Луиза: Новое начало. Книга вторая

Он снова улыбнулся, на этот раз шире. Могу поспорить, я был первым ребенком, которого Милтон видел здесь, совсем одного, и который сказал, что пришел сюда по делу.

Я равнодушно пожал плечами. Мне казалось, что я достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно найти кабинет своего отца, но я не хотел грубить Милтону, поэтому согласился. В конце концов, это была его работа – обеспечивать безопасность здания и людей.

– Хорошая камера, – сказал он, ожидая, пока лифт откроется на нужном нам этаже. – Ты любишь фотографию?

Я кивнул, улыбнувшись.

– Да, люблю.

– Думаю, именно ты заменишь своего отца, когда он уйдет в отставку, ведь так?

Я нахмурился, не зная, как ответить на его вопрос.

– Он никогда не говорил мне, что я должен пойти по его стопам.

– Но я уверен, это именно то, чего он ждёт. Погоди, ты вырастешь и захочешь того же.

О, если бы Милтон только знал, что его предсказание однажды сбудется…

– Вот мы и на месте, сэр, – сказал он, как только лифт остановился и двери открылись в просторный холл.

– Кейт! – Позвал он девушку с рыжими волосами, сидевшую за столом в форме полумесяца. – Пришел сын мистера Блэра, чтобы увидеться с ним.

Она кивнула, встала и подошла к нам, широко улыбаясь Милтону. Они были примерно одного возраста, и я видел, что Милтон был рад встрече с Кейт. Я предположил, что именно она была настоящей причиной, по которой он повел меня наверх.

– Уильям, верно? – Спросила Кейт, подойдя ко мне. – Твой отец ждет тебя. Пожалуйста, следуй за мной.

Но перед тем, как сделать это, я повернулся к Милтону и пожелал ему удачного дня.

– Надеюсь, вам здесь понравится, сэр, – сказал он в ответ.

И мне действительно понравилось, так сильно, что я не мог перестать говорить об этом следующую пару недель. Я сидел и ждал, когда мой отец вернется вечером домой только для того, чтобы спросить все, что мог только придумать о компании и о том, как она работала. Некоторое время спустя я понял, что Милтон был прав. Мой отец действительно хотел, чтобы я пошел по его стопам, и хотя я до сих пор бредил фотографией, все же легко мог представить себя однажды сидящим в его большом кожаном кресле…

И вот сегодня я собирался на еще один шаг приблизиться к этой большой мечте, которая вот-вот должна была стать реальностью. Я никогда открыто не говорил, что это было моей мечтой с десяти лет. Я окончил школу, брал уроки фотографии в Париже, которыми, должен признать, я остался очень доволен, но глубоко внутри все, чего я хотел, – это стать им – мужчиной, которого я с гордостью называл своим отцом.

Я до сих пор чувствовал волнение, которое ощутил в тот день, когда впервые пришел в офис своего отца, почти десять лет назад. Но только сегодня присутствовал еще и страх, боязнь не оправдать его ожидания, боязнь неудачи.

Никто не видел, как сильно я нервничал. Толпа вокруг меня была слишком занята решением собственных проблем. Я не винил их. Я был одним из них, со своей жизнью, о которой следовало беспокоиться.

Вдруг что-то привлекло мое внимание. Я присмотрелся и увидел на полу мигающий огонек красного цвета, всего в нескольких шагах от меня. Я замедлил шаг, надеясь, что это было не то, о чем я подумал. Потом я подошел ближе и остановился как вкопанный.

«Это невозможно», – подумал я. Я внимательно осмотрелся вокруг, но казалось, никому не было дела до маленькой девочки, сидевшей на куске картона, с железным браслетом, застегнутым вокруг одной из ее лодыжек. Я заметил красный свет, свет, который сказал обо всем – девочка была из «Рая», худшего места в мире или, скорее даже, ада на земле для детей или любого другого человека, переступившего его порог.

Я тихо выругался. Я знал о «Рае» слишком много, чтобы поверить в то, что этот чертов браслет, также известный как трекер, на лодыжке девочки был всего лишь мерцающим ювелирным украшением. Это было ее проклятье, жестокая реальность, которую она не могла изменить…

Я вспомнил тот день, когда отец впервые рассказал мне о «Рае». Он сказал, что это был приют для детей, в котором вырос и он сам. Он сказал, что это место не было похоже на другие приюты, в которых родители оставляли своих детей потому, что они были им не нужны. Это было место, где должны были храниться секреты. И под секретами я подразумеваю незаконнорожденных детей знаменитых и влиятельных людей, чьи жизни были бы осложнены существованием этого ребенка, ребенка, который не должен был даже родиться. В «Раю» они отслеживали каждый шаг, совершаемый детьми, а когда те становились достаточно взрослыми, чтобы уйти, они отпускали их, чтобы они могли жить так, как те того хотели. Но только некоторые из них могли противостоять жестокости внешнего мира. Лишь немногим удавалось стать теми, кем они хотели стать. Им не разрешалось знать о том, кем были их биологические родители. Многие полагали, что они просто умерли.

Девочке с железнодорожной станции было лет десять, от силы двенадцать. Она была одета в темное пальто, порванное и грязное. Она заметно тряслась, засовывая руки поглубже в карманы пальто. Сомнений не было, она замерзала. Моей первой мыслью было забрать ее со станции, накормить и купить ей новую одежду. Но потом я вспомнил, что отец рассказывал мне о правилах «Рая», и передумал. Девочке нельзя было разговаривать с незнакомцами, а мне нельзя было помогать ей; из-за меня у нее могли быть большие неприятности.

Но было что-то во взгляде ее глаз, что не отпускало меня, – он был ищущим и наивным, но полным надежды. Она посмотрела вниз на пустую шляпу, лежавшую возле ее скрещенных ног, и вздохнула. Никто не остановился и не дал ей и пенни.

Я знал, что мне нужно что-то делать, помочь ей, но я не знал, как это сделать и не стать причиной проблем для нее. Я подошел ближе, заботливо глядя на девочку. Я не хотел пугать ее. И хотя я спешил, я не мог уйти, не поговорив с ней.

Я вытащил бумажник из кармана своего пиджака, открыл его и достал оттуда стодолларовую купюру, надеясь улучшить девочке настроение. Я положил банкноту в ее шляпу и стал ждать. Сначала я подумал, что она не видит меня. Потом она повернула голову к шляпе на земле и тихонько ахнула. Я улыбнулся. Могу поспорить, я был одним из немногих, если не единственным, кто дал ей так много денег.

– Спасибо, – сказала она, глядя на меня снизу вверх. В ее зеленых глазах было так много света, как будто они подсвечивались изнутри.

Я улыбнулся ей в ответ.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Луиза, – ответила она после короткой паузы. Мы оба знали, что ей не следует разговаривать со мной, и я вдруг так возгордился ее маленькой попыткой продемонстрировать то, какой смелой она была.

«Маленький боец», – подумал я. Не знаю откуда, но я каким-то образом знал, что она была не такой, как остальные дети из «Рая». Безграничное волнение, которое я видел в ее взгляде, выдавало гораздо большее, чем она думала. Несомненно, она надеялась, что у нее будет лучшая жизнь, полная радости и вещей, о которых дети из приюта могут только мечтать.

Мое сердце сжалось при одной лишь мысли о том, что я оставлю ее на станции. Она казалось такой маленькой, такой хрупкой. Даже ее громадное пальто не смогло бы защитить и согреть ее.

– Луиза, – тихо повторил я. – Какое красивое имя.

Ее щеки покраснели.

– Спасибо, – пробормотала она, опустив глаза на свои руки. Ее перчатки были все в дырах и выглядели так, будто она носила их лет сто или даже больше, хотя подобное было невозможно, учитывая ее юный возраст.

– Вот, возьми мои перчатки, – сказал я. – Твои выглядят не очень хорошо.

Она замешкалась, внимательно осматриваясь вокруг, очевидно боясь, что кто-то из «Рая» может увидеть ее разговаривающей со мной и принимающей мой маленький подарок.

– Возьми их, тебе они нужны больше, чем мне.

Она кивнула и взяла перчатки.

– Ты ведь не собираешься потратить мою сотню на сладости или мороженое?

Я знал, что она никогда бы так не поступила, даже если бы ее злые наставники позволили ей сохранить деньги.

– Я куплю себе новый шарф, – сказала девочка, удивив меня своими словами. Она спрятала деньги глубоко в карман и снова осмотрелась вокруг. Но вокруг нас было слишком много людей, и никому не было дела до того, что она делает.

– У тебя хватит денег и на покупку нового пальто, – сказал я.

– Я последую вашему совету, сэр.

Я кивнул, а потом снова посмотрел на часы.

– Мне нужно идти. Ты пообещаешь мне кое-что?

– Все, что угодно, – ответила она, снова удивив меня своей смелостью.

– Не позволяй никому делать тебе больно.