Дом под снегом (сборник)

– Что ты наделал? – спросила Алена устало, совершенно не надеясь на ответ. Они уже сидели в ночном баре на Невском, куда их доставило сонное такси, и пили джин с тоником. Опьянела Алена невероятно быстро – после первых же глотков: совершенно вылетело из головы, что она не ела ничего с момента завтрака в самолете. Но она намеренно не остановилась и приканчивала уже пятую порцию.

– Ты о чем? – спросил он, внимательно глядя на нее.

– Обо всем! – огрызнулась Алена. Смертельно не хотелось ничего объяснять. – О том, откуда ты взялся на мою голову, о том, что мы не успели на самолет, о том, как ты себя повел.

– Взялся, потому что по-другому не смог, – Вадим, понимая, что сознание Алены уже помутилось от выпитого, старался говорить как можно проще. – Успевать на самолет я и не планировал – у нас заказан отель и билеты на утро. Повел себя так – извини, не смог удержаться. Ты же знаешь, ошибочно считаю тебя своей, и никто ничего не может с этим сделать.

– Почему ошибочно? – Алена, не в состоянии уловить смысл всего сказанного, уцепилась за одно-единственное слово.

– По ряду причин. – Вадим пристально смотрел в ее блуждающие глаза.

– Так, значит, мы никогда не будем по-настоящему вместе? – спросила она.

– Мы и есть по-настоящему вместе, – Вадим устало пожал плечами. – Нужно только уметь радоваться жизни в тех проявлениях, в которых она дарит нам эту возможность.

– А-а-а, – Алена вяло отмахнулась, – начитался Ремарка. Я тоже его люблю, но это не значит, что в жизни все так же, как в книгах.

– Да не читал я Ремарка! – Вадим взял лицо Алены в свои ладони, пытаясь сделать так, чтобы она сфокусировала на нем взгляд. Бесполезно. – Просто других вариантов прожить жизнь по-человечески – нет.

– Есть! – Алена, наконец, посмотрела ему в глаза. – По-человечески как раз есть: либо все, либо ничего. Давай купим тот дом, – выдала она безо всякого перехода.

– Алена, – Вадим посмотрел на нее грустно, – какой еще дом?

– Тот, помнишь? Под снегом, – она мечтательно заулыбалась. – А когда дети вырастут, будем там жить вдвоем.

Вадим убрал ладони с ее лица и отвернулся к сияющему ночными огнями окну. Желтые пятна фонарей расплывались через стекло, и улица выглядела в этом размытом свете необычайно красивой. Продолжать разговор было бессмысленно – вряд ли Алена понимала сейчас, что она говорит. С другой стороны, только в таком состоянии от нее и можно было добиться того, что она на самом деле думает.

– Я не понимаю, о чем ты, – пожаловался Вадим. – Расскажи.

– Господи! – Алена недовольно поморщилась и тяжело вздохнула. – Мы с тобой видели – дом около леса, в огромной снежной шапке. Там еще дымок из печки шел. Ты сказал – картошку в мундире варят.

– Ясно, – Вадим улыбнулся, вспоминая, как они стояли на заснеженной тропинке и любовались лесом и маленькой деревенькой. – А ты его найдешь? Мы ж издалека видели, даже названия деревни не знаем.

– Найду! – Алена уверенно кивнула. – Он там один такой был, заваленный снегом.

– Бог ты мой, – Вадим печально улыбнулся, – ну ты как ребенок! Весна же скоро! Снег-то растает.

Алена взглянула на него сердито, укоризненно покачала головой и стала не моргая смотреть в окно. В помутненном сознании навязчивой мелодией звучала песня Чистякова, и почему-то страшно хотелось плакать. Особенно когда бродящие вразброс и по кругу слова находили фразу «человеку бедному мозг больной свело». После этого голова практически отключилась. Она запомнила только то, что ей было невероятно мерзко – мутило от выпитого и еще от проклятой, вездесущей тоски. Как они добирались до отеля, что она говорила Вадиму, – все это осталось для нее загадкой. Выспаться по-человечески тоже не удалось: на восемь было заказано такси в аэропорт. Оба злые, уставшие и разбитые, они наскоро привели себя в порядок, оделись и вышли под серое питерское небо.

Понемногу приходить в себя Алена начала, только когда самолет плавно оторвался от земли. Вообще, взлеты и посадки действовали на нее неоднозначно: с одной стороны, ей безумно нравились связанные с ними ощущения, с другой – мысли обострялись, в голове крутились обрывки фраз, словно вырванные из какого-нибудь религиозно-философского трактата: «Все вокруг – мелочно, глупо, бессмысленно. Значение имеет только сама жизнь. Судьба человека не зависит от усилий индивидуума, она продиктована свыше». Такое временное понимание устройства мира Алену раздражало, хотя и приводило к моментному умиротворению и покою. Теперь она, охваченная этим новым состоянием, украдкой взглянула на Вадима: за все утро они не сказали друг другу и двух десятков слов. Вадим был явно чем-то крайне недоволен.

– Ты злишься? – Она робко положила свою ладонь ему на колено. Хотелось утешить. – Не надо. Если я чем-то обидела тебя, то неосознанно. Прости.

– Если бы сознательно, на месте бы тебя за такие выходки прибил! – Вывести Вадима из себя было непросто. Но уж если такое случалось, безопаснее всего было спрятаться куда-нибудь на другой край света. Замкнутое пространство салона самолета таких возможностей не предоставляло.

– Вадим, прости меня ради бога, я не специально. Я даже не знаю, о чем ты говоришь! – Алена изо всех сил старалась изобразить невинное выражение и раскаяние на лице. Было это не просто, хотя бы потому, что она действительно не имела ни малейшего понятия, о чем идет речь.

– И не узнаешь! – Вадим повернулся к ней. – Такого унижения мне испытывать еще не приходилось – это ж надо было настолько расчетливо и цинично меня послать!

– Я – тебя?! – Алена искренне удивилась и даже испугалась. – Я и представить себе такого не могу!

– Зато я теперь могу – и в полной мере! – Он отвел глаза и посмотрел куда-то вверх. – Знаешь что?

– Что? – Алена внутренне напряглась, предчувствуя ответный удар.

– Мы с тобой не то что два года, мы с тобой и двух недель не протянем один на один. Поубиваем друг друга. Господи, и откуда ты взялась на мою голову?!

Алена молчала. Не то чтобы были сожаление или обида – нет. Этих чувств она себе в жизни давно не позволяла. Но досада оказалась страшной, невообразимой. Смутно, сквозь туман, она вспомнила, что решила вчера по пьяной лавочке в жизни больше не подпускать к себе Вадима, если только он не найдет выхода из ситуации и не женится на ней. Не назовет ее единственной женщиной в своей жизни. Видимо, всю ночь она со свойственным ей темпераментом занималась тем, что оберегала от Вадима свою честь. Алена покраснела, представив, что именно она могла ему ради такого дела наговорить.

Черт возьми! Ну как же, как она могла так беспомощно, до слез, до боли в груди, влюбиться? Почему позволила чувствам втянуть себя в этот бушующий водоворот, из которого не выбраться, не выплыть? Знала ведь, что хрупкое равновесие в ее жизни, какая-никакая гармония только потому и существуют, что нет никаких чувств. Капли было достаточно, чтобы развалилась эта шаткая конструкция – ее семья. А тут подставили под удар целого моря, жадного, бушующего, клокочущего моря непрошеной любви. Алена тихо всхлипнула. Теперь этот бурный поток, играючи, разрушил всю ее жизнь. Семью, работу, душевный покой. Без высшей цели, без смысла – только для того, чтобы насытить свою бестолковую страсть к разрушению. А Вадим даже не понял того, что сам же натворил! Его волновало мифическое неумение Алены получать удовольствие от жизни. Предаваться телесному пиру во время духовной чумы. И он – тот, кто разнес жизнь ее в щепки, – еще и испытывал унижение за справедливый отказ!

– Я поняла, – Алена говорила почти по слогам.

– Поняла – что?! – Вадим резко схватил ее за руку. – Что я не могу, несмотря на это, отказаться от тебя? Не в состоянии спокойно жить, зная, что ты живешь где-то рядом. Даже если это самое «рядом» – просто один и тот же мир.

– Не выдумывай, – Алена горько усмехнулась. – И отпусти меня. Больно.

На работу они поехали сразу из аэропорта. Алена все время хотела сказать Вадиму что-то очень важное, но так и не смогла понять, что именно. Они вместе вышли из лифта на своем этаже и разошлись в разные стороны по длинному узкому коридору.

В пятницу Вадим улетал в командировку на целых две недели. Они трогательно попрощались, наговорили друг другу море приятных и нежных слов. Вадим уехал, а Алена сидела за своим рабочим столом, то и дело нервно поглядывая на часы. Ровно в 15:00 – время вылета его самолета – она взяла чистый лист бумаги, ручку и написала заявление об уходе. Вышло не с первого раза – слишком отвыкли пальцы выводить рукописный текст, – буквы получались кривыми и непонятными. Пришлось переписать.

К шефу на этот раз она попала на удивление быстро, даже не успела толком продумать, что же говорить. Сидела и мямлила что-то малопонятное. Генеральный внимательно посмотрел ей в глаза, молча взял заявление из рук и подписал. Либо слухи о них с Вадимом до него уже дошли, либо какой-нибудь «благодетель» доложил о бардаке с концертной программой пресловутого «Дня риелтора Санкт-Петербурга». Что ж, оно и к лучшему. Меньше глупых вопросов и меньше никчемных слов. Предстояло отработать, как положено, две недели, чтобы передать дела, и – все. Прощай набивший за десять лет оскомину рынок недвижимости! Ну их к чертовой бабушке, этих риелторов, которых интересуют только собственные непомерные амбиции да рост цены за квадратный метр.

Алена вернулась на свое рабочее место и стала собираться. Письменный стол за четыре года доверху наполнился кучей ненужных вещей, оброс какими-то безделушками, бумагами, книгами. Она тщательно перебрала каждый ящик до последнего – не хотелось случайно оставить преемнику что-нибудь из личных вещей. То же самое предстояло сделать и с памятью компьютера, и с записной книгой корпоративного мобильного телефона.

Две недели прошли спокойно. Алене даже казалось моментами, что для всех она уже умерла: никто не звонил, не приставал с вопросами, не давал никаких заданий. Даже удивительно, насколько быстро распространяется по компании информация, когда не нужно, – о своем уходе она никому, кроме генерального, не говорила. Боялась, что раньше времени узнает Вадим. А может, это было вполне законное затишье после сумасшедшего по форме и содержанию празднования «Дня риелтора Санкт-Петербурга».

В последнюю пятницу Алена заполнила обходной лист, подписала кучу бумаг по передаче «основных средств», ласково проинструктировала вновь принятую начальницу протокольного отдела, вытащила из своего аппарата служебную SIM-карту и отнесла ее связисту. Все. Теперь телефон, до сих пор изредка сотрясаемый нежными сообщениями от Вадима, окончательно замолчал. Алена оделась, посмотрела на офисную комнату в последний раз, попрощалась со своими ребятами и ушла, не дождавшись пресловутых шести часов вечера. Какая, к черту, теперь разница?

С мужем она поговорила в тот же вечер. Не было сил больше ерничать, извиваться и врать – она просто рассказала ему все, как есть. Знала, что причиняет боль, но не могла остановиться. Сергей выслушал ее от начала до конца, причем на удивление спокойно. Без крика, без истерик. Сказал, что сам не собирается подавать на развод. Если Алене очень хочется – пусть она попробует это сделать, но он развода не даст. Нечего дурью маяться – нужно взять себя в руки, все забыть и спокойно воспитывать ребенка. А со временем и другая работа найдется, не хуже прежней. Алена, коротко кивнув, согласилась.

А ночью ни с того ни с сего ей стало плохо. Температура вдруг поднялась, все тело лихорадило и ломило. Голова раскалывалась так, что слезы сами наворачивались на глаза. Алена металась и стонала, комкая под собой супружескую постель. Сережа молча поднялся, принес ей мокрое полотенце на лоб и таблетку парацетамола. К утру Алена уснула. Сквозь тяжелый сон она все время думала о сыне и боялась, как бы Артем от нее не заразился и не заболел. Но потом в голове проскользнула вызванная лихорадочным бредом мысль о том, что дети расплачиваются болезнью за грехи своих родителей, а если раскаяться, то они и не будут болеть. Алена, успокоенная, погрузилась в бессознательное забытье.

В постели она провалялась целых десять дней – состояние было таким мерзким, что хотелось покончить с собой, чтобы прекратить, наконец, эту страшную пытку. Все время ее тошнило, кидало то в жар, то в холод, жалобной болью стонали все косточки и суставы. Врач сказал, что такой в этом году по Москве бродит мерзкий вирус, да еще и куча осложнений в виде гайморитов, синуситов и прочей малоприятной чепухи. Поэтому нужно обязательно долечиться до конца и раньше времени из кровати не вставать. Алена и не вставала – не было сил. Она то и дело проваливалась в тяжелый и влажный от жаркого пота сон. И снилось ей всегда одно и то же: крохотный дом под снегом, в котором у окна сидят двое – Кошка и человек с лицом Вадима. А по стеклу стучит крупными серыми каплями дождь. И Кошка знает, что дождь – это вовсе не дождь, а снег, который тает и стекает с крыши. И почему-то его было невыразимо жаль.

Ссылка для верных жен

Глава I

Все началось с того самого дня, когда Дмитрий Львович захотел купить дом на Кипре.

Елизавета Андреевна была против этой затеи. Ее более чем устраивала их «дача» в Подмосковье – огромный особняк в тысячу квадратных метров. С зимним садом, баней, бассейном, спортзалом. Она бы вообще никуда оттуда не выбиралась – ни зимой, ни летом, – если бы не привычка самой возить дочек в школу, в Москву. В поселке про нее часто сплетничали, называли за глаза «барышней-крестьянкой» и крутили пальцем у виска. А все из-за того, что Елизавета Андреевна никак не могла переложить заботы, связанные с детьми, на прислугу. В школу дочек возила сама, готовила им иногда что-нибудь вкусненькое, уроки проверяла. Казалось бы, какие проблемы – водитель везет, охранник охраняет, кухарка готовит, няня с уроками помогает. Можно спокойно заниматься своими личными делами. Салоны, процедуры, покупки. Когда у тебя ТАКОЙ муж, хочешь не хочешь, а нужно соответствовать. Жена просто обязана транслировать в мир благосостояние семьи, подчеркивая гениальность и исключительность мужчины. Быть эталоном красоты, ухоженности и первичным признаком богатства.

Лиза об этом не задумывалась. Для своих тридцати девяти, не прилагая принятых в ее кругу усилий, выглядела она хорошо. Все ее мысли были о детях. Боялась не заметить, как они вырастут, как станут самостоятельными. Любила до умопомрачения и каждый день просыпалась и засыпала с мыслями о своих прекрасных, разумных, талантливых и невероятно красивых дочерях.

Как бы то ни было, но на покупке дома Дмитрий Львович настоял. Детям полезно море. Воздух там замечательный – не в пример Москве. Страна цивилизованная, да и коттеджик подходящий он уже нашел. Прямо на берегу. Километрах в десяти – не больше – от замечательного спокойного и уютного города Пафос. Можно будет на лето переезжать туда и целых три месяца наслаждаться всеми прелестями курортной жизни: солнцем, морем, прогулками. Отдыхать, ездить в горы – поближе к живительному воздуху расположившихся в вышине сосновых лесов – и путешествовать по кипрским городам. Елизавета Андреевна выслушала все аргументы, задумчиво покивала, тогда как мысли ее были далеко, и махнула на мужа рукой: «хочешь – покупай». Так они и стали счастливыми обладателями ценного объекта недвижимости на Кипре.

Первое лето в новом доме прошло неплохо. Как только занятия в школе закончились, Лиза упаковала чемоданы, собрала детей, мужа, и они все вместе полетели на Кипр. Домик Елизавете Андреевне понравился – не такой большой и не такой помпезный, как в Москве, но вполне милый и даже просторный. Планировка удобная – столовая, гостиная и спальня на первом этаже, плюс три спальни – на втором. Обставлен без особой роскоши, но со вкусом – Дмитрий Львович специально какого-то местного дизайнера нанимал. Так что Лиза осталась довольна, а дети – те так были просто счастливы. Чего ж еще желать?