Единственным, кто обращал на нее внимание, была Агнес, которая ловила каждое ее движение и с раздражающей старательностью повторяла. Беа почесала щиколотку, и Агнес почесала свою. Беа одними губами выговорила «прекрати», и Агнес так же беззвучно выговорила «прекрати». Беа покачала головой и закатила глаза. То же самое сделала Агнес – выразительно, будто передразнивая ее. А когда в Беа вспыхнул гнев, Агнес положила ладонь на ее колено жестом взрослого, утешающего равного себе, и усмехнулась, показывая отколотый зуб. От дурашливой улыбки и тепла руки дочери Беа растаяла. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь отнесся к ней по-доброму. Хотелось безусловной любви. Она протянула руки, чтобы обнять дочь, но вертлявая Агнес выскользнула. Беа испробовала новую тактику: зевнула, чтобы зевнула и Агнес. Потянулась, чтобы Агнес тоже вытянула руки. Откинулась назад, пытаясь увлечь за собой Агнес и наконец уложить ее спать. Но дочь не попалась на удочку. Спать она не желала. Она отдернула руки, прижимая их к груди, подавила непритворный зевок и скакнула к Глену, с любопытством пробуя кончиком пальца остроту осколков кремня у его ног. Удрученная Беа поднялась и поежилась, едва отступив от костра. Ей не хотелось спать в общем кругу с этими людьми. Где-то далеко, за одиночной скалой, койоты переливчато завывали один другому – друг, друг, друг, – и от такого единства Беа почувствовала себя обделенной.
Если она и различала что-то, то лишь благодаря свету звезд и запахам. Принюхавшись, разыскала мешок Глена и скатку с их постелью. Она вся пропиталась их запахом. Беа развернула постель на земле, поодаль от костра. За спиной послышался шорох, она напряглась на миг, прежде чем ладони Глена легли ей на плечи, разминая их.
– Тяжелый день, – пробормотал он ей в шею. Она поняла: Глен расстроен тем, как ее игнорировали у костра.
– Ты ведь перерезал бы веревку, да?
– Само собой. – Он запечатлел на ее виске легкий поцелуй, и она ощутила, как дрогнули его щеки в улыбке.
– Но?..
– Я, пожалуй, подождал бы чуть дольше.
– Ну, блядь, Глен, я что – прямо убила Кэролайн?
– Нет-нет, – терпеливо заверил он и потянул ее вниз, на их постель. – Кэролайн умерла в ту же секунду, как ее ударило бревном.
– Тогда какая разница – раньше или позже?
Глен пожал плечами.
– Наверное, никакой. Но, если она уже была мертва, какой смысл спешить?
– Но ведь Хуан…
Глен махнул рукой:
– Ничего бы Хуану не сделалось.
Она топнула ногой, Глен снова положил ладони на плечи.
– Слушай, Хуан не пострадал. Кэролайн мы потеряли. А веревку – нет. Пока ты не перерезала ее. Остальным требовалась всего минута. – Он сделал паузу, потом пожал плечами. – Веревка и вправду была хорошая.
Агнес подкралась как раз в тот момент, когда Беа и Глен, высказавшись, умолкли, но девочка приняла их молчание на свой счет.
– Не надо переставать говорить, – сердито зашепелявила она. – Я много знаю. Я большая.
Глен сграбастал Агнес за талию и перевернул вверх ногами.
– Мы уже договорили, – нараспев отозвался он, раскачивая ее на высоте дюйма над землей, пока ее недовольное пыхтение нехотя не сменилось сначала смехом, а потом радостным визгом. Глен опустил ее на постель, и она устроилась, как всегда, в их ногах.
Глен и Беа умостились рядом, в последовавшем молчании Беа унеслась мыслями к небу, которое сияло такой раскаленной белизной, пока она рожала Маделин, и с благодарностью приняла шанс отвлечься, когда Агнес у нее в ногах прошептала:
– Мне грустно из-за Кэролайн.
– Правда? – Беа не сумела скрыть удивления и по резкому вдоху Агнес поняла, что и она удивлена ее реакцией.
– Ага, – подтвердила Агнес, но на этот раз скорее вопросительным тоном.
– Ну что ж… Кэролайн всегда к тебе хорошо относилась. – Будь Беа абсолютно честна с собой, она подумала бы, что Кэролайн держалась еще более отчужденно, чем Томас, и что на самом деле совсем не нравилась ей. Не то чтобы она радовалась ее смерти. Просто ее не настолько расстроила эта потеря, и теперь было неловко видеть, какую скорбь она вызвала. Вдобавок к чувству вины из-за веревки пришлось смотреть, как все тоскуют по Кэролайн. Она закатила глаза в темноте. Так и осталось неясным, как лучше вести себя, будучи матерью: подавать пример сочувствия или просто быть откровенной. Агнес всегда так хорошо ко всем относилась, даже если к родной матери не всегда. И Беа вновь оставила свои чувства к Кэролайн при себе.
– Она была такая веселая, – сказала она, кивнув в темноте.
– Просто… – решилась высказаться Агнес, – мне бы так хотелось, чтобы мы ее спасли.
Даже ее дочь считала, что перерезать веревку она поспешила.
– И ты туда же? – сорвалась Беа. – Скажи еще, что тебе так жалко веревку!
– Ладно, ладно, – вмешался Глен, обнял одной рукой Беа, а другой взъерошил волосы Агнес. – Нам спать пора.
По мелькнувшим в негустой темноте зубам Агнес Беа поняла, что дочь улыбается ей и Глену, и только тогда до нее дошло: ее разыграли. Безусловно, Агнес наслушалась их разговоров достаточно, чтобы знать или желать узнать, как именно воспримет ее слова Беа. С недавних пор Агнес часто устраивала такие игры – с колкими замечаниями, понимающими взглядами. Проверяла границы дозволенного, как в двухлетнем возрасте, только на этот раз с резкостью и ехидством, направленным на мать. В последнее время слишком многое Агнес превращала в игру, и Беа казалось, что она едва поспевает за ней.
Агнес шумно завозилась под шкурами, сомкнула пальцы на щиколотке Беа, как делала каждую ночь. Беа поборола порыв выдернуть ногу, попыталась поудобнее улечься в объятиях Глена, но кровь в ней бурлила, и казалось, что ее не обнимают, а сковывают.
Агнес моментально забылась беспечным сном, звуки ее дыхания напоминали шорох тяжелых портьер по полу. «Конечно, она все слышала, – думала Беа. – У Агнес вечно ушки на макушке. И она права. Ей, похоже, известно все». Она казалась более взрослой и зрелой, чем была на самом деле. Беа совсем потеряла из виду прежнюю малышку Агнес. С трудом верилось, что когда-то она была другой, а не той непростой личностью, спящей сейчас в ногах Беа. При невысоком росте Агнес была крепкой, будто уже полностью сформировалась. Гораздо крепче других детей. Глен всегда отдавал ей больше мяса, чем оставлял себе. Как по команде, Глен принялся вторить Агнес звуками собственного крепкого сна. Широко раскрыв глаза, Беа смотрела в ночную тьму.
* * *
Наступило утро, грузовик помчался в их сторону, взметая пыль. Далеко позади него бликовала под солнцем крыша Среднего Поста. Пока грузовик тормозил, они увидели за рулем Смотрителя Гейба. Его отец занимает очень высокий пост в Администрации, однажды сказал он им, будто пригрозил. Его недолюбливали.
Некоторым Смотрителям нравилось бывать на открытом воздухе и болтать с Общиной. Но не Смотрителю Гейбу. Он, похоже, относился скептически и к ним, и к земле, по которой ходил. Его форма всегда была свежей и безупречно чистой, передвигался он осторожно, словно терпеть не мог пачкаться.
Заглушив двигатель грузовика, он посидел немного, затем дал длинный гудок. Птицы, прятавшиеся в кустах, взлетели живым облаком и кинулись врассыпную. Эхо звуков клаксона вернулось к ним, отразившись от далекой скалы.
Община, уже уложившая вещи и готовая тронуться в путь, собралась вокруг грузовика.
– Новые страницы Инструкции получите на Нижнем Посту.
– Но мы же почти дошли до Среднего, – возразила Беа. – Нам говорили, что страницы там.
– И почта, – добавила Дебра. Она открыто выражала недовольство, уже некоторое время не получая писем от престарелой матери, и терялась в догадках, не зная, что означает это отсутствие вестей.
– Ну вот что, – протянул он, постукивая каблуком о подножку, – не знаю, что вам сказать. Знаю только, что на Среднем для вас ничего нет. Ничего. Придется вам идти к Нижнему. – И он с видом бывалого путешественника прищурился, глядя на горизонт.
– Но ведь до Среднего Поста рукой подать. – Беа указала на поджаривающуюся на солнце крышу.
– Там для вас ничего нет.
– Но…
– Придется вам идти до Нижнего. Вы ведь знаете, где это, да? Хоть он и Нижний, но не просто внизу.
Ему ответили недоуменными взглядами.
Насупившись, он достал примитивно набросанную карту всех Постов и указал на тот из них, о котором говорил, – крестик в самом низу карты.
Карл пробурчал: