Нежное солнце Эльзаса

– Я поначалу тоже обомлел. – Егор, видимо, обрадовался возможности подчеркнуть наше сходство. Эти его слова окончательно вернули меня к действительности. Вот ведь какой: начитался умных книжек по психологии продаж и зачем-то тренируется на мне. Стало грустно. – А потом приходил сюда каждый вечер целый месяц – никак не мог налюбоваться.

– Егор, оставьте при себе свои уловки, – я раздраженно повела плечом. – Мы с вами учились по одним учебникам – не забывайтесь.

– Маргарита Семеновна, вы о чем?! – то ли я от собственных эмоций чувство реальности потеряла, то ли Егор совершенно искренне был обижен моим «наездом».

– Я – о психологическом приеме «отражения»! – почему-то я разозлилась. И, что странно и совсем мне не свойственно, на этот раз на себя. – Хотите расположить к себе собеседника, демонстрируйте общие с ним черты или интересы. Ведь так?

– Нет. – Егор смотрел на меня широко раскрытыми глазами. – Не так. – Он отвернулся от меня с таким видом, словно едва удержался, чтобы не сказать: «Маргарита Семеновна, у вас на почве работы подозрительность превратилась в паранойю».

– Ладно, – я примирительно дотронулась до его локтя. Зря, конечно, опустилась до панибратства, но ничего не могла с собой поделать: душа после посещения собора ныла и наполнялась неизлечимой сладостной болью. – Давайте поговорим об этом за ужином. Я вас приглашаю.

Не знаю, как эти слова могли сорваться с моих губ, но только руководил ими явно не разум. С одной стороны, стало досадно, что тщательно оберегаемый имидж великой начальницы так вот взял и рассыпался за одну секунду в прах, с другой – я физически истосковалась по живому общению с людьми. Что ж теперь, и в отпуске себе в нем отказывать и тащиться в ресторан одной? Тем более я и мест-то здесь достойных не знаю: все деловые ужины-обеды во время командировок организовывал Егор. А на другие просто времени не хватало.

– С удовольствием! – он ни секунды не колебался. На губах его расцвела самая профессиональная «искренняя улыбка». Господи, ну хватит уже кривляться передо мной! Все ведь человеку прямым текстом объяснили. А может, это выражение лица и сияние глаз у него настоящие? Кто ж его знает?

Глава 2

Мы еще погуляли, пока не начало темнеть и город не окунулся в пряный южный вечер, какие бывают у нас только на юге. Разве что моря поблизости где-нибудь не хватало, но маленькая речушка Иль, на которой построен Страсбург, старательно компенсировала этот недостаток дуновениями слабого влажного ветерка. В темноте мы пробирались через переулки – шли то ли в бар, то ли в кафе по выбору Егора. Сначала он поколебался, не зная, куда меня вести, но потом твердо заявил, что, если уж мы в Страсбурге, надо плюнуть на московский снобизм и идти в традиционную эльзасскую забегаловку – пить свежее пиво и пробовать местную кухню. А не извращенные до неузнаваемости блюда, что подают туристам в местах их обычных скоплений. Только то, что устраивает самих жителей Эльзаса! Я не возражала, хотя и смутилась немного, услышав заявление о том, что «это заведение для студентов» и еще «там не очень тихо». Понятно, что Егор в свои двадцать с копейками – или сколько там ему? – мог еще сойти за пятикурсника или аспиранта. А я-то куда? Но, с другой стороны, черт возьми, почему бы не окунуться с головой в чужую молодость, если своя уже бесследно прошла?!

В баре и вправду оказалось очень людно, шумно и накурено. Круглые деревянные столы и такие же стулья были наставлены с такой плотностью, что перемещаться здесь было почти невозможно. За юрким официантом мы продвигались гуськом, усердно оттаптывая бедным «студентам», порой весьма преклонного возраста, ноги и бормоча без перерыва: «Pardon», «Eqsquisez-moi, si’l vous plait». Нас с улыбками извиняли.

– Егор, – мне приходилось говорить громко, чтобы перекричать общий радостный гул, – это что за ужас?!

– Рита, это лучшее заведение в Страсбурге! Его только местные знают!

Я словно онемела. И начала как рыба, вытащенная из воды, хватать ртом воздух. Как он посмел назвать меня по имени?! Я практически захлебнулась в собственном праведном гневе и приготовилась выдать возмущенную тираду про «Юпитеров и ослов», но тут же поняла, что орать придется слишком громко. К тому же по-русски. А мне ничуть не хотелось привлекать к себе чье-то внимание. Напротив, лучше всего сейчас было слиться с этим счастливо гудящим французским ульем и в нем раствориться. Сдержав в себе порыв прибегнуть к ненормативной русской лексике, я недовольно хмыкнула, окинула Егора презрительным взглядом – пусть толкует его как хочет – и отвернулась, сделав отстраненное лицо. Будто бы не услышала, как он меня назвал. Что ж, сама виновата – не нужно было переводить служебные отношения в совместное шатание по барам. Выпить и поговорить ей, видите ли, не с кем!

Дальше – больше. По мере совместного обсуждения меню я из начальницы превращалась в смущенную гостью, а Егор становился хозяином и плавал в окружающей непривычной мне обстановке как рыба в воде. Хотя, если копнуть поглубже, почему же непривычной? Стоит вспомнить студенческую молодость, бесконечные вечеринки в общежитии МГУ, какие-то дни рождения, пикники на Воробьевых горах, походы, и сразу станет понятно, что в такую атмосферу мне случалось попадать довольно часто. Просто забылось все давным-давно. Я вдруг поймала себя на мысли, что не живу по-настоящему уже много-много лет. Не различаю красок, не дышу полной грудью, не испытываю чувств. Единственным проблеском во всей моей жизни только и было студенчество – до университета я существовала в окружении сплошных проблем, а после все силы и эмоции отдавались карьере. Вечное мысленное напряжение в поисках верной стратегии, борьба за сферу влияния, интриги. Не говоря уж о том, что работы всегда было невпроворот. И чем крупнее становилась компания, чем больше менеджеров я вынуждена была брать на работу, тем глубже затягивала меня эта бизнес-трясина. Ни одной свободной минуты. Постоянно в напряжении, на грани нервного срыва оттого, что надо и невозможно все успеть. Работа. Работа! Работа!!! Остального для меня уже просто не существовало.

Иногда, правда, до боли хотелось кому-нибудь пожаловаться, чтобы пожалели, приласкали. Случалось, под влиянием этих чувств я совершала не совсем понятные себе и миру поступки… Бог ты мой, только вот не надо сейчас начинать это неуместное здесь, в Страсбурге, нытье! Я мотнула головой, избавляясь от неприятных мыслей.

Егор тем временем бодро диктовал официанту наш заказ. Хотя «нашим» его можно было назвать разве что условно – я так и не успела ничего выбрать. Но моего внезапно обнаглевшего сотрудника это обстоятельство, судя по всему, нимало не волновало. Закончив свой монолог на идеальном французском, которому я уже успела вторично за день позавидовать, он повернулся наконец ко мне и объяснил:

– «Тарт фламбе» – традиционное эльзасское блюдо. Выглядит почти как пицца, но не то: на раскатанное тесто кладется сметана, лук, сыр, а все остальное – по желанию и вкусу. И запекается. – Ему приходилось выкрикивать слова, нагнувшись к самому моему уху: шум в помещении за последние несколько минут вспенился и забурлил, словно волна в шторм. В кафе уже не было ни одного свободного места.

– А если мне не понравится? – я демонстративно скривила губы и уставилась на него выжидающе: думала, он сейчас начнет распинаться, пытаясь рассказать, что еще здесь можно заказать и как это готовят. Не то чтобы меня не устроило по описанию это самое «тарт фламбе» – наоборот, очень интересно было попробовать национальную кухню, – просто должен же он исполнять роль экскурсовода для собственной начальницы как следует.

– А куда вы денетесь? – Егор с неожиданной наглостью посмотрел мне прямо в глаза. – Придется съесть.

Я вздрогнула, словно меня осадили ударом хлыста, и, несмотря на все усилия сдержать дыхание, засопела, невольно имитируя паровоз.

– По-моему, это хамство! – меня едва хватило на то, чтобы выговорить фразу без запинки.

– Простите, я не то хотел сказать. – Он привычно широко и примирительно улыбнулся. Померещился мне его наглый взгляд в темноте, что ли? Да и слова я могла из-за шума неправильно разобрать. – Вам обязательно понравится – это очень вкусно!

Через пять минут мы уже чокались запотевшими бокалами с золотистым, только что сцеженным из огромной деревянной бочки пивом, которое тут же, в разместившемся под залом подвале, и варилось. Вкус у юного напитка был сказочный: мягкий, свежий и невероятно легкий. Егор, видимо, изнывал от жажды после нашей долгой прогулки: так жадно он припал к стеклянному краю бокала губами и даже прикрыл от удовольствия глаза. Взгляд его стал неясным, глубоко погруженным в физическое блаженство, которое он испытывал. Я застыла, удивленно глядя на своего подчиненного через край своего бокала. И, как ни старалась, не могла оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища – в Егоре таилась такая естественная природная сила, такая жажда жизни и страсть, что все эти ощущения начали передаваться и мне. Помимо собственной воли и уж тем более разума я почувствовала, что возбуждаюсь: в голову непрошено полезли мысли о том, какими же глазами он тогда смотрит, когда занимается с женщиной любовью?! Как прикрывает веки, как туманится его взор, и сам он тонет в чувственности, идущей изнутри его существа. Если уж долгожданный глоток обычного напитка порождает столько ярких эмоций и чувств, что же творится с ним, когда наслаждение достигает апогея! Засуетившись в попытке скрыть от окружающих постыдные мысли, я чуть не захлебнулась в собственном пиве – сделала слишком большой глоток.

А потом принесли дымящийся, покрытый божественно ароматным сыром «тарт фламбе» на толстой деревянной доске и специальный круглый нож. Больше никаких приборов не было. Но это обстоятельство явно не смущало Егора: он ловко разрезал «огненный пирог» на четыре части, а один из кусков тут же скатал между пальцами.

– Это нужно есть руками, – объяснил он с набитым ртом. – Традиция символизирует необходимость делиться с ближними и быть простым в общении.

Я ничего не сказала – только чуть заметно покраснела и потянулась за своим куском. Вкус у «огненного пирога» был чуть кислый и обжигающий. Через мгновение я и сама забыла обо всем на свете, кроме того, что ощущали мои вкусовые рецепторы. Кажется, так замечательно – просто и вкусно – мне еще не было никогда! Какие уж тут приличия и попытки выглядеть суровой, в самом деле?! Потом!

Наша вечеринка-экспромт закончилась далеко за полночь: кажется, мы даже пересидели добрую половину завсегдатаев этого чудесного заведения. Оказалось, что «тарт фламбе» был только началом – дальше последовали горшочки с жарким из свинины, баранины и говядины – «беккеоффе», несчетные кружки пива и непременный в условиях Эльзаса десерт. Как я ни сопротивлялась, расхрабрившийся под влиянием не одной кружки пива Егор чуть ли не с вилочки скормил мне целый кусок фруктового торта. Господи, о чем только думала моя голова?! В результате я наелась так, что с трудом доковыляла под конвоем Егора до отеля, стараясь из последних сил сохранить официоз и начальственность своей весьма уже подмоченной пивом репутации. Оставалась только надежда на то, что мой сотрудник, когда протрезвеет, всех этих тонкостей и не вспомнит. Да и с кем, в самом деле, не бывает? День выдался долгий: утром еще была в другом мире, в мыслях о работе, а теперь вот окунулась в праздную страсбургскую жизнь по самую макушку. У кого хочешь крышу от избытка впечатлений снесет. А я что, не человек, что ли?!

Ночь, вопреки ожиданиям, прошла беспокойно. Думала – доползу до номера, тут же упаду на ароматные, чуть поскрипывающие от чистоты, но мягкие простыни и усну мертвым сном. Куда там! Уже и душ приняла, и вещи в шкафу разложила, и книгу почитала, и воды попила десять раз. Но, как назло, сон ко мне не шел: то ли кровать в номере была неудобной, то ли мысли дурацкие лезли в голову слишком настырно, то ли просто смена обстановки давала себя знать. Окончательно измотав себя размышлениями о том, какую следует в дальнейшем избрать тактику поведения с собственным подчиненным, отключилась я только под утро. И снился мне, черт бы его побрал, Егор. Он молча шел ко мне, улыбаясь теплой улыбкой и глядя прямо в глаза. От близости его сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось. А он протянул ко мне руку и осторожно коснулся снизу обнаженного локтя. Мурашки побежали от места прикосновения по всему телу, пронзая его таким неожиданно острым наслаждением, что я не посмела ни шевелиться, ни говорить.

Я проснулась, не открывая глаз. Перевернулась на бок, стремясь расстаться со следами наваждения, но безуспешно. Это были такие яркие, такие острые и дивные чувства, что я не могла припомнить, когда же испытывала что-то подобное в последний раз. Добросовестно покопавшись в памяти, я обнаружила, что было это лет в двенадцать, когда втайне любимый мною мальчик пригласил меня вдруг на танец во время школьной дискотеки. Тогда я сжалась в комок и танцевала, не дотрагиваясь до него ни единой частичкой тела: меня трясло мелкой дрожью так, что зубы стучали. И как же стыдно потом было показаться ему на глаза – не передать! Нет, ну нормально. Теперь-то я в три раза старше и в миллион раз опытней. Откуда такая впечатлительность?

Я выбралась из постели и отправилась в ванную. Открыла кран на полную мощность и стала смотреть, как голубая вода постепенно скрывает белоснежный пластик джакузи. Сегодня я твердо решила не прибегать к экскурсоводческим услугам Егора – обойдусь как-нибудь без него. Город уже немного знаю. Покатаюсь на теплоходе, погуляю в парке рядом с Советом Европы. Если верить путеводителю, в парке оранжереи тихо, красиво; есть и озеро, и искусственный водопад, и зоопарк, в котором живут аисты и маленькие обезьянки, – как раз самая подходящая компания для перезрелой девы в состоянии взбудораженных чувств.

На завтрак в отеле я попала поздно – пока собиралась, пока одевалась, прошло добрых полтора часа. Да и голова, по правде говоря, болела. То ли от выпитого вчера, то ли после бессонной ночи. Есть не хотелось – я так и просидела минут десять со стаканом апельсинового сока в руке, разглядывая таких же, как и я, припозднившихся гостей отеля. Вот молодая пара японцев – он за ней трогательно ухаживает, она смущенно улыбается в ответ. Наверняка молодожены. В уголочке двое французов – дама лет пятидесяти и ее молодой спутник. Сначала я подумала, что мама с сыном, но, приглядевшись, заметила, как мадам смотрит на юношу: игриво, с плутоватой искоркой в глазах. Да и он ей отвечает томными взглядами, то и дело дотрагивается до ее руки: самозабвенно играет в любовь. Черт знает что такое! В раздражении я допила свой сок, встала с мягкого диванчика и вышла из ресторана.

Оказывается, от моего отеля до Соборной площади всего-то пять минут пешком. Непонятно, где это мы вчера так долго плутали? Может, Егор специально вел меня такой дорогой, где собор открывается взгляду неожиданно, в одно мгновение. Кстати, версия не без оснований. Что-то он вчера весь вечер намеренно старался вызвать во мне как можно больше эмоций и впечатлений. Ничего не скажешь, продуманный ход. Все-таки безумное влияние оказывают на людей спецэффекты! Правильно маркетологи говорят – главное любым способом заполучить три секунды внимания человека, его удивление или восторг, а дальше все пойдет как по маслу. Запомнит, придет, купит.

Ну, с акулами бизнеса все ясно – им бы продать. А чего добивался, выстраивая стратегию эмоционального всплеска, Егор? Надеялся, что я растаю, поддавшись восторгам, допущу его в свою душу и превращусь из начальницы в добрую тетушку, которая только и будет смотреть, как бы помочь бедненькому менеджеру с карьерой? Ну-ну! Хватит с меня и того, что я наслушалась историй о бизнес-альфонсах от своих недальновидных приятельниц. Сначала сами пригреют на груди змею, а потом ревут в три ручья над потерянной властью. Зашибись! Нет, я не нимфоманка, чтобы легко заглатывать подобные крючки. Плевать я хотела на «три секунды» внимания и эмоций. Меня вся рекламная индустрия страны пытается в плен захватить, да без толку. Не поведусь я на призывы, просьбы, уговоры! Не отношусь к числу целевой потребительской аудитории. Не страдаю тягой к «красивой жизни».

Собственно, и к мужикам отношусь как к товарам народного потребления: с предельной долей цинизма. Если приспичит с кем-нибудь переспать, позвоню Насте или заеду к ней в клуб: там всегда есть выбор из десятка-другого накачанных идиотов. За пятьсот долларов добросовестно исполнят любой каприз. А ко мне – так еще и в очередь выстраиваются: я девушка видная, за собой слежу, не жадничаю. И если уж в голову приходит что-то особо для их куриного мозга сложное и недостижимое, всегда могу доплатить. Тем более что с деньгами проблем последние лет десять не наблюдается: детей нет, семьи тоже, недвижимость давно куплена, а привычка к транжирству – это не про меня. Не понимаю людей, которые не могут остановиться и вылезти из мерзкого потока потребления. Им все мало и мало, погрязли в пучине дегенеративного гламура и вещизма – болезней, вызванных повсеместной рекламой, телевидением и модной прессой. Я телевизор не смотрю – времени нет, глупые глянцевые журналы не читаю (что там читать?), а рекламу вообще пропускаю мимо глаз и ушей.

Ужасно, если ты позволяешь себе так вот подставлять под удар собственное подсознание. Ведь ясно же, все вокруг только и делают, что манипулируют твоими потребностями и желаниями. А потом «добренькие» чиновники картинно сокрушаются с экранов, что в стране столько несчастных, наркоманов и алкоголиков! Как будто не они же создают их в таком количестве, способствуя подопечному бизнесу и заставляя потреблять, потреблять, потреблять… Но не все же люди могут заработать на то, к чему их склоняет заслонившая собою весь белый свет реклама, вот и дуреют с горя от чувства собственной неполноценности. «Спасаются» кто во что горазд: кто с помощью веревки и мыла, кто водкой и россыпями белого порошка.

Нельзя сказать, что я вся такая мудрая с самого рождения. Конечно, нет. Были времена, когда деньги заменяли мне само значение слова «жизнь». Не однажды приходилось идти на компромисс с собственным «я». Но у меня были тяжелые обстоятельства. Это сейчас я могу себе позволить презрение к деньгам, а когда-то… Ладно, нет у меня желания вспоминать. Портить себе отдых размышлениями о делах «давно минувших дней». Прошло достаточно времени с тех пор, как в моей жизни щелкнул переключатель – с «невезения» на «удачу». И карьера поперла вверх с таким упорством, что я сама себе могла бы позавидовать. Правда, за успех и до сих пор приходится платить: в офисе я торчу зачастую по двадцать часов в сутки. Нет времени даже передохнуть: того и гляди – кто-нибудь шустрый обгонит. Зато в свои тридцать семь я прочно сижу в составе топ-менеджмента известной компании, не нуждаюсь в деньгах, могу себе позволить то, о чем пятнадцать лет назад и мечтать не смела, знаю жизнь такой, какая она есть. А потому цинизм и бьет из меня бурным фонтаном. Полагаю, это единственная область, помимо карьеры, в которой я добилась головокружительного успеха.

Пока я плутала в лабиринтах собственных мыслей, по страсбургским улочкам добрела до Совета Европы. Конечно, не на автомате – приходилось то и дело сверяться с путеводителем, но это было совсем не в тягость, тридцать минут пути прошли незаметно. Я даже удивилась тому, как хорошо мне может, оказывается, быть вне привычной рабочей суеты, наедине с собой. Когда я не перегружена кучей проблем, когда могу спокойно «ни о чем» поразмышлять.

Что самое удивительное, аисты действительно жили в парке оранжереи, прямо в черте города. Вили огромные гнезда на радость многочисленным посетителям и мирно перелетали с места на место, далеко вытянув длинные ноги и не обращая внимания на собравшуюся внизу любопытную толпу. Никогда раньше я не видела живых аистов – только нарисованных, да и то неправдоподобно, непременно с младенцами в клювах. В реальности птицы эти оказались величественными, даже надменными. Знали, наверное, с каким трепетом и любовью относятся к ним жители Эльзаса, и без зазрения совести пользовались привилегированным своим положением.

Я присела на траву у небольшого пруда с искусственным водопадом и стала наблюдать за тем, как огромные птицы взмывают в небо, описывают гигантские круги и неторопливо возвращаются в гнезда. Красиво. А я, отбросив недавние мысли «за жизнь», наслаждалась теперь пьянящим ощущением свободы – не нужно притворяться, играть железную бизнес-леди, не стоит прятать улыбку и ласковый блеск в глазах. Все равно же здесь меня никто не знает. Можно побыть человеком. Я просидела так долго, удивляясь собственной непритязательности, прямо на земле, и с удовольствием вдыхала чудесный аромат деревьев и трав. Постепенно народу вокруг становилось больше – приходили люди в строгих костюмах, белых рубашках и галстуках, тоже усаживались прямо на лужайку и разворачивали свой обед. Не думаю, чтобы в зданиях Совета Европы не было приличных кафе, где можно с комфортом перекусить. Просто сидеть под теплыми солнечными лучами, слушать щебетание птиц, жмуриться от яркого живого света и неторопливо жевать нравилось местным чиновникам гораздо больше. Я попробовала представить себе подобную картину под стенами Государственной думы или Совета Федерации. Стало смешно. Даже если наши драгоценные и решатся выбраться на улицу без охраны, затонированных по самые уши машин и прочих атрибутов власти, то уж вряд ли смогут без проблем присесть на лужайке. Живот не позволит. Я тяжело вздохнула. Недавнее раздражение в их адрес сменилось обыкновенной женской жалостью. Вот ведь бедняжки!

Прошло время обеда, месье в костюмах разошлись по залам заседаний, солнышко переместилось за мой затылок, а я все сидела, прикрыв глаза, ощущая, как покой и радость передаются мне от самой земли. Не понимала я, зачем вставать, куда-то идти – ведь хорошо так, что счастье ощущается физически. Время от времени я для разнообразия открывала глаза и рассматривала аллеи парка. По дорожкам бродили, держась за руки, бесчисленные пары. От нечего делать я начала за ними наблюдать, но тут же об этом пожалела. Влюбленные окружали друг друга такой бережной, очаровательной нежностью, что глазам было больно на них смотреть – таким ярким светом сияло это неприкрытое счастье. Сердце непроизвольно сжалось и стало обливаться холодной тоской, душу пронзило острое одиночество. Ну и откуда, скажите на милость, прорвалась эта давно уже утопленная в потоках времени сентиментальность? Удовольствие от радости и покоя моментально испарилось: и земля стала вдруг жесткой, и трава – мокрой, и солнце – злым. Я поднялась, отряхнула джинсы и направилась в центр Страсбурга.

Экскурсионные речные трамвайчики отходили от причала Роанского дворца каждые полчаса, как и было написано в путеводителе. Я купила билет, немного побродила по пристани, любуясь на красивые фахверковые домики на противоположном берегу Или, и, не торопясь, зашла на борт. Катер был похож на плоскую стеклянную капсулу, внутри которой разместились рядами обычные пластиковые кресла. Хорошо, что дело близилось к вечеру – в разгар летнего дня здесь можно было бы и зажариться заживо. Правда, когда трамвайчик заглотил в прозрачное чрево всех желающих и тронулся с места, подул ветерок. Стало приятно. Я надела наушники, нашла нужную кнопку, переключилась на русский язык и погрузилась в историю Страсбурга…

В отель я возвращалась уже под вечер, уставшая и посвежевшая. Провести целый день на улицах европейской столицы – все равно что совершить долгую прогулку по сосновому лесу. Это вам не травиться угарными газами и пылью в Москве. Я размечталась. Вот бы переехать сюда когда-нибудь – купить небольшой домик под Страсбургом и начать наконец-то жить. Смотреть фильмы, читать книги, ходить на прогулки. В мире столько интересных книг и хороших фильмов, а я даже не подозреваю об их существовании.

Да, неплохо бы сбыться этой неожиданной мечте. Одна проблема: и деньги, и карьера – все это возможно только в вонючей, безумной и родной Москве. Куда уж нам от ее притяжения?

По дороге я заглянула в первый попавшийся супермаркет величиной с привычный московский «ларек» шаговой доступности. Но, как ни странно, купить здесь можно было все, что душе угодно. А поскольку идти куда-то ужинать одной мне не хотелось, то я и решила устроить себе спокойный вечер в номере перед телевизором – с бутылкой вина и какими-нибудь местными деликатесами. Позарившись на дешевизну, по сравнению с ценой на то же самое в родных магазинчиках для гурманов, и проголодавшись за целый день, я накупила всего: приготовленных в горчичном соусе улиток, разных салатов из морепродуктов, ассорти из местных сыров, фруктов и бутылку белого эльзасского вина «Гевурцтраминер». Можно было, конечно, обойтись привычными «Рислингом», «Токайским» или, наоборот, выбрать редкий «Аксерруа» – где потом его попробуешь, – но захотелось чего-нибудь послаще. И я долго пытала улыбчивую продавщицу на предмет нужной характеристики.

В общем, к отелю я подходила, не рассчитав свои силы, практически как вьючное животное компактного размера: обвешанная с ног до головы пакетами и порядком взмыленная. Да, давно я уже таким вот образом не упражнялась: дома понятия не имела, откуда что берется. Мама и всегда-то у меня была гением домашнего хозяйства, а как вышла на пенсию, так просто переселилась на кухню: беспрестанно радует кулинарными изысками и совершенно никакими проблемами не загружает. А мне когда ими заниматься? Она же прекрасно видит, сколько часов в день я работаю – только на сон немного времени и остается.

Я, само собой, надеялась проскользнуть в номер незамеченной. Как-то не очень удобно было перед администраторшами на ресепшен. Подумают опять, что русские туристы только и занимаются тем, что скупают все подряд во французских магазинах, да еще и на еде экономят: не ходят, как все нормальные люди, в рестораны. Только я порадовалась, что швейцар в дверях куда-то подевался, и собралась просочиться в отель через стеклянные двери, как меня неожиданно окликнули. Вот черт! Я даже вздрогнула всем телом и чуть не выронила от неожиданности все свои пакеты.

– Маргарита Семеновна! – из машины, припаркованной возле самого входа, выскочил Егор и бросился ко мне со всех ног. Первое, что он сделал, – завладел полиэтиленовыми баулами. – Что с вами случилось?! Я уже раз двадцать на ваш мобильный звонил!

– Я гуляла. – Черт его знает, что такое! Не хватало только объясняться перед собственным подчиненным. Я сделала суровое лицо и начальственный голос. – Егор, во-первых, здравствуйте!

Мне удалось, чуть отвернувшись, украдкой смахнуть со лба капли пота.