Высокие ставки

Неприятно. Ужасно неприятно.

Я мрачно сидел, смотрел по телевизору какую-то пьесу и не слышал ни слова. Без четверти десять зазвонил телефон. Я выключил телевизор.

– …Я просто хотел узнать, сэр, как теперь со мной будет.

Раймонд Чайльд. Жокей-стиплер средней руки. Тридцать лет. Довольно серая личность. Ездил он неплохо, но чем чаще я бывал на скачках и чем лучше разбирался в них, тем отчетливее я видел его недостатки. К тому же я был уверен, что Джоди не мог бы так манипулировать моими лошадьми без помощи жокея.

– Я пришлю вам премию за Энерджайза, – сказал я.

Жокеи официально получают процент от суммы приза, но владельцы, которые хотят выразить особую благодарность, часто посылают им дополнительные премии от себя.

– Спасибо, сэр… – Он, похоже, удивился.

– Я ставил на него и выиграл крупную сумму.

– Разве? – Раймонд удивился еще больше. – А Джоди говорил… – Он осекся.

– Я ставил на тотализаторе.

– А-а…

Молчание затянулось. Раймонд прокашлялся. Я ждал.

– Так вот, сэр. Я… э-э… как насчет будущего?

– Мне очень жаль, – сказал я, отчасти даже искренне. – Я благодарен вам за победы, которые вы одерживали. Я пришлю вам премию за Энерджайза. Но в будущем на нем будет ездить жокей, который работает с его новым тренером.

Раймонд ругаться не стал. Он только тяжело вздохнул:

– На самом деле, сэр, я вас понимаю…

Это было почти равносильно признанию. Ответить я ничего не успел – он повесил трубку.

Во вторник одна из моих лошадей должна была участвовать в скачках в Чепстоу, но, поскольку я отказался от услуг Джоди, он не мог ее туда отправить. Все утро я бесцельно бродил по квартире, а днем отправился гулять. Я прошел от Кенсингтон-Гарденс до Тауэра. Холодный, серый, сырой день; над илистыми отмелями, обнажившимися во время отлива, орут чайки. Кофейного цвета река торопится к морю. Я стоял, глядя на Сити с вершины невысокого холма, на котором стоит Тауэр, и думал о тех, кто сложил здесь голову на плахе. Совершенно декабрьское настроение. Я купил пакетик жареных каштанов и поехал домой на автобусе. В среду пришло письмо.

Дорогой мистер Скотт!

Где и когда?

    Александра Уорд

Пятерку она оставила себе.

В четверг вечером три тренера подтвердили, что получили моих лошадей. В пятницу я немного поработал, а в субботу поехал на скачки в Челтенхем. Я, конечно, не думал, что меня встретят овацией, но всеобщей обструкции тоже не ожидал.

Некоторые просто ненавязчиво поворачивались ко мне спиной. Некоторые знакомые, говоря со мной, прятали глаза и при первой возможности спешили удалиться. Репортеры исподтишка следили за мной, тренеры держались настороженно, а Жокейский клуб проявлял холодную враждебность.

Один только Чарли Кентерфильд подошел ко мне, улыбаясь во весь рот, и пожал мне руку.

– У меня что, рога выросли, что ли? – спросил я.

Он расхохотался:

– Вы ударили лежачего. Благородные британцы вам этого не простят.

– Даже если этот лежачий ударил первым?

– Слабейший всегда прав.

Он повел меня в бар.

– Я провел нечто вроде социологического опроса. Процентов десять полагают, что вас тоже стоит выслушать. Процентов десять придерживаются мнения, что вас надо пристрелить. Что пить будете?

– Шотландское виски. Воды и льда не надо. А остальные восемьдесят процентов?

– Столько благородного негодования, что Гринпису хватило бы на несколько месяцев работы. – Он расплатился за выпивку. – Ваше здоровье!

– И вам того же.

– Уляжется, – сказал Чарли.

– Я тоже так думаю.

– На кого бы вы поставили в третьей скачке?

Мы принялись обсуждать сегодняшних фаворитов и о Джоди больше не упоминали. Но потом, когда я остался один, мне стоило большого труда не обращать внимания на всеобщую враждебность. Я поставил по десятке на пару лошадей на тотализаторе и проиграл. Такой уж день выдался.

Весь день мне ужасно хотелось объяснить всем и каждому, что это я был пострадавшей стороной, я, а не Джоди. Но я вспоминал о новых тысячах, которые он непременно вытянет из меня, если я хотя бы заикнусь об этом, и помалкивал.

Гвоздем программы был Квинтус собственной персоной. Он преградил мне путь и громко заявил, что я позорю доброе имя английских скачек. Я подумал, что Квинтус постоянно изъясняется штампами…

– Должен сказать вам одну вещь, – продолжал Квинтус. – Если бы вы не поступили так подло с Джоди, вы были бы избраны членом Жокейского клуба. Мы рассматривали вашу кандидатуру. Но теперь вам этого не предложат – я об этом позабочусь.

Он резко кивнул и отступил в сторону. Я не двинулся с места:

– Это ваш сын поступил подло со мной.

– Да как вы смеете!

– Можете мне поверить.

– Глупости какие! Нестыковка в вашем счете – результат обычного недоразумения. Секретарь ошибся. Если вы посмеете утверждать, что это было нечто иное…

– Знаю, – перебил я. – Он подаст на меня в суд.

– Совершенно верно! Все деньги Джоди заработаны законным путем.

Я ушел. Квинтус пристрастен, но я знал, что от репортеров я получу прямой ответ.