

– Это худшая песня за всю мою жизнь!

– Не ценишь ты людские таланты, – обиделся Элиас. – Это я еще в детстве сочинил. Знаешь, как всем нравилось? А дед Бахай у нас в деревне правда был, и свирель у него имелась.

– А что это?

– Да обычная деревяшка с дырками. Название шибко умное, а так дудка и есть дудка. Но он такой был важный тип, как будто его сам Валаарий к себе придворным музыкантом звал. Купил эту свирель у какого-то прохиндея и всем хвалился, что у него-де инструмент соахский, а сам так играл, что куры кругом дохли. Погоди, это еще не конец, там дальше веселее будет.

– Нет, спасибо, мне уже лучше. – Астре немного помолчал, чувствуя, как на сердце опять тяжелеет. – Надеюсь, у меня получится тебя чему-нибудь научить…

Вот бы целиком сорвать притворство, как полосы сгнивших бинтов, и обнажить все язвы, но нельзя. Если Элиас разочаруется, то не поможет добраться до Сиины. Как же мерзко во всем искать выгоду. Как мерзко…

– Слушай. Скажи честно, – начал Элиас изменившимся голосом, и у Астре похолодело в груди. – Ты же не тот, за кого я тебя принимаю, да? Ты не великий прималь или кто-то вроде того? Ты как будто что-то прячешь. Как будто сам себе язык прикусываешь. Я, конечно, парень простой, но людей хорошо чувствую. Ничего не выйдет, да? Я не стану таким, как ты? У меня таланта не хватает? Только скажи честно. Как есть скажи.

И Астре не смог соврать. Совесть слишком истерзала его. Надо было пробормотать, что все получится, но Цель твердила свое.

– Ты прав. Ничего не выйдет, – сипло выдохнул Астре.

В этих словах обитали пустота Хассишан, страх одиночества, мертвая Сиина.

– Вот, значит, как, – с расстановкой сказал Элиас. – Выходит, ты соврал. Дал мне надежду, чтобы я не ушел с прималями и тащил тебя на горбу. Эта штука тебя убивает, да? Что с твоей рукой? Не шевелится? Я тебя пару раз хватал, ты даже не дернулся. Поэтому ревешь?

Астре вспотел и закрыл глаза: «Так вот чего он не должен был узнать. Вот почему мне было так страшно, когда он ушел в туман. Я почувствовал его дух. Я коснулся его, когда был бурей. Он слишком мал, чтобы проявиться снаружи».

– Все с тобой ясно, – глухо произнес Элиас. – Значит, никакой ты не учитель. Ты просто повисший на мне умирающий безногий калека. Вот уж подарочек твоей сестре! Уверен, что ей так уж радостно будет тебя повстречать? Она хоть существует? Вот же я дурак, а! Наслушался с три короба обещаний! Лучше бы с нормальными мужиками пошел! Теперь двое суток обратно к ущелью переться!

Астре понял, что после чернодня Элиас уйдет без него.

Глава 2

Проклятая цель

Запись от первых суток Белого Дракона.

Третий узел. Трид тонкого льда. 1019 год эпохи Близнецов.

Она пахнет тыквой, и липки ладони от меда.
В ней скрыто чутье, но оно ее горько обманет.
Собачий скулеж. На снегу пятна алые крови.
И в доме пустом замерзает остывшая каша.

* * *

Бамбуковая палка просвистела в воздухе и ударила по спине Кайоши в семнадцатый раз. Он дернулся, но не вскрикнул, только закусил губу.

Восемнадцать…

За что Драконы так с ним обошлись?

Двадцать…

Проклятье! Снова по тому же месту. Юноша коротко охнул и сильнее стиснул зубы. Он хорошо представлял красные борозды, которые завтра станут синяками. Такими же фиолетовыми, как его одежда. Кайоши не раз видел наказания низших провидцев, но на собственной шкуре испытал впервые.

Двадцать три…

Из носа потекла кровь.

Кайоши били, как поганую собаку. Ему никогда в жизни не было так унизительно, мерзко и больно. Вот она – плата за ошибку великого предсказателя.

Чем идеальней выполняешь работу, тем тяжелее прощают неудачи. Ли-Холь так привык полагаться на Кайоши, что едва не велел убить его, когда провидец упустил смерть старой матери императора. В тот день предсказатель не стал смотреть видения. Он отправился на помощь человеку в пустыне, дабы не сойти с ума, и вот к чему это привело. О гневе Ли-Холя Драконы умолчали.

Палка ударила в двадцать пятый раз, Кайоши содрогнулся и обмяк. Сознание уплывало, он не расслышал голоса Цу-Дхо и того, как подбежали младшие ученики.

В темной пустоте возникло мутное видение будущего: глаза человека из пустыни – серо-синие, как пасмурное небо. Неподвижные и стеклянные. Мертвые глаза.

Образ тут же перекрыла другая картина – девушка посреди леса возле большого дуба. Пурга разбушевалась, и ее почти не видно за рваными полотнами вихрей. Кайоши разглядел часть покрытого шрамами лица. На щеках не таял снег, ресницы заледенели. Девушка давно окоченела.

Провидец очнулся, дернувшись, и не сдержал стона. Он обнаружил, что лежит на животе в своей комнате. Окно наполовину сдвинули, между кронами яблонь мерцали звезды, и в покоях было прохладно из-за сквозняка.

Кайоши судорожно вздохнул. Спина горела, от боли гудели виски. Он уткнулся лицом в подушку, переживая кошмар во сне, слившийся с кошмаром наяву. Шум, конечно, услышали, и дверь поползла вверх.

Юноша готов был взвыть от раздражения. Ему требовалось время, чтобы угомонить мысли и попытаться расставить их по местам.

– Настоятель Цу-Дхо велел записать ваши видения, – послышался робкий голос младшего ученика.

– Не было никаких видений, – прохрипел Кайоши, с трудом повернув голову. – Выйди и передай Цу-Дхо, чтобы оставил меня в покое хотя бы на час.

– Тогда вам придут сменить повязки.

– Не надо! Выйди и скажи, чтобы никто не заходил!

Ученик выскользнул за дверь, и на короткий миг Кайоши остался один. Но не успел он прикрепить ниточки новых образов к общему полотну, как в комнату наведался Цу-Дхо.

– Да оставьте же меня в покое! – почти выкрикнул провидец.