Небесная птаха

Дик вышел из комнаты, а Мирабель уселась среди подушек, натянула на себя длинную футболку, откинула одеяло и босиком прошлепала в ванную. Там она уставилась на себя в зеркало, словно и вправду увидела впервые…

Черные волосы были спутанными, но всё такими же шелковистыми. Синие глаза смотрели недоверчиво и хмуро, нежный ротик был слегка приоткрыт, словно его хозяйка пыталась выговорить «Не верю»…

Может быть, Бернингтон прав, и в его словах есть свой резон?

Превратилась в живую мумию, добровольно поставила на себе крест и вот уже год не движется ни вперед, ни назад.

Вперед – чтобы начать новую жизнь. Назад – хотя бы для того, чтобы разобраться с прошлым. Должно же оно когда-нибудь отпустить её? Или же это она сама его не желает отпускать?

Каким образом она, цветущая и юная, когда-то жизнерадостная и весёлая девушка, оказалась в полной изоляции от мира и близких людей? Почему не пытается хоть немного изменить ситуацию к лучшему?

Она осталась одна, совсем одна… Если бы за кружкой воды на днях к ней не занесло пилота, у которого закончился бензин, лежала бы тут без возможности поесть, попить и сказать хоть кому-нибудь, как она себя чувствует…

Заслышав на лестнице легкие шаги авиатора, Мирабель стремглав помчалась в постель и даже успела принять прежнее лежачее положение, прежде чем он появился в комнате.

– Садись, – велел он, – и осторожно: горячее.

…И вот теперь наконец-то она проснулась, ощущая себя относительно здоровой, относительно всех прочих дней, разумеется. Голова больше не болела, за окном было ясное висконсинское утро, слабость в теле прошла, и даже как будто прилив сил появился.

Мирабель осторожно села на кровати. Не почувствовав привычного головокружения, она улыбнулась и поднялась. Сейчас, сейчас она наконец-то примет душ, а еще, конечно, вымоет голову. Сколько дней она ждала этого момента истины! Можно, в принципе, даже ванну принять. Но это дело небыстрое, а если Дик проснется и заявится проведать её прежде, чем она вынырнет из душистой пены, то велик риск нарваться на очередные нотации.

Мирабель захватила нарядный шелковый халатик и отправилась в душ…

5

В честь своего выздоровления Мирабель испекла целую гору золотистых и ароматных блинчиков. Из недр кухонного шкафа был извлечен земляничный конфитюр, и забавная парочка с двойным энтузиазмом принялась за поедание лакомства.

Когда первый голод был утолен, Мирабель спросила сидящего на противоположном конце стола Дика:

– Скажи, а когда ты планируешь улетать?

Дик едва не поперхнулся блинчиком:

– Да как сказать… Сперва я должен убедиться, что с тобой всё будет в порядке. По правде говоря, мне почему-то кажется, что с тобой ничего никогда не будет в окончательном порядке.

Мирабель замерла. Слишком уж это было похоже на… своего рода признание. Но в чем? И… зачем?

– Хотя, конечно, пора бы мне и честь знать, – продолжил Дик, – я в самом деле подзадержался в вашем городке, хоть меня никто и не приглашал.

Мирабель промолчала.

– Скажи, какие у тебя планы на завтрашний день? – Дик щедро намазывал маслом очередной блинчик, а у Мирабель, казалось, подчистую пропал аппетит…

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну, я не знаю. Может быть, у тебя запланированы какие-нибудь сверхважные и неотложные дела. Там, копать картошку, доить коров, гладить бельё, – Дик шутливо подмигнул.

– У меня нет коров, – сердито ответила Мирабель, – и привычки копать картошку тоже нет.

– Как же ты выживаешь здесь, в этом городке, где добрая половина населения занимается фермерским хозяйством?

– Представь себе, как-то выживаю.

– Ладно, это твоё дело, чем ты тут занимаешься. Моей целью было выяснить, не занята ли ты завтра.

– А в чем дело-то?

– Мирабель, – торжественно произнес Дик, – я хочу пригласить тебя полетать со мной.

– Что?! Полетать? Зачем?

– Знаешь, море положительных эмоций, которое ты получишь в полете, наверняка поможет тебе выздороветь окончательно.

– Но я и так хорошо себя чувствую, – воспротивилась Мирабель. – Кроме того, я… ммм… не уверена, что получу от полёта положительные эмоции.

– Вот как?

Дик внимательно и с легкой улыбкой поглядел на неё.

– Ты боишься летать?

– А если и так? Что с того?

– Просто возмутительно. Девушка, которую я хочу прокатить на своём самолетике, оказывается, боится летать.

– Тем лучше, – пожала плечами Мирабель, – значит, тем быстрее ты сможешь отправиться, куда ты там собирался лететь дальше…

Дик не слушал её.

– Я решил поделиться с ней самым бесценным, самым дорогим из того, что я знаю, одним из счастливейших переживаний в этой жизни, а она, оказывается, боится летать!

– Да, боюсь! – взорвалась Мирабель. – Когда мы ехали сюда из Нью-Йорка, я села в самолёт, по уши накачавшись успокоительным, а если бы мне позволили, то накачалась бы и алкоголем! Я боюсь, боюсь, боюсь летать, и единственное, ради чего я села в самолёт тогда – это близкий человек. При этом я не собиралась проделывать обратный путь, учти. Я знала, что мне не придется подвергнуть себя пытке обратной дорогой. А теперь ты предлагаешь мне сесть в твой биплан! Не в комфортный пассажирский самолёт, где стюардессы разносят чай и кофе, а в продуваемый всеми ветрами биплан, который, очень может быть, скоро развалится на ходу!

Улыбка, с которой Дик выслушал гневную тираду Мирабель, была для неё неожиданной. Он поднялся со своего места, обошёл стол, присел перед девушкой на корточки и, взяв её руки в свои, заглянул в глаза.

– Вот поэтому я и хочу, чтобы ты полетела со мной… Пойми, бояться – глупо. С каждым из нас может случиться всё, что угодно, и не в воздухе, не в полёте, а на дороге, на лестнице, в магазине… Если ты полетаешь со мной, ты почувствуешь, что это такое – настоящий полёт. Разве в громадных пассажирских самолётах чувствуешь, как поёт ветер? Разве там можно ощутить движение? Сел и сидишь, а железная птица «везёт» тебя… С таким же успехом, Мирабель, можно прокатиться и на поезде. По уровню комфорта – то же самое. А вот по уровню свободы, радости и ощущения подлинного полёта – ничего похожего ты не найдешь, если попробуешь полететь со мной.

– А стихи ты, случайно, не пишешь?..

* * *

Дрожа от предрассветного холодка, еще не уползшего восвояси под первыми солнечными лучами, Мирабель куталась в замшевую курточку. Она прикидывала так и эдак, подходящим ли образом она вырядилась для полета на биплане, но лучшего варианта, чем оставшийся после ремонта комбинезон в пятнах краски, не нашла.

К тому же Мирабель, как выяснилось, изрядно похудела… Комбинезон, когда-то плотно сидящий на ней, теперь чуть ли не болтался, как на вешалке. А Дик проехался относительно «боевой» расцветки комбинезона:

– Какая бодрая раскраска. Зачем ты собрала на этой несчастной вещи все цвета радуги? Надеешься выманить настоящую радогу из её берлоги? Если это так, то знай, что я против! Я дождь на наш сегодняшний полёт не заказывал.

– Будешь бурчать, я откажусь лететь, – улыбнулась Мирабель.