– Мертвы. Оба, – сказала Рыжая, хотя это было и так очевидно. Но я все-таки попыталась найти пульс на безжизненной руке убитой и приложила пальцы к жилке на шее у мужчины.
– Ничего здесь не трогать! – резко сказал капитан. – Оставайтесь на месте, обе!
И загрохотал вниз по лестнице. Про лифт он забыл.
– Пошел звонить в убойный отдел, – сказала женщина в шубе. – У нас есть всего несколько минут!
– Для чего? – не поняла я.
Вместо ответа она, осторожно обогнув тела убитых, сунула нос в одежный шкаф, стоявший напротив кровати. Подцепила одними ноготочками обе створки («пальчиков» оставлять все же не следовало) и окинула содержимое хватким взглядом:
– Тут только женские тряпки, – сказала она мне через плечо. – Мужских нету.
Я очнулась:
– А детских?
– Детских? – удивилась она. – Нет, детских тоже нет.
– Странно… – пробормотала я. И добавила, наткнувшись на ее вопросительнй взгляд: – Странно и то, что в этой квартире нет даже детской кроватки.
– Разве это странно? – проподняла она одну бровь. – В моей квартире, к примеру, тоже нет ни одной детской кроватки!
– Нет, тут другое…
Бог знает почему, но я вполголоса за полминуты рассказала ей о случившемся. Не забыв добавить, что этого мужчину с бородкой клинышком я видела живым всего несколько часов назад.
Может быть, моя словоохотливость объяснялась тем, что, разговаривая с Адой (так представилась мне рыжая дама в роскошной лисьей шубе), я тем самым отвлекалась от страшного зрелища на кровати. Невозможно было видеть это лицо с торчавшим из глазницы красным осколком без того, чтобы не накатила тошнота.
– Очень интересно. Очень! – сказала Ада, выслушав меня с сугубым вниманием. И, вопреки запрету капитана (я не могла не осудить ее за это), она еще раз осмотрела квартиру, обратив особое внимание на кухню и ванную. В первой она изучила содержимое посудного шкафчика, с большим интересом покрутив в руках две пары чайных чашек из китайского фарфора, расписанных райскими цветами. В ванной – убедилась, что на подзеркальной полочке лежит только одна зубная щетка, на крючке белеет опять же одно полотенце, а подставка для бритвенных принадлежностей пуста. Еще один, последний раз, она задержалась возле вешалки в коридоре: на облупившейся штанге одиноко висела новенькая голубая дубленка с опушками на рукавах и карманах – женская.
– Хм… Что же, этот гость даже без верхней одежды сюда пришел, в одних трусах? – пробормотала Ада, выворачивая чужие карманы.
– Что вы делаете?!
– Одну минуточку…
На белый свет появился плотный картонный листок.
– Ну, открытка, ну и что?! Оставьте это следователям! – сказала я в величайшем раздражении.
Красиво оформленная карточка действительно оказалась открыткой, причем двойной – по лицевой стороне на фоне пышных цветов порхали два белоснежных голубя, держа в клювах золотое обручальное кольцо. «Приглашение на свадьбу» – гласила надпись, витиевато вытесненная по верху открытки.
А на внутренней стороне приглашения, тоже в красивой витой рамке, читалось:
Вышло так, как мы хотели,
И вот пришел желанный час.
Мы кольца верности наденем:
На свадьбу приглашаем Вас!
Дорогая Ритуся!
Добро пожаловать на Самое Главное Торжество всей нашей жизни. Мы соединим наши судьбы и наши сердца – для того, чтобы никогда не разлучаться, быть вместе и в радости, и в горе, и нести наш общий крест столько, сколько то будет угодно небу!
Виталий
Стихотворный текст вверху открытки был стандартным, напечатанным типографским способом; остальную часть приглашения вывели от руки, чернильной ручкой, ровными печатными буквами.
– Положите это на место! – прошипела я, видя, что Ада, подрагивая тонко очерченными ноздрями, борется с искушением взять открытку с собой – а попросту говоря, намеревается стащить с места преступления не принадлежащую ей вещь.
– Уважаемая Зоя Яковлевна, может быть, это вовсе и не улика.
– Положите ее на место!
С явной неохотой Ада сунула открытку обратно в карман плаща.
Через минуту к нам ворвался взбудораженный милицейский капитан. Сейчас, волнуясь и азартно блестя глазами, он действительно был похож на мальчишку. Даже странно – опыта у него нет в таких делах, что ли?
– Я уже вызвал следственную группу из убойного отдела, – все еще задыхаясь от спешки, заявил он нам. – И в прокуратуру сообщил…
Мы переглянулись. Не знаю, что подумала Ада, но меня лично дурные предчувствия царапнули ржавыми граблями прямо по сердцу.
Если уж говорить об Аде, то было не похоже, что ее терзало нечто подобное. Во всяком случае, она довольно уверенно повела плечами, скидывая шубу (на руки капитану, конечно, причем она даже не оглянулась на него – чувствовала, что очарованный ею милиционер непременно постарается уловить каждое ее движение). Оставшись в длинном серебряном парчовом платье, блестевшим, как рыбья чешуя, она прошла на кухню и мирно села боком у стола, попутно взяв с телефонной тумбочки какой-то журнал.
У меня сложилось впечатление, что она немного хитрила. Не в том смысле, что скрывала от нас нечто такое, что помогло бы понять и объяснить весь этот ужас, а просто она знала или с большой степенью вероятности догадывалась, что сейчас произойдет. Во всяком случае, она и бровью не повела, когда в комнату вошел, привнеся с собой холод морозной ночи, следователь прокуратуры Алексей Федорович Бугаец. Так он представился.
Уставившись на Аду багрово-красными от постоянного недосыпания глазами, он на мгновение остановился на пороге, словно увидел змею или еще что-то столь же ужасное. Папка с бумагами, которую он держал под мышкой, соскользнула и шлепнулась на пол, следователь этого не заметил.
Я-то видела его первый раз в жизни, но об Аде этого ни в коем случае нельзя было сказать. Уж не знаю, что такого сделала эта женщина этому вполне приличному на вид работнику прокуратуры, но, увидев ее, повторяю, он изменился в лице.
– Как?! Это опять вы?! – даже не сказал, а как-то взвизгнул он, остановившись посреди кухни.
– Вы удивительно прозорливы, друг мой, – ответила она, сияя улыбкой, в которой неуловимо читалось что-то издевательское. Но это издевательское одновременно было прикрыто таким толстым слоем наносного дружелюбия, что только опытный глаз смог отличить бы зерна от плевел.
– Вы… вы сделаны не из ребра Адама, как все женщины, – выдавил из себя Алексей Федорович. – Вас слепили из его желчного пузыря!
– А вас – из копчика, – невозмутимо парировала Ада, перелистывая очередную страницу.
Бугаец повернулся ко мне на каблуках, как ракета на стапелях:
– Так. Все. Ясно. Все. Попрошу рассказать, что здесь происходит!
За время моего рассказа выражение лица прокурора калейдоскопически менялось от просто злого до жестоко-свирепого. Как я поняла, он просто не мог поверить, что Ада появилась на месте событий последней. Напротив, Бугаец подозревал, и не считал нужным это скрывать, что именно она-то все и подстроила.
– Значит, подкинули ребенка? А с ним и пистолет? А спустя минуту появилась вот эта дамочка, поднялась в чужую квартиру, и вы все вместе обнаружили там два трупа? Ну надо же, как повезло! – выходил из себя следователь.
– Да. Просто счастье улыбнулось, – невинно кивала и улыбалась Ада.
– И, конечно, вы появились здесь, потому что вам что-то там такое нашептали небеса?