Созвездие Льва, или Тайна старинного канделябра

Она вспомнила, как вчера снова чуть не разревелась, рассказывая Павке о том, как потратила почти все отложенные на хозяйство деньги на покупку дорогого подарка – а этого подарка ему так и не доставили! А какой роскошный канделябр – они же могли ужинать при его свете, это было бы так романтично, так необычно, так ново! И у них в доме появилась бы настоящая антикварная вещь! Она уже даже придумала, где его поставить, и, отодвинув свою тарелку, нарисовала Павке на салфетке: вот тут, в спальне, между комодом и ее туалетным столиком, где сейчас стоит дурацкая, подаренная тетушкой на свадьбу хрустальная ваза!

«Вот гадство!»

К счастью, муж вчера, кажется, не сильно расстроился. Сказал, что скорее всего произошла какая-то ошибка («Обещал доставить «Экспресс-почтой»? Милая моя, но ведь это же экспресс-почта РОССИИ!»), оставил на комоде деньги и утром ушел на работу как ни в чем не бывало. Но сейчас Вероника считала просто делом чести пойти к этому обманщику Блюхеру и высказать все, что она думает о хозяевах антикварных салонов, которые дают честное слово привезти заказ по указанному адресу, а потом не считают нужным даже позвонить! Ведь она-то оставляла свой телефон на бланке!

«Старый дурак!»

К метро она не шла – бежала, словно опаздывала на важное свидание. И, стоя в вагоне грохотавшей электрички, в нетерпении пристукивала каблучками. И из «Арбатской» выбежала, едва не сшибив кого-то на ходу, и по самому Арбату неслась со скоростью, вовсе не подходящей для этой улицы, больше похожей на музей под открытым небом.

И только на подходе к скрытой между двумя старинными особнячками антикварной лавке Натаниэля Блюхера стала притормаживать.

Бог знает, что ее удивило.

Но что-то не так.

Хотя особенных причин для тревоги не было: все то же маленькое, приземистое крылечко с крепкой, кованой, отделанной под старину дверью и низенькие окошечки-витрины с выставленными в них не самыми ценными, но наиболее живописно потертыми вещами.

Вот медный чайник с диковинно изогнутым, больше похожим на индюшачий клюв, носом; вот старинный чугунный утюг, распахнувший зубчатый рот, в который когда-то засыпали уголь. И якорь на цепи, и чернильный прибор в виде собора Василия Блаженного, и россыпь старинных русских монет на шелковом платке с кистями – все было на месте.

Но вот… Ах да! Понятно! Вот такого мельтешения людей и даже – о боже! – собак, по крайней мере одной собаки, настоящей кавказской овчарки, остроухая голова которой нечетким контуром прорисовалась в оконном стекле, – вот этого всего раньше здесь не было! Позавчера, когда Вероника вошла сюда и стала разглядывать витрины, в лавке вообще не было ни одного человека – если не считать охранника, который скорее был похож на сонную муху! Более того, лавочка Блюхера выглядела настолько одинокой и забытой, что именно это и заставило ее потянуть на себя кованую дверь – «как в сказке», подумалось тогда невольно!

А сейчас?

Даже не заходя внутрь, она наблюдала сквозь те самые окна какое-то странное, суетливое движение. Сразу несколько человек ходили там, но не просто ходили, а – такое было впечатление – занимались каким-то общим и не слишком веселым делом.

Странно!

Тряхнув головой, Вероника решительно направилась к крылечку. Да пусть там к этому проклятому Блюхеру на этот раз хоть с самого Голливуда делегация понаехала – ей-то какое дело! Пусть отдает ее канделябр и катится к чертовой матери!

Как и в прошлый раз, колокольчик тренькнул, пропустив ее в полумрак подвала. Но, в отличие от прошлого раза, когда на нее никто не обратил особого внимания, сейчас к ней кинулись сразу двое.

– Стоп! Вы кто? Откуда? Вам что нужно?

– А вы откуда? – резко, сама того не ожидая, ответила Вероника.

Но еще прежде чем один из них, среднего роста седой мужчина того неопределенного возраста, который принято называть «средним», вынул из внутреннего кармана служебное удостоверение, ей стало понятно: они – оттуда.

Было в поведении, выправке, властной манере держаться и четких, лишенных суетливости движениях этих людей что-то такое, что сразу выдавало представителей суровой профессии.

Так и оказалось.

– Я – следователь прокуратуры Алексей Бугаец, а это, – седовласый кивнул на стоящего рядом молодого человека в джинсах и щегольски-белой майке, – оперативный сотрудник отдела по расследованию убийств Евгений Ильясов. Вас устраивает ответ?

– Да… – пролопотала Вероника, глядя на седого следователя ничего не понимающими, но непроизвольно расширенными от страха глазами.

– Тогда настала ваша очередь отвечать. Итак, я повторяю: кто вы, откуда и зачем сюда пришли?

– Я… я клиентка, то есть не клиентка, а покупатель… то есть не покупатель, а уже купившая… то есть…

– То есть купившая и опять пришедшая? – не без иронии спросил тот, в белой майке.

– Да! То есть… – Она окончательно смешалась и замолчала.

Эти двое не торопили, хотя уже одно то, что они продолжали стоять рядом, плечом к плечу, и пристально ее разглядывать, лишало Веронику душевного равновесия.

Непроизвольно, подчиняясь внутреннему желанию выйти из-под линии их взглядов, она сделала шаг вперед и в сторону. Ильясов и Бугаец синхронно шагнули ей навстречу, загораживая проход, но Вероника успела разглядеть, что там, впереди, на каменных плитах пола мелом очерчен контур лежащего навзничь человека!

Девушка вскинула ладонь ко рту и укусила кулак, чтобы сдержать крик. Она знала, что означает такой вот меловой абрис на полу: смерть! Самого трупа не было – наверное, уже успели увезти, – но очертания этой мифической фигуры, этого человека-невидимки, чья жизнь оборвалась здесь, у прилавка, возле «шкафа с сокровищами», которые она сама позавчера только разглядывала с таким интересом, – все это пугало Веронику до судорог, до дрожи.

– Что здесь произошло? – прошептала она.

– Убийство, – последовал короткий ответ.

– Как? А кого?..

– Хозяина магазина. Ударом по голове. Тяжелым тупым предметом.

Перед глазами на миг мелькнуло сморщенное в улыбке лицо антиквара, с ловкостью фокусника снимающего, подбрасывающего и ловящего на весу очки. «Обратите внимание – какая экспрессия, какая чудесная лепка! Да, литейщики времен Петра Первого знали свое дело!» – услышала она его живой, ласковый голос. Убили? Как убили? Но за что?!

– Алексей Федорыч! Мы пойдем, – подошел к ним кинолог – единственный из всех присутствующих одетый в полную милицейскую форму. Кавказская овчарка, которую он крепко держал на поводке, тяжело дышала, высунув малиновый язык, и смотрела упрекающе. – Зря вызывали. Тут народу до нас уже побывало – целый Китай! Да и времени прошло не меньше суток. Только Барса напрасно потревожили, а ведь он у меня сегодня после ночной смены.

– Ладно, идите, – разрешил Бугаец и, наклонившись, слегка потрепал собаку по палевой спине. – Не сердись, дружище, ничего не поделаешь – такая у нас с тобой работа: собачья.

Вслед за кинологом Барс прошествовал к выходу, напоследок обдав ноги Вероники горячим дыханием. Она нервно переступила.

– Скажите, а за что его… Ну, хозяина… тяжелым тупым предметом? А?

– Не хотелось бы уподобляться герою из советского кинофильма, но вопросы здесь все-таки задаю я, – ответил Бугаец, впрочем, довольно добродушно. – Давайте пройдем в подсобное помещение, чтобы не мешать работать экспертам. Не беспокойтесь, ничего страшного, всего несколько уточняющих деталей. Помогать следствию – прямая обязанность каждого гражданина. Я надеюсь, у вас нет возражений против этой доктрины?

– Нет.

– Ну и прекрасно.

Они вошли в подсобку, но допрашивать Веронику стали не сразу. Бугаец, оставив ее одну в тесной комнатке, вышел за дверь, чтобы выслушать отчет третьего следователя – как видно, тоже милиционера и самого младшего по званию.

Они говорили у самой двери – скорее всего потому, что в зале еще работали эксперты и следователи просто не могли отойти куда-нибудь подальше. Вероника мгновенно сообразила, что судьба дает ей шанс. Быстро-быстро, тихо-тихо она добежала на цыпочках до двери и прижалась ухом к щели.

Мужчины разговаривали негромко, но слух у Вероники был хороший, музыкальный, а в подвале стояла почти идеальная тишина. И она с замиранием сердца слушала доносившийся до нее доклад сутулого, часто шмыгающего носом человека, который таким будничным тоном произносил такие страшные вещи.

* * *

Натаниэля Блюхера, антиквара, холостого одинокого мужчину семидесяти лет, проживающего в отдельной квартире на Остоженке, убили ударом по голове тяжелым тупым предметом около суток назад, а точнее, вчера, в половине пятого вечера. Настоящее время установили по часам убитого – обороняясь, Натан прикрыл голову рукой, и первый удар пришелся как раз по запястью, размозжив убитому сустав кисти и разбив наручные часы.

Убийце понадобилось еще несколько минут, чтобы жертва потеряла способность к сопротивлению. Как было установлено экспертами, Блюхеру нанесли не менее пяти-шести ударов по голове. Уже с проломленным черепом и перебитой рукой он пытался уползти в подсобку, скрыться – наверное, чисто инстинктивно, потому что убийце ничего не стоило добить его, уже смертельно раненного, еще один, последний раз обрушив на голову «тяжелый тупой предмет».

Картина этого страшного в своей жестокости преступления была восстановлена главным образом по следам на полу – убийца сильно испачкался в густой, склизкой крови, которая широкой алой лентой тянулась за уползавшим Блюхером. Изучив эти следы, эксперты сделали вывод о том, что нападавший был человеком высокого роста, но носившим небольшой (не больше сорокового) размер обуви. В пальцах и под ногтями убитого не обнаружили ничего, что могло бы впоследствии послужить уликой – ни кусочков кожи, ни волоска, ни крови нападавшего. Из чего следует вывод о том, что Натаниэль Блюхер только защищался, не пытаясь перейти в нападение.

Убедившись в том, что жертва мертва, убийца вышел из подвальчика, просто прикрыв за собою дверь и выключив свет. Из-за того, что кинологов вызвали уже после того, как прибыла и наследила опергруппа, собака след не взяла. Замок на двери взломан не был, сигнализация отключена. А самое главное – примерно в шестнадцать часов, то есть за полчаса до убийства, Натаниэль Блюхер отпустил охранника.